В некоторых местах он как бы проглатывает фразы, не договаривая их до конца. Сколько ни слушай, в нескольких местах разобрать, что он говорит, было невозможно. Чтобы восполнить пробелы, пришлось обратиться за помощью к одному моему знакомому англичанину, воспитанному в Ирландии.
Наверняка этот инцидент оказался для Майкла потрясением, и он до сих пор не отошел полностью — невзирая на то, осознает он это сам или нет, — от психического шока.
Для ущерба от подобного инцидента нет разницы, кто жертва — японец или иностранец. Но нельзя не посочувствовать Майклу, оказавшемуся вовлеченным в такое жестокое событие на чужой и не всегда ему понятной земле. При том, что он не злится, не жалуется вслух.
Спустя несколько недель после этого интервью Майкл завершил работу в школе и вернулся на родину в Ирландию.
В Японии я уже четыре года. Долго, скучаю по семье. Грустно, когда их нет рядом. Но два раза в год я беру отпуск и езжу домой. Жена обязательно раз в год приезжает в Японию. Выходит, у меня трижды в год медовый месяц (смеется). Тоже неплохо.
На родине я тридцать лет был наездником. Первый раз сел на лошадь в четырнадцать. Затем шесть с половиной лет учился. Обычно учеба в этой школе длится пять лет, но наставник сказал мне: у тебя хорошие результаты, ты молодой, перспективный, оставайся еще некоторое время и занимайся всерьез. Вот так я прошел продленный курс обучения. И это лишь пошло мне на пользу. Я получил прекрасную профессиональную подготовку.
В то время таких превосходных школ больше не было нигде. Нас поселили в какой-то конюшне, вначале заставляли выполнять грязную работу, убирать навоз, прибираться в конюшне… делать то, делать сё… не давали нам продыху, пока мы не падали с ног. Но постепенно начали подпускать к лошадям. В нашей конюшне было несколько выдающихся наездников, у которых мы набирались ума-опыта. Денег ученикам никаких не платят. Работаешь за так. Ну и за харчи. Жизнь — тяжелая, денег нет. Лишь выдают самое необходимое для жизни. Рубашек всего две. Сейчас такого нет, но раньше говорили: если хочешь стать наездником, должен начать жизнь с ее самого дна.
Почему вы захотели стать наездником?
Недалеко от нашего дома был ипподром. Мы часто бегали туда играть. Мне понравилось, я влюбился в профессию жокея. В Ирландии скачки очень популярны. Количество ипподромов из расчета на душу населения в стране больше, чем где-либо еще в мире. Ирландия — страна маленькая, но ипподромов в ней очень много.
Еще учеником я выиграл несколько важных скачек, а когда исполнилось двадцать, стал профессиональным жокеем. Хорошо помню свою первую победу. В 1949 году мне было семнадцать. То были скачки лошадей-трехлеток по средам. Вообще-то смешная история.
Среди четырех учеников нашей конюшни я был самым младшим и самым мелким по ранжиру. Меня ни во что не ставили и относились ко мне с пренебрежением. Поэтому даже представить себе не мог, что меня выставят на ту скачку. Состязания были важные. Но в тот день, в среду, с утра я, как всегда, убирал навоз. Вдруг ко мне подходит тренер и, не дав мне слова сказать, говорит: эй, сегодня будешь участвовать в скачках, так что готовься. Меня словно окатили ушатом холодной воды. Я ошалело открыл рот. Слов нет. «По… почему я?» — спрашиваю наконец. — «Потому что — делай, что говорят», — прикрикнул он. Они же ничего не объясняют. Только приказывают. У меня поджилки затряслись. Другие ученики поблизости обалдели. Сбились в угол и давай судачить: почему именно этот шкет?
Но я в той скачке победил. Этот шкет взял и оставил всех с носом. Хоп! Как в сказке. Я этого не забуду до самой смерти. Давно это было, но я отчетливо помню, будто случилось вчера. Прямо чудо какое-то!
Слушая ваш рассказ, начинаешь понимать, что вы обладали талантом. Что самое важное в этом деле?
Способность поддерживать контакт с лошадью. Это самый главный талант любого наездника. В большинстве случаев — талант прирожденный. Объяснить на словах, что нужно делать, очень трудно.
Я не устаю повторять молодым японским жокеям: как можно чаще обращайтесь к лошади. Хотя на самом деле таких людей немного. Особенно в японских наездниках видна тенденция агрессии к животному. Как правило, они стараются подействовать на лошадь силой. Мне нравятся ученики местной школы, они прекрасные ученики. Но нельзя отрицать все равно — такая тенденция есть.
Конечно, лошадь можно заставить скакать силой. Чтобы избежать жестокого обращения, животное может выложиться полностью. Например, когда спасается от огня, спасается изо всех сил от чего-нибудь негативного.
Но я считаю, что, наоборот, — от лошади больше толку, если ее уговаривать, брать справедливостью. Стать приятелем лошади, ее другом, объединять силы для общего дела. Слиться с ней в единую команду. Думаю, это самое главное.
Конечно, среди лошадей попадаются вредные и строптивые, с испорченным характером. Но в большинстве случаев они становятся такими после зверского обращения, издевательств ездоков. Изначально лошадей со скверным характером практически не бывает. Поэтому, если потратить на лошадь достаточно времени, она станет другом.
Я вот что скажу: в любой скачке, у любой лошади есть «точка надлома». В этой точке лошадь понимает, что больше не может. Нечто вроде ментального кризиса. И жокей это понимает. В такие минуты лошадь ржет (Майкл воспроизводит лошадиный язык, и звучит это примерно так: «вагаф! » Или «а-а-ауф! »).
В скачке мы можем отчетливо различить этот голос лошади на фоне крика зрителей. В такие минуты лошадь нужно поддержать. Я разговариваю. Да, на ходу, на финишной прямой я громко и от всего сердца обращаюсь к лошади. И мой голос ей непременно слышен. Однозначно слышен.
Это средство лучше плети. Ударишь плетью — она будет автоматически инстинктивно скакать до финиша. Но я обращаюсь к лошади: ну, давай, скачи! Хорошо! Давай, давай вместе, а? Такая поддержка для лошади очень важна. Во время скачки такой момент хоть раз, но происходит. Важно его ухватить. У меня получается.
У меня это получалось с молодости. Даже не так — я был молод, и это вышло само собой. У молодых есть некая сила. Говоришь что-нибудь лошади, и она тебе отвечает. Я чувствую эту силу. Она называется «приводной силой».
Я стал профессиональным наездником. Жизнь профессионала — сплошное путешествие. Постоянно на колесах. Таким был мой стиль жизни. В самые напряженные годы приходилось выдерживать по 250 скачек в год. Вечно напряженная и в каком-то смысле — полная стрессов жизнь. Человеку трудно все время оставаться на плаву. Случаются победы, нередки и поражения. Преследуют опасности.
Тяжелых травм у меня не было. Мне повезло, но шрамами я покрыт с головы до ног. Почти все кости переломаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Наверняка этот инцидент оказался для Майкла потрясением, и он до сих пор не отошел полностью — невзирая на то, осознает он это сам или нет, — от психического шока.
Для ущерба от подобного инцидента нет разницы, кто жертва — японец или иностранец. Но нельзя не посочувствовать Майклу, оказавшемуся вовлеченным в такое жестокое событие на чужой и не всегда ему понятной земле. При том, что он не злится, не жалуется вслух.
Спустя несколько недель после этого интервью Майкл завершил работу в школе и вернулся на родину в Ирландию.
В Японии я уже четыре года. Долго, скучаю по семье. Грустно, когда их нет рядом. Но два раза в год я беру отпуск и езжу домой. Жена обязательно раз в год приезжает в Японию. Выходит, у меня трижды в год медовый месяц (смеется). Тоже неплохо.
На родине я тридцать лет был наездником. Первый раз сел на лошадь в четырнадцать. Затем шесть с половиной лет учился. Обычно учеба в этой школе длится пять лет, но наставник сказал мне: у тебя хорошие результаты, ты молодой, перспективный, оставайся еще некоторое время и занимайся всерьез. Вот так я прошел продленный курс обучения. И это лишь пошло мне на пользу. Я получил прекрасную профессиональную подготовку.
В то время таких превосходных школ больше не было нигде. Нас поселили в какой-то конюшне, вначале заставляли выполнять грязную работу, убирать навоз, прибираться в конюшне… делать то, делать сё… не давали нам продыху, пока мы не падали с ног. Но постепенно начали подпускать к лошадям. В нашей конюшне было несколько выдающихся наездников, у которых мы набирались ума-опыта. Денег ученикам никаких не платят. Работаешь за так. Ну и за харчи. Жизнь — тяжелая, денег нет. Лишь выдают самое необходимое для жизни. Рубашек всего две. Сейчас такого нет, но раньше говорили: если хочешь стать наездником, должен начать жизнь с ее самого дна.
Почему вы захотели стать наездником?
Недалеко от нашего дома был ипподром. Мы часто бегали туда играть. Мне понравилось, я влюбился в профессию жокея. В Ирландии скачки очень популярны. Количество ипподромов из расчета на душу населения в стране больше, чем где-либо еще в мире. Ирландия — страна маленькая, но ипподромов в ней очень много.
Еще учеником я выиграл несколько важных скачек, а когда исполнилось двадцать, стал профессиональным жокеем. Хорошо помню свою первую победу. В 1949 году мне было семнадцать. То были скачки лошадей-трехлеток по средам. Вообще-то смешная история.
Среди четырех учеников нашей конюшни я был самым младшим и самым мелким по ранжиру. Меня ни во что не ставили и относились ко мне с пренебрежением. Поэтому даже представить себе не мог, что меня выставят на ту скачку. Состязания были важные. Но в тот день, в среду, с утра я, как всегда, убирал навоз. Вдруг ко мне подходит тренер и, не дав мне слова сказать, говорит: эй, сегодня будешь участвовать в скачках, так что готовься. Меня словно окатили ушатом холодной воды. Я ошалело открыл рот. Слов нет. «По… почему я?» — спрашиваю наконец. — «Потому что — делай, что говорят», — прикрикнул он. Они же ничего не объясняют. Только приказывают. У меня поджилки затряслись. Другие ученики поблизости обалдели. Сбились в угол и давай судачить: почему именно этот шкет?
Но я в той скачке победил. Этот шкет взял и оставил всех с носом. Хоп! Как в сказке. Я этого не забуду до самой смерти. Давно это было, но я отчетливо помню, будто случилось вчера. Прямо чудо какое-то!
Слушая ваш рассказ, начинаешь понимать, что вы обладали талантом. Что самое важное в этом деле?
Способность поддерживать контакт с лошадью. Это самый главный талант любого наездника. В большинстве случаев — талант прирожденный. Объяснить на словах, что нужно делать, очень трудно.
Я не устаю повторять молодым японским жокеям: как можно чаще обращайтесь к лошади. Хотя на самом деле таких людей немного. Особенно в японских наездниках видна тенденция агрессии к животному. Как правило, они стараются подействовать на лошадь силой. Мне нравятся ученики местной школы, они прекрасные ученики. Но нельзя отрицать все равно — такая тенденция есть.
Конечно, лошадь можно заставить скакать силой. Чтобы избежать жестокого обращения, животное может выложиться полностью. Например, когда спасается от огня, спасается изо всех сил от чего-нибудь негативного.
Но я считаю, что, наоборот, — от лошади больше толку, если ее уговаривать, брать справедливостью. Стать приятелем лошади, ее другом, объединять силы для общего дела. Слиться с ней в единую команду. Думаю, это самое главное.
Конечно, среди лошадей попадаются вредные и строптивые, с испорченным характером. Но в большинстве случаев они становятся такими после зверского обращения, издевательств ездоков. Изначально лошадей со скверным характером практически не бывает. Поэтому, если потратить на лошадь достаточно времени, она станет другом.
Я вот что скажу: в любой скачке, у любой лошади есть «точка надлома». В этой точке лошадь понимает, что больше не может. Нечто вроде ментального кризиса. И жокей это понимает. В такие минуты лошадь ржет (Майкл воспроизводит лошадиный язык, и звучит это примерно так: «вагаф! » Или «а-а-ауф! »).
В скачке мы можем отчетливо различить этот голос лошади на фоне крика зрителей. В такие минуты лошадь нужно поддержать. Я разговариваю. Да, на ходу, на финишной прямой я громко и от всего сердца обращаюсь к лошади. И мой голос ей непременно слышен. Однозначно слышен.
Это средство лучше плети. Ударишь плетью — она будет автоматически инстинктивно скакать до финиша. Но я обращаюсь к лошади: ну, давай, скачи! Хорошо! Давай, давай вместе, а? Такая поддержка для лошади очень важна. Во время скачки такой момент хоть раз, но происходит. Важно его ухватить. У меня получается.
У меня это получалось с молодости. Даже не так — я был молод, и это вышло само собой. У молодых есть некая сила. Говоришь что-нибудь лошади, и она тебе отвечает. Я чувствую эту силу. Она называется «приводной силой».
Я стал профессиональным наездником. Жизнь профессионала — сплошное путешествие. Постоянно на колесах. Таким был мой стиль жизни. В самые напряженные годы приходилось выдерживать по 250 скачек в год. Вечно напряженная и в каком-то смысле — полная стрессов жизнь. Человеку трудно все время оставаться на плаву. Случаются победы, нередки и поражения. Преследуют опасности.
Тяжелых травм у меня не было. Мне повезло, но шрамами я покрыт с головы до ног. Почти все кости переломаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131