Беглянка изнемогала от усталости. И даже вихрь смятенных мыслей не был способен побороть сон.
Вскоре она увидела милого светловолосого мальчика, прижавшего ее к себе под сенью плакучей ивы на берегу ручья… теплый, ласковый ветерок, летящий по равнинам Северной Каролины. «Я люблю тебя, Китти, – говорит он. – Окажи мне честь… Стань моей женой». И ласковые руки, трепетно ласкавшие ее тело и убиравшиеся прочь, как только разбуженная страсть угрожала перейти опасную черту. «Я так хочу, чтобы у нас все было прекрасно», – повторял он. А она, такая юная и несмышленая, посмела поверить в то, что в жизни исполняются все сокровенные желания.
На смену одному сну пришел другой, и вот уже на нее глядят из-под пушистых ресниц мрачные глаза, глаза цвета булатной стали: твердый, немигающий взгляд сквозь дымку желания… заросшее густой бородой лицо… тугие мускулы, перекатывавшиеся под кожей при каждом движении, когда он тянулся к ней, когда прижимался всей тяжестью сильного тела и возносил на самые вершины блаженства, о которых она не смела помыслить прежде. Губы, что дразнят, губы, что ласкают, лукавые глаза, проворные пальцы, два сердца, бьющиеся в унисон, сотрясаемые экстазом соития два тела: мужчина и женщина, пламя и страсть, любовь и желание, ненависть и отвращение… Он был добрым и нежным, и он же был грубым и жестоким. А эта боль при виде рассекшей бедро ужасной раны, и нелепая перепалка с хирургом, и гнев в ответ на его «благодарность»… Воспоминания, смытые временем, унесенные ветром…
А под конец страшная сцена: два человека дерутся из-за ружья, выстрел, упавшее тело и лужа крови, которую Китти не видела, но угадала каким-то внутренним чутьем. Конец пришел так же, как и начало: в грязи, в земле, в бездне отчаяния и жестокости.
Китти забилась в горестных рыданиях, но тут же ее окликнули по имени, тряся за плечи:
– Китти, очнись! Тебе приснился кошмар. Очнись, пожалуйста!
Она с трудом разлепила веки и увидела холодный серый рассвет. Над вершинами сосен небо расцветили малиновые сполохи. Над ней склонился встревоженный Дэвид:
– Тебе плохо? Я проснулся от твоих криков.
– Прости. – Она неловко вскочила на ноги, горя желанием поскорее отправиться в путь. – Дэвид, давай постараемся как можно скорее найти Натана. Не будем терять ни минуты, – в ее голосе ясно слышались слезы, а в груди бушевала целая буря самых противоречивых чувств. Разобраться в них Китти была бессильна.
Торопливо скатывая одеяла и седлая лошадь, она постоянно чувствовала на себе взгляд Дэвида. В конце концов, Китти не выдержала и едва ли не враждебно спросила:
– Что с тобой, Дэвид? Почему ты так на меня смотришь?
Его губы скривила грустная усмешка.
– Помнишь, я говорил, что догадался о твоей любви к Натану намного раньше самой тебя?
Она кивнула.
– По-моему, мне всегда удавалось понимать тебя лучше, чем ты понимаешь себя сама, Китти.
– К чему ты ведешь, Дэвид?
– Ну, видишь ли, все это время я не могу понять: бежишь ли ты к Натану или удираешь от Тревиса Колтрейна?
Она уже было взялась за луку седла, чтобы вскочить на лошадь, но изумленно обернулась:
– Ты в своем уме? Я люблю Натана. А Тревис Колтрейн, насколько мне известно, теперь мертв, да в любом случае мне он глубоко безразличен. Я же говорила тебе, что он-то и держал меня в плену и не пускал домой.
– Все это мне известно, – кивнул Дэвид. – А еще мне известно, что ты очень упряма, Китти! Ты ни за что не желаешь признаться самой себе в том, что Тревис Колтрейн значит в твоей жизни намного больше, чем ты пытаешься показать. И ты знаешь, что нельзя с уверенностью утверждать, что он мертв. Ты все еще могла бы вернуться туда, Китти.
– Что за чушь! – Она быстро вскочила в седло, едва сдерживая недовольство словами Дэвида. – Поехали лучше, Дэвид! Надо постараться до ночи найти пищу и кров над головой. И как следует обсудить дальнейшее. Хватит тратить время на пустые домыслы!
– Может, тебе все же лучше вернуться? – настаивал Дэвид, все еще медля вскочить в седло и с грустью глядя ей в лицо. – Прошло так много времени, Китти!
– Дэвид, о чем ты говоришь? Что с тобой сегодня? Я же ясно сказала, что хочу отыскать Натана.
– Может, хочешь, а может, и нет. – Он уселся в седло, снова обернулся и заглянул ей в глаза: – Китти, тебе не удастся вернуть прошлое. Натан успел измениться. Ты тоже изменилась. Эта ужасная война перевернула вверх дном целую страну.
– А мне кажется, – колко возразила она, – что это ты изменился до неузнаваемости, Дэвид. Я еще раз повторяю, что больше всего на свете желаю разыскать Натана, и чем скорее, тем лучше.
И так оно, конечно, и есть на самом деле. Тревис для нее ничего не значит. Только откуда взялись эти непрошеные слезы? Откуда это отвратительное чувство, будто от нее оторвали кусочек сердца и рана не перестает кровоточить?
Дэвид, посылая лошадь вперед, крикнул через плечо:
– Запомни, что я сказал, Кити. Нравится тебе или нет, но для меня твои мысли никогда не были загадкой. А сейчас ты притворяешься и скорее всего потом будешь раскаиваться.
– Я ни за что с тобой не соглашусь, да и Натан тоже! – Ее все больше раздражало недоверие Дэвида. – Ты знаешь: я люблю Натана. Сам же говорил, что догадался об этом прежде меня. А теперь ведешь себя так, словно намерен мне помешать найти его!
Упрямо вскинув подбородок, Китти пришпорила своего коня. Дэвид сам не знает, что несет. Она спешит к той цели, о которой мечтала всю жизнь, прочь от человека, мешавшего эту цель достичь. Ее существование стало сущим адом с того злополучного дня душным летом 1861 года. Но вот теперь, слава Богу, худшее миновало.
Жизнь оказалась холодной и безжалостной – и изменила Китти по своему подобию. Погоняя лошадь, с трудом пробиравшуюся через снежные заносы в горах Теннесси, направляясь в Виргинию – и к Натану, если повезет, – Китти думала о том, что никакая стужа не сравнится с вселенским холодом, сковавшим ее душу.
Глава 26
Дэвид был прав, утверждая, что ни у кого не вызовет подозрений однорукий мужчина, путешествовавший вдвоем с женщиной. Они казались мужем и женой, которых сняла с места война, и вот теперь они едут в поисках новой жизни и сами не знают толком, где ее начнут. Главное – оказаться как можно дальше от ужасов и жестокости войны.
Однако само по себе путешествие выдалось не из легких, и к тому же с самого начала погода было отвратительной. Иной раз удавалось преодолеть всего несколько миль, прежде чем лютый холод заставлял искать крышу над головой. И отнюдь не всегда местные жители были гостеприимны настолько, чтобы приютить на ночь незнакомую пару. Чаще приходилось ночевать у костра под открытым небом. Припасы были на исходе, и оба путника казались слабыми и изможденными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
Вскоре она увидела милого светловолосого мальчика, прижавшего ее к себе под сенью плакучей ивы на берегу ручья… теплый, ласковый ветерок, летящий по равнинам Северной Каролины. «Я люблю тебя, Китти, – говорит он. – Окажи мне честь… Стань моей женой». И ласковые руки, трепетно ласкавшие ее тело и убиравшиеся прочь, как только разбуженная страсть угрожала перейти опасную черту. «Я так хочу, чтобы у нас все было прекрасно», – повторял он. А она, такая юная и несмышленая, посмела поверить в то, что в жизни исполняются все сокровенные желания.
На смену одному сну пришел другой, и вот уже на нее глядят из-под пушистых ресниц мрачные глаза, глаза цвета булатной стали: твердый, немигающий взгляд сквозь дымку желания… заросшее густой бородой лицо… тугие мускулы, перекатывавшиеся под кожей при каждом движении, когда он тянулся к ней, когда прижимался всей тяжестью сильного тела и возносил на самые вершины блаженства, о которых она не смела помыслить прежде. Губы, что дразнят, губы, что ласкают, лукавые глаза, проворные пальцы, два сердца, бьющиеся в унисон, сотрясаемые экстазом соития два тела: мужчина и женщина, пламя и страсть, любовь и желание, ненависть и отвращение… Он был добрым и нежным, и он же был грубым и жестоким. А эта боль при виде рассекшей бедро ужасной раны, и нелепая перепалка с хирургом, и гнев в ответ на его «благодарность»… Воспоминания, смытые временем, унесенные ветром…
А под конец страшная сцена: два человека дерутся из-за ружья, выстрел, упавшее тело и лужа крови, которую Китти не видела, но угадала каким-то внутренним чутьем. Конец пришел так же, как и начало: в грязи, в земле, в бездне отчаяния и жестокости.
Китти забилась в горестных рыданиях, но тут же ее окликнули по имени, тряся за плечи:
– Китти, очнись! Тебе приснился кошмар. Очнись, пожалуйста!
Она с трудом разлепила веки и увидела холодный серый рассвет. Над вершинами сосен небо расцветили малиновые сполохи. Над ней склонился встревоженный Дэвид:
– Тебе плохо? Я проснулся от твоих криков.
– Прости. – Она неловко вскочила на ноги, горя желанием поскорее отправиться в путь. – Дэвид, давай постараемся как можно скорее найти Натана. Не будем терять ни минуты, – в ее голосе ясно слышались слезы, а в груди бушевала целая буря самых противоречивых чувств. Разобраться в них Китти была бессильна.
Торопливо скатывая одеяла и седлая лошадь, она постоянно чувствовала на себе взгляд Дэвида. В конце концов, Китти не выдержала и едва ли не враждебно спросила:
– Что с тобой, Дэвид? Почему ты так на меня смотришь?
Его губы скривила грустная усмешка.
– Помнишь, я говорил, что догадался о твоей любви к Натану намного раньше самой тебя?
Она кивнула.
– По-моему, мне всегда удавалось понимать тебя лучше, чем ты понимаешь себя сама, Китти.
– К чему ты ведешь, Дэвид?
– Ну, видишь ли, все это время я не могу понять: бежишь ли ты к Натану или удираешь от Тревиса Колтрейна?
Она уже было взялась за луку седла, чтобы вскочить на лошадь, но изумленно обернулась:
– Ты в своем уме? Я люблю Натана. А Тревис Колтрейн, насколько мне известно, теперь мертв, да в любом случае мне он глубоко безразличен. Я же говорила тебе, что он-то и держал меня в плену и не пускал домой.
– Все это мне известно, – кивнул Дэвид. – А еще мне известно, что ты очень упряма, Китти! Ты ни за что не желаешь признаться самой себе в том, что Тревис Колтрейн значит в твоей жизни намного больше, чем ты пытаешься показать. И ты знаешь, что нельзя с уверенностью утверждать, что он мертв. Ты все еще могла бы вернуться туда, Китти.
– Что за чушь! – Она быстро вскочила в седло, едва сдерживая недовольство словами Дэвида. – Поехали лучше, Дэвид! Надо постараться до ночи найти пищу и кров над головой. И как следует обсудить дальнейшее. Хватит тратить время на пустые домыслы!
– Может, тебе все же лучше вернуться? – настаивал Дэвид, все еще медля вскочить в седло и с грустью глядя ей в лицо. – Прошло так много времени, Китти!
– Дэвид, о чем ты говоришь? Что с тобой сегодня? Я же ясно сказала, что хочу отыскать Натана.
– Может, хочешь, а может, и нет. – Он уселся в седло, снова обернулся и заглянул ей в глаза: – Китти, тебе не удастся вернуть прошлое. Натан успел измениться. Ты тоже изменилась. Эта ужасная война перевернула вверх дном целую страну.
– А мне кажется, – колко возразила она, – что это ты изменился до неузнаваемости, Дэвид. Я еще раз повторяю, что больше всего на свете желаю разыскать Натана, и чем скорее, тем лучше.
И так оно, конечно, и есть на самом деле. Тревис для нее ничего не значит. Только откуда взялись эти непрошеные слезы? Откуда это отвратительное чувство, будто от нее оторвали кусочек сердца и рана не перестает кровоточить?
Дэвид, посылая лошадь вперед, крикнул через плечо:
– Запомни, что я сказал, Кити. Нравится тебе или нет, но для меня твои мысли никогда не были загадкой. А сейчас ты притворяешься и скорее всего потом будешь раскаиваться.
– Я ни за что с тобой не соглашусь, да и Натан тоже! – Ее все больше раздражало недоверие Дэвида. – Ты знаешь: я люблю Натана. Сам же говорил, что догадался об этом прежде меня. А теперь ведешь себя так, словно намерен мне помешать найти его!
Упрямо вскинув подбородок, Китти пришпорила своего коня. Дэвид сам не знает, что несет. Она спешит к той цели, о которой мечтала всю жизнь, прочь от человека, мешавшего эту цель достичь. Ее существование стало сущим адом с того злополучного дня душным летом 1861 года. Но вот теперь, слава Богу, худшее миновало.
Жизнь оказалась холодной и безжалостной – и изменила Китти по своему подобию. Погоняя лошадь, с трудом пробиравшуюся через снежные заносы в горах Теннесси, направляясь в Виргинию – и к Натану, если повезет, – Китти думала о том, что никакая стужа не сравнится с вселенским холодом, сковавшим ее душу.
Глава 26
Дэвид был прав, утверждая, что ни у кого не вызовет подозрений однорукий мужчина, путешествовавший вдвоем с женщиной. Они казались мужем и женой, которых сняла с места война, и вот теперь они едут в поисках новой жизни и сами не знают толком, где ее начнут. Главное – оказаться как можно дальше от ужасов и жестокости войны.
Однако само по себе путешествие выдалось не из легких, и к тому же с самого начала погода было отвратительной. Иной раз удавалось преодолеть всего несколько миль, прежде чем лютый холод заставлял искать крышу над головой. И отнюдь не всегда местные жители были гостеприимны настолько, чтобы приютить на ночь незнакомую пару. Чаще приходилось ночевать у костра под открытым небом. Припасы были на исходе, и оба путника казались слабыми и изможденными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132