Рапп едва успел повернуться лицом к казакам, как один из них с такой силой вонзил копье в лошадь, что поверг ее на землю. В ту же минуту вся лава, пересекая дорогу, устремилась на богатый обоз, опрокидывая людей, лошадей, экипажи. Тем временем из Городни подоспели конвойные драгуны и конные гренадеры. Вместе со свитой императора они атаковали донцов и принудили их отступить. После тревоги Наполеон продолжал путь к Малоярославцу, снова обозревал поле сражения и русскую позицию, но на сей раз не сделал никаких распоряжений к бою.
Бездействие противника привело Кутузова к заключению, что Наполеон имеет новые замыслы и что, не успев при Малоярославце пробиться на Калугу, он, вероятно, хочет открыть себе путь через Медынь на Юхнов.
Фельдмаршал еще более укрепился в этом мнении, получив известие о появлении на Медынской дороге авангарда Понятовского. Желая предупредить Наполеона со стороны Медыни и в то же время не упустить из виду новую Калужскую дорогу, он приказал войскам в ночь на 14 октября отойти на Детчино, а затем еще дальше, к Полотняному Заводу.
Перед вечером в ставку прискакал Ермолов, уставший, осунувшийся после трех суток сражений, но с неукротимой жаждой продолжать бой. Кутузов, указывая на него генералам, воскликнул с довольным лицом:
– Еще этому орлу я полета не даю!..
– Неужто мы опять отступаем? – спросил Ермолов.
Он принялся горячо убеждать Кутузова не покидать позиции перед Малоярославцем, доказывая, что ничто не обнаруживает готовности французов к наступательным действиям: с начала дня артиллерия подкреплений не получала, и можно предполагать, что город занят одним авангардом.
– Не от Наполеона следует ожидать безрассудной решительности, – говорил Ермолов. – Позиции нашей армии выгодны, а неприятель никогда не решится принять бой в городе, имея позади неудобные спуски к реке, пагубные в случае неудачи, и мосты, на которые нацелены наши пушки. Армия наша превосходит неприятеля в силах. Кавалерия свежа и в хорошем состоянии, а у французов большой в ней недостаток…
– Голубчик, все равно надобно идти, – возразил на это Кутузов.
– Если уж отступать, то на малое расстояние. Только на Медынь, – предложил тогда Ермолов.
– Как же можно двигаться в виду неприятельской армии? – не согласился с ним главнокомандующий.
– Но ведь опасности никакой нет, – горячился начальник главного штаба. – Атаман Платов захватил на той стороне реки орудия и не встретил большого сопротивления. Нам нечего бояться!..
– Я люблю говорить с тобою, – с ласковой непреклонностью заметил Кутузов, давая тем понять, что спор окончен, – ибо никогда обстоятельства не представляются тебе в худом виде. Но потерпи. Очень скоро мы пойдем за Наполеоном. И не пешком, а бегом…
Фельдмаршал ясно видел, что стоять долее при Малоярославце не было причины. Позиция у Детчина была крепче, и расстояние от нее к Медынской дороге вдвое ближе, нежели от Малоярославца. Коль скоро Кутузов приближался к Медынской дороге и потом выходил на нее, Наполеону не оставалось ничего другого, как отходить на Можайск, Гжатск и Вязьму, по пепелищам сожженных городов и селений, где не было никаких запасов и где его ожидал голод.
9
Приказ по армии фельдмаршала Голенищева-Кутузова:
«Наполеон, не усматривая впереди ничего другого, кроме продолжения ужасной народной войны, способной в краткое время уничтожить всю его армию, видя в каждом жителе воина, общую непреклонность на все его обольщения, решимость всех сословий грудью стоять за любезное Отечество, постигнув наконец всю суетность дерзкой мысли: одним занятием Москвы поколебать Россию, – предпринял поспешное отступление вспять. Теперь мы преследуем силы его, когда в то же время другие наши армии снова заняли край Литовский и будут содействовать нам к конечному истреблению врага, дерзнувшего угрожать России. В бегстве своем оставляет он обозы, взрывает ящики с снарядами и покидает сокровища, из храмов Божиих похищенные. Уже Наполеон слышит ропот в рядах своего воинства, уже начались там побеги, голод и беспорядки всякого рода. Уже слышен нам глас Всеавгустейшего Монарха, который взывает: „Потушите кровию неприятельскою пожар Московский!“ Воины! потщимся выполнить сие, и Россия нами будет довольна, и прочный мир водворится в неизмеримых ее пределах. Бог поможет нам в том, добрые солдаты Русские!»
10
Ночью 14 октября возвратился Ермолов в главную квартиру. В тот день дивизионный генерал Бахметьев 1-й давал обед в честь корпусного своего командира Александра Ивановича Остермана-Толстого. Празднество было устроено на свежем воздухе, произносилось множество тостов, и Ермолов вопреки своей обычной умеренности их поддерживал. После окончания обеда Алексей Петрович был внезапно вызван к Кутузову, который встретил его словами:
– Милорадович доносит, что Малоярославец оставлен неприятелем и занят нашим авангардом… Наполеон с армией в пяти верстах за городом…
Ермолов в ответ напомнил, что просьба его не отходить к Калуге оставлена без внимания.
Как бы не слыша и глядя единственным глазом куда-то вдаль, Кутузов принялся рассуждать:
– Неприятеля наблюдают теперь одни передовые казачьи посты. Милорадович приказал барону Корфу с кавалерийским корпусом и донскими полками генерала Карпова, по исправлении мостов через Лужу, следовать за французами. Корпусам же Остермана и князя Долгорукого вовсе не сделал назначения…
Фельдмаршал, зорко всматриваясь в Ермолова снизу, сказал:
– Отправляйся теперь же к Милорадовичу. Собери все сведения, назначь приличное направление войскам и Милорадовичу объяви на то мое повеление. Мне обо всем давай знать подробно. Впредь до особого приказания оставайся у Милорадовича! – Он положил ему руку на плечо и добавил: – Ты знаешь, голубчик, что в рапорте не все можно писать. И потому уведомляй меня просто записками. Движение армии я буду согласовывать с действиями авангарда…
– Ваша светлость, – радуясь новому делу, отвечал Ермолов, – раз уж открылось решительное отступление Наполеона, полезно усилить авангард. Прошу выделить ему в помощь пехотную дивизию генерала Паскевича.
– Отдай Паскевичу приказ моим именем, – разрешил Кутузов. – И да хранит тебя Бог!..
Наполеон шел так поспешно, что направление его отхода угадать было нелегко. Однако близ Медыни Ермолов получил сведения, что Платов преследует французов по Смоленской дороге, что он атаковал неприятеля с фланга и отбил у него у Колоцкого монастыря двадцать пять орудий. Стало ясно, что Наполеон стремится покинуть Россию, и надо было не допустить французов в неразоренные губернии.
Ермолов тотчас отправил донесение о необходимости главной армии двигаться кратчайшим путем на Вязьму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
Бездействие противника привело Кутузова к заключению, что Наполеон имеет новые замыслы и что, не успев при Малоярославце пробиться на Калугу, он, вероятно, хочет открыть себе путь через Медынь на Юхнов.
Фельдмаршал еще более укрепился в этом мнении, получив известие о появлении на Медынской дороге авангарда Понятовского. Желая предупредить Наполеона со стороны Медыни и в то же время не упустить из виду новую Калужскую дорогу, он приказал войскам в ночь на 14 октября отойти на Детчино, а затем еще дальше, к Полотняному Заводу.
Перед вечером в ставку прискакал Ермолов, уставший, осунувшийся после трех суток сражений, но с неукротимой жаждой продолжать бой. Кутузов, указывая на него генералам, воскликнул с довольным лицом:
– Еще этому орлу я полета не даю!..
– Неужто мы опять отступаем? – спросил Ермолов.
Он принялся горячо убеждать Кутузова не покидать позиции перед Малоярославцем, доказывая, что ничто не обнаруживает готовности французов к наступательным действиям: с начала дня артиллерия подкреплений не получала, и можно предполагать, что город занят одним авангардом.
– Не от Наполеона следует ожидать безрассудной решительности, – говорил Ермолов. – Позиции нашей армии выгодны, а неприятель никогда не решится принять бой в городе, имея позади неудобные спуски к реке, пагубные в случае неудачи, и мосты, на которые нацелены наши пушки. Армия наша превосходит неприятеля в силах. Кавалерия свежа и в хорошем состоянии, а у французов большой в ней недостаток…
– Голубчик, все равно надобно идти, – возразил на это Кутузов.
– Если уж отступать, то на малое расстояние. Только на Медынь, – предложил тогда Ермолов.
– Как же можно двигаться в виду неприятельской армии? – не согласился с ним главнокомандующий.
– Но ведь опасности никакой нет, – горячился начальник главного штаба. – Атаман Платов захватил на той стороне реки орудия и не встретил большого сопротивления. Нам нечего бояться!..
– Я люблю говорить с тобою, – с ласковой непреклонностью заметил Кутузов, давая тем понять, что спор окончен, – ибо никогда обстоятельства не представляются тебе в худом виде. Но потерпи. Очень скоро мы пойдем за Наполеоном. И не пешком, а бегом…
Фельдмаршал ясно видел, что стоять долее при Малоярославце не было причины. Позиция у Детчина была крепче, и расстояние от нее к Медынской дороге вдвое ближе, нежели от Малоярославца. Коль скоро Кутузов приближался к Медынской дороге и потом выходил на нее, Наполеону не оставалось ничего другого, как отходить на Можайск, Гжатск и Вязьму, по пепелищам сожженных городов и селений, где не было никаких запасов и где его ожидал голод.
9
Приказ по армии фельдмаршала Голенищева-Кутузова:
«Наполеон, не усматривая впереди ничего другого, кроме продолжения ужасной народной войны, способной в краткое время уничтожить всю его армию, видя в каждом жителе воина, общую непреклонность на все его обольщения, решимость всех сословий грудью стоять за любезное Отечество, постигнув наконец всю суетность дерзкой мысли: одним занятием Москвы поколебать Россию, – предпринял поспешное отступление вспять. Теперь мы преследуем силы его, когда в то же время другие наши армии снова заняли край Литовский и будут содействовать нам к конечному истреблению врага, дерзнувшего угрожать России. В бегстве своем оставляет он обозы, взрывает ящики с снарядами и покидает сокровища, из храмов Божиих похищенные. Уже Наполеон слышит ропот в рядах своего воинства, уже начались там побеги, голод и беспорядки всякого рода. Уже слышен нам глас Всеавгустейшего Монарха, который взывает: „Потушите кровию неприятельскою пожар Московский!“ Воины! потщимся выполнить сие, и Россия нами будет довольна, и прочный мир водворится в неизмеримых ее пределах. Бог поможет нам в том, добрые солдаты Русские!»
10
Ночью 14 октября возвратился Ермолов в главную квартиру. В тот день дивизионный генерал Бахметьев 1-й давал обед в честь корпусного своего командира Александра Ивановича Остермана-Толстого. Празднество было устроено на свежем воздухе, произносилось множество тостов, и Ермолов вопреки своей обычной умеренности их поддерживал. После окончания обеда Алексей Петрович был внезапно вызван к Кутузову, который встретил его словами:
– Милорадович доносит, что Малоярославец оставлен неприятелем и занят нашим авангардом… Наполеон с армией в пяти верстах за городом…
Ермолов в ответ напомнил, что просьба его не отходить к Калуге оставлена без внимания.
Как бы не слыша и глядя единственным глазом куда-то вдаль, Кутузов принялся рассуждать:
– Неприятеля наблюдают теперь одни передовые казачьи посты. Милорадович приказал барону Корфу с кавалерийским корпусом и донскими полками генерала Карпова, по исправлении мостов через Лужу, следовать за французами. Корпусам же Остермана и князя Долгорукого вовсе не сделал назначения…
Фельдмаршал, зорко всматриваясь в Ермолова снизу, сказал:
– Отправляйся теперь же к Милорадовичу. Собери все сведения, назначь приличное направление войскам и Милорадовичу объяви на то мое повеление. Мне обо всем давай знать подробно. Впредь до особого приказания оставайся у Милорадовича! – Он положил ему руку на плечо и добавил: – Ты знаешь, голубчик, что в рапорте не все можно писать. И потому уведомляй меня просто записками. Движение армии я буду согласовывать с действиями авангарда…
– Ваша светлость, – радуясь новому делу, отвечал Ермолов, – раз уж открылось решительное отступление Наполеона, полезно усилить авангард. Прошу выделить ему в помощь пехотную дивизию генерала Паскевича.
– Отдай Паскевичу приказ моим именем, – разрешил Кутузов. – И да хранит тебя Бог!..
Наполеон шел так поспешно, что направление его отхода угадать было нелегко. Однако близ Медыни Ермолов получил сведения, что Платов преследует французов по Смоленской дороге, что он атаковал неприятеля с фланга и отбил у него у Колоцкого монастыря двадцать пять орудий. Стало ясно, что Наполеон стремится покинуть Россию, и надо было не допустить французов в неразоренные губернии.
Ермолов тотчас отправил донесение о необходимости главной армии двигаться кратчайшим путем на Вязьму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133