Они запивали завтрак кашасой, которой их угостил адвокат и ветрогон Элвесио Маркес. Они немного засиделись и чуть не бегом направились в гостиницу, где поэт нацепил галстук, после чего они пошли прямо к Рамиро. Хотя Жозуэ и обратил внимание своих спутников на необычное оживление на улицах, но те не придали этому особого значения. Между тем Ари Сантос, сидевший в баре, решил, что приглашение, очевидно, отменено, и не пошел к Бастосам.
Нельзя сказать, чтобы обед прошел весело, все были чем-то озабочены, разговор не клеился. Хозяева оправдывались тем, что утром полковнику было плохо.
Сыновья не хотели, чтобы он вышел к столу, но Рамиро настоял, хотя и не стал ничего есть. Тонико был необычно молчалив, и Алфредо не удавалось поддерживать разговор, он был очень рассеян. У его жены, которая отдавала приказания прислуге, словно от слез, покраснели глаза. Гостей занимала Жеруза, она же подталкивала отца, когда к нему обращались. Жеруза беседовала с поэтом и доктором, а Рамиро невозмутимо расспрашивал Жозуэ об учениках колледжа Эноха.
Время от времени разговор замирал, тогда Рамиро и Жеруза снова его оживляли. В один из таких моментов между девушкой и поэтом завязался диалог, о котором потом рассказывали в барах.
– Вы женаты, сеньор Аржилеу? - любезно спросила Жеруза.
– Нет, сеньорита, - ответил поэт своим громовым голосом.
– Вдовец? Бедный... Грустно, наверно, быть одному.
– Нет, сеньорита. Я не вдовец...
– Так вы еще холостой? Вам пора жениться, доктор Аржилеу.
– Я и не холостой, сеньорита.
Недоумевавшая Жеруза наивно настаивала:
– Но кто же вы тогда, сеньор Аржилеу?
– Сожитель, сеньорита, - ответил он, склонив голову.
Это было так неожиданно, что Тонико, молчаливый и грустный в этот вечер, разразился хохотом. Рамиро строго взглянул на него. Жеруза уставилась в тарелку, а поэт продолжал есть. Жозуэ едва удерживался от смеха. Спас положение доктор, рассказав поэту историю семьи Авила.
К концу обеда пришел Амансио Леал. И только тут доктор почувствовал, что произошло что-то очень важное. Амансио явно удивился, увидев его тут, и выжидательно умолк. Бастосы тоже молчали. Наконец Рамиро задал вопрос:
– Ну, как результат операции?
– Похоже, что ему удастся спастись. Во всяком случае, так говорят.
– Кому? - поинтересовался доктор. - Так вы ничего не знаете?
– Мы пришли к вам прямо от Элвесио.
– Стреляли в полковника Аристотелеса.
– В Итабуне?
– Здесь, в Ильеусе.
– Почему?
– А кто его знает...
– Кто стрелял?
– Неизвестно. Кажется, какой-то жагунсо. Он убежал.
Доктор, который не читал в тот день газет и ни о чем не знал, выразил сожаление:
– Печальная история... Он ведь был вашим другом, полковник, не так ли?
Рамиро опустил голову. Обед закончился уныло, после того как поэт продекламировал Жерузе несколько стихотворений. Молчание было настолько тягостным, что Жозуэ и доктор решили уйти. Хорошо пообедавший поэт хотел еще посидеть, попивая коньяк, но друзья уговорили его. Когда они вышли, Аржилеу пожаловался:
– К чему такая спешка? Воспитанные люди, превосходный коньяк...
– Бастосы хотели остаться одни, - А что, черт возьми, случилось?
Это они узнали только в баре. Доктор поспешил в больницу, а знаменитый поэт возмущался:
– Какого дьявола они послали убийцу именно сегодня, когда меня пригласили на обед? Как будто не могли выбрать другой день.
– Дело не терпело отлагательства, - объяснил ему Жоан Фулженсио.
Посетители входили и выходили. Кто-то рассказал, что холм Уньан оцеплен, что всюду производятся обыски, что началась большая охота на негра, которого добудут живым или мертвым. Люди, приехавшие из Итабуны, и жагунсо, высадившиеся с грузовиков, обещали, что не вернутся без головы бандита и покажут ее всему городу. Приходили и те, кто побывал в больнице.
Аристотелес спит, а доктор Лопес сказал, что какие-либо прогнозы делать еще рано. Пуля задела легкое.
Насиб тоже ходил к подножию склона посмотреть, как окружают холм. Он рассказал новости Габриэле и доне Арминде, которые еще не знали причины переполоха.
– Хотели убить префекта Итабуны, полковника Аристотелеса, но только ранили. Он сейчас в больнице, почти при смерти. Говорят, что действовали люди полковника Рамиро Бастоса, или Амансио, или Мелка, впрочем, это одно и то же. Жагунсо скрылся на холме. Но он не убежит - за ним охотятся человек тридцать. И если его поймают...
– Что тогда? Его арестуют? - поинтересовалась Габриэла.
– Арестуют? Судя по разговорам, его голову отвезут в Итабуну. Даже полицейского комиссара прогнали.
Комиссар в сопровождении солдата появился со стороны порта, откуда стрелял негр. Вооруженные люди охраняли подъем на холм. Комиссар хотел подняться, но ему не позволили.
– Здесь прохода нет.
Комиссар был в форме, с лейтенантскими погонами.
Ему преградил дорогу самоуверенный молодой человек с револьвером в руке. Лейтенант спросил:
– Кто вы, сеньор?
– Я секретарь итабунской префектуры, Америке Матос, если вам угодно знать мое имя.
– А я комиссар ильеусской полиции. Я должен арестовать преступника.
Рядом с юношей стояли пять вооруженных жагунсо.
– Арестовать? Не смешите! Если вы хотите кого-то арестовать, вам незачем забираться на холм. Арестуйте полковника Рамиро и этих сволочей Амансио Леала и Мелка Тавареса или Блондинчика. Тут вам делать нечего, у вас и без того достаточно дел в городе.
По его знаку жагунсо подняли ружья. Молодой человек добавил:
– Господин комиссар, уходите, если вам дорога жизнь.
Лейтенант быстро оглянулся, солдат уже исчез.
– Ну, вы еще обо мне услышите. - Лейтенант повернул назад.
Все подъемы на холм охранялись. Их было три: два со стороны порта и один со стороны моря, где находился дом Насиба. Более трех десятков вооруженных жагунсо из Итабуны и Ильеуса рыскали по холму, прочесывали реденькие рощи и частые заросли кустарника, заходили в дома бедняков и переворачивали там все вверх дном. Слухи становились все более тревожными.
В "Везувии" каждую минуту появлялся кто-нибудь с очередной новостью. Рассказывали, что полиция взяла под охрану дом полковника Рамиро, где заперлись сам полковник, его сыновья и его самые преданные друзья, в том числе Амансио и Мелк. Но это оказалось выдумкой, ибо Амансио пришел в бар несколько минут спустя, а Мелк вообще не уезжал с плантации. Два раза распространялся слух о смерти Аристотелеса. Говорили, будто Мундиньо запросил подкрепление у полковника Алтино Брандана и отправил свой автомобиль за Рибейриньо. Слухи, один абсурднее другого, распространялись в течение нескольких минут, увеличивали беспокойство и тут же сменялись новыми.
Приход Амансио встретили с удивлением. Своим неизменно мягким голосом он произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Нельзя сказать, чтобы обед прошел весело, все были чем-то озабочены, разговор не клеился. Хозяева оправдывались тем, что утром полковнику было плохо.
Сыновья не хотели, чтобы он вышел к столу, но Рамиро настоял, хотя и не стал ничего есть. Тонико был необычно молчалив, и Алфредо не удавалось поддерживать разговор, он был очень рассеян. У его жены, которая отдавала приказания прислуге, словно от слез, покраснели глаза. Гостей занимала Жеруза, она же подталкивала отца, когда к нему обращались. Жеруза беседовала с поэтом и доктором, а Рамиро невозмутимо расспрашивал Жозуэ об учениках колледжа Эноха.
Время от времени разговор замирал, тогда Рамиро и Жеруза снова его оживляли. В один из таких моментов между девушкой и поэтом завязался диалог, о котором потом рассказывали в барах.
– Вы женаты, сеньор Аржилеу? - любезно спросила Жеруза.
– Нет, сеньорита, - ответил поэт своим громовым голосом.
– Вдовец? Бедный... Грустно, наверно, быть одному.
– Нет, сеньорита. Я не вдовец...
– Так вы еще холостой? Вам пора жениться, доктор Аржилеу.
– Я и не холостой, сеньорита.
Недоумевавшая Жеруза наивно настаивала:
– Но кто же вы тогда, сеньор Аржилеу?
– Сожитель, сеньорита, - ответил он, склонив голову.
Это было так неожиданно, что Тонико, молчаливый и грустный в этот вечер, разразился хохотом. Рамиро строго взглянул на него. Жеруза уставилась в тарелку, а поэт продолжал есть. Жозуэ едва удерживался от смеха. Спас положение доктор, рассказав поэту историю семьи Авила.
К концу обеда пришел Амансио Леал. И только тут доктор почувствовал, что произошло что-то очень важное. Амансио явно удивился, увидев его тут, и выжидательно умолк. Бастосы тоже молчали. Наконец Рамиро задал вопрос:
– Ну, как результат операции?
– Похоже, что ему удастся спастись. Во всяком случае, так говорят.
– Кому? - поинтересовался доктор. - Так вы ничего не знаете?
– Мы пришли к вам прямо от Элвесио.
– Стреляли в полковника Аристотелеса.
– В Итабуне?
– Здесь, в Ильеусе.
– Почему?
– А кто его знает...
– Кто стрелял?
– Неизвестно. Кажется, какой-то жагунсо. Он убежал.
Доктор, который не читал в тот день газет и ни о чем не знал, выразил сожаление:
– Печальная история... Он ведь был вашим другом, полковник, не так ли?
Рамиро опустил голову. Обед закончился уныло, после того как поэт продекламировал Жерузе несколько стихотворений. Молчание было настолько тягостным, что Жозуэ и доктор решили уйти. Хорошо пообедавший поэт хотел еще посидеть, попивая коньяк, но друзья уговорили его. Когда они вышли, Аржилеу пожаловался:
– К чему такая спешка? Воспитанные люди, превосходный коньяк...
– Бастосы хотели остаться одни, - А что, черт возьми, случилось?
Это они узнали только в баре. Доктор поспешил в больницу, а знаменитый поэт возмущался:
– Какого дьявола они послали убийцу именно сегодня, когда меня пригласили на обед? Как будто не могли выбрать другой день.
– Дело не терпело отлагательства, - объяснил ему Жоан Фулженсио.
Посетители входили и выходили. Кто-то рассказал, что холм Уньан оцеплен, что всюду производятся обыски, что началась большая охота на негра, которого добудут живым или мертвым. Люди, приехавшие из Итабуны, и жагунсо, высадившиеся с грузовиков, обещали, что не вернутся без головы бандита и покажут ее всему городу. Приходили и те, кто побывал в больнице.
Аристотелес спит, а доктор Лопес сказал, что какие-либо прогнозы делать еще рано. Пуля задела легкое.
Насиб тоже ходил к подножию склона посмотреть, как окружают холм. Он рассказал новости Габриэле и доне Арминде, которые еще не знали причины переполоха.
– Хотели убить префекта Итабуны, полковника Аристотелеса, но только ранили. Он сейчас в больнице, почти при смерти. Говорят, что действовали люди полковника Рамиро Бастоса, или Амансио, или Мелка, впрочем, это одно и то же. Жагунсо скрылся на холме. Но он не убежит - за ним охотятся человек тридцать. И если его поймают...
– Что тогда? Его арестуют? - поинтересовалась Габриэла.
– Арестуют? Судя по разговорам, его голову отвезут в Итабуну. Даже полицейского комиссара прогнали.
Комиссар в сопровождении солдата появился со стороны порта, откуда стрелял негр. Вооруженные люди охраняли подъем на холм. Комиссар хотел подняться, но ему не позволили.
– Здесь прохода нет.
Комиссар был в форме, с лейтенантскими погонами.
Ему преградил дорогу самоуверенный молодой человек с револьвером в руке. Лейтенант спросил:
– Кто вы, сеньор?
– Я секретарь итабунской префектуры, Америке Матос, если вам угодно знать мое имя.
– А я комиссар ильеусской полиции. Я должен арестовать преступника.
Рядом с юношей стояли пять вооруженных жагунсо.
– Арестовать? Не смешите! Если вы хотите кого-то арестовать, вам незачем забираться на холм. Арестуйте полковника Рамиро и этих сволочей Амансио Леала и Мелка Тавареса или Блондинчика. Тут вам делать нечего, у вас и без того достаточно дел в городе.
По его знаку жагунсо подняли ружья. Молодой человек добавил:
– Господин комиссар, уходите, если вам дорога жизнь.
Лейтенант быстро оглянулся, солдат уже исчез.
– Ну, вы еще обо мне услышите. - Лейтенант повернул назад.
Все подъемы на холм охранялись. Их было три: два со стороны порта и один со стороны моря, где находился дом Насиба. Более трех десятков вооруженных жагунсо из Итабуны и Ильеуса рыскали по холму, прочесывали реденькие рощи и частые заросли кустарника, заходили в дома бедняков и переворачивали там все вверх дном. Слухи становились все более тревожными.
В "Везувии" каждую минуту появлялся кто-нибудь с очередной новостью. Рассказывали, что полиция взяла под охрану дом полковника Рамиро, где заперлись сам полковник, его сыновья и его самые преданные друзья, в том числе Амансио и Мелк. Но это оказалось выдумкой, ибо Амансио пришел в бар несколько минут спустя, а Мелк вообще не уезжал с плантации. Два раза распространялся слух о смерти Аристотелеса. Говорили, будто Мундиньо запросил подкрепление у полковника Алтино Брандана и отправил свой автомобиль за Рибейриньо. Слухи, один абсурднее другого, распространялись в течение нескольких минут, увеличивали беспокойство и тут же сменялись новыми.
Приход Амансио встретили с удивлением. Своим неизменно мягким голосом он произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138