Костюм (в котором он ежедневно ходит на работу) сидит хорошо, улыбчивый, убедительный и логичный, больше похож на компетентного молодого технократа. При этом он, если можно так выразиться, работяга, имеет четкий и серьезный взгляд на мир, собственную систему ценностей. В разговоре прям. Да и не в наших интересах, чтобы он уклонялся от беседы.
Очень занят по работе. В условиях хронического недосыпа любезно согласился на интервью, за что мы очень признательны.
С детства я любил самолеты. Но не настолько, чтобы, например, фанатично собирать модели. Просто считал, что человек — создание маленькое, и хотел увидеть нечто большее. Поэтому, решив вступить в силы самообороны, я захотел стать военным летчиком. Старший брат тоже в военной авиации, но это скорее случайность. Я воспитывался в обычной семье, не имеющей никакого отношения к силам самообороны и авиации.
Но в конечном итоге я, к сожалению, пилотом не стал. Есть правило, согласно которому со зрением ниже единицы к полетам не допускают. За четыре года учебы мое зрение постепенно ухудшилось. Нельзя сказать, чтобы я изо всех сил корпел над учебниками… Хотел было обмануть комиссию, но у меня ничего не вышло (смеется). Меня срезали на допуске к полетам. Так путь летчика оказался для меня закрытым. Пришлось служить в наземных службах.
С тех пор моя должность — офицер ПВО. По всей стране в 28 местах оборудованы радары, которые следят за воздушным пространством Японии. Моя работа заключается в следующем. Если к нашей территории приблизится неопознанный самолет, я должен поднять в воздух и вести штурмовики. Отслеживая по радару, вести переговоры с летчиками и давать им указания.
Когда я понял, что не смогу стать пилотом, признаться, в душе что-то дрогнуло. Думал: что же будет дальше? Однако после долгих раздумий понял: пусть пилотом мне стать не судьба, но путь свой я уже выбрал, и нужно по нему идти. Вот с тех пор и иду.
Первое место службы было в местечке Вадзима на полуострове Ното префектуры Исикава. Почти все начинают с этого места. Звание — старший лейтенант, то есть младший офицер. Прослужил я там шесть лет.
В то время продолжалась «холодная война». Место — у самого побережья Японского моря. Чуть ли не каждый день кто-нибудь напрягал обстановку. Разумеется, сразу же поднимали в воздух самолеты. К службе я приступил в 1980 году. Вскоре после того, как Советский Союз ввел свои войска в Афганистан. Царило заметное напряжение.
Не успел я поступить на службу, как произошел инцидент с советским самолетом, вторгшимся в пространство Японии. Я увидел его на экране радара и впервые познал жестокость мирового сообщества. Задумался на личном опыте, что это такое — нарушение суверенитета страны. Приближающимся самолетам делается предупреждение: смените курс, иначе вы вторгнетесь в воздушное пространство страны. Слышит, не слышит, но курс не меняет. Приблизившись еще, самолет пересек границу. В тот момент я был в состоянии невесомости — никому такого не пожелаешь.
Вадзима — захолустье. Летом еще куда ни шло. Приезжают туристы, молодые девушки. Но с наступлением зимы остаются школьники и старики. Тоска невыносимая. Получаешь увольнение — а делать нечего. Внешняя информация поступает, но вокруг того, что хочется, нет. Я холостяк, стресс накапливается. Служить приходится под началом старших по званию, в какой-то степени зависишь от них. И это тоже своего рода стресс. Летом можно понырять с аквалангом, проехаться на машине и тем самым разрядиться, а зимой ничего этого нет. Я родом из Осаки и к суровой зиме не привык. Не сразу освоился в этих условиях. Но все же Вадзима — место прекрасное. Для меня будто вторая родина.
После шестилетней закалки меня внезапно перевели в Токио. Кардинальный поворот, да? (Смеется.) С тех пор я почти без переводов служу в Центральном штабе воздушных сил на Роппонги. За это время окончил курсы высшего командного состава в школе на Итигая (в то время), после чего меня направили в МИД. Проведя некоторое время опять на Роппонги, меня отправили на год и семь месяцев на стажировку во Францию, в Университет обороны.
Выходит, вы — элита?
Нет-нет, просто представился такой случай (смеется). Правда, все занятия велись по-французски. Пришлось попотеть, прежде чем освоил язык. Ладно диалоги, а то заставляли учить все — от европейской экономики до финансовой системы. Затем необходимо писать сочинение.
Женился я десять лет назад, вскоре после перевода в Токио. Товарищи познакомили. Двое детей. Восемь лет мальчику и пять девочке. Сейчас живу в Сайтаме. Шесть лет назад купил дом. На волне «мыльного пузыря», что ли… Просто мне выпал по лотерее выставленный на продажу дом.
По дороге на работу я пересаживаюсь на линию Юракутё. Когда погода хорошая, выхожу на Сакурадамон и иду до Касумигасэки пешком. Потом по линии Хибия до Роппонги. На дорогу в один конец уходит час пятнадцать минут.
У нас, военных, нет такого понятия, как рабочее время. Каждое подразделение служит в круглосуточном режиме. По ночам несется дежурство, чтобы моментально среагировать на происшествие. Однако мое нынешнее подразделение занимается разработкой структур и планов, войск в прямом подчинении у нас нет. Выход на службу по уставу в две смены: в 8:30 и 9:15. Требуется явиться к тому или иному времени. Хотя все приходят между полдевятого и девятью. В девять начинается совещание.
Возвращаюсь домой поздно, бывает к полуночи. Дети, естественно, спят. Работы много. Как повышать нашу обороноспособность, как развивать связи взаимопомощи между США и Японией, какой делать вклад в мероприятия ООН по поддержанию мира? Приходится один за другим доводить до ума как локальные, так и масштабные планы. Пример локального плана — замена устаревшего копировального аппарата, масштабного — выбор штурмовиков следующего поколения. Даже один копировальный аппарат — собственность государства, поэтому покупать нужно с толком. Мы же тратим налоги народа.
20 марта — период окончания финансового года, относительно спокойное время. Работы немного. Многие взяли выходной, так как это был единственный рабочий день посреди вереницы праздников. Я тоже был не против отдохнуть, но все не могут отдыхать одновременно. Поэтому поехал на службу. Показалось, что в поезде свободнее, чем обычно. Помню, ехал сидя до самой станции Сакурадамон. Совещание в тот день не проводили, и можно было ехать не торопясь. На Сакурадамон приехал в 8:20. Оттуда прошел перед Управлением полиции до Касумигасэки и через ближайший выход (А2) спустился к платформе.
Но когда я собирался пройти через турникет, увидел стоящий рядом плакат: «Произошел взрыв, движение остановлено». Я быстро пробежал глазами, но, кажется, там так и было написано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Очень занят по работе. В условиях хронического недосыпа любезно согласился на интервью, за что мы очень признательны.
С детства я любил самолеты. Но не настолько, чтобы, например, фанатично собирать модели. Просто считал, что человек — создание маленькое, и хотел увидеть нечто большее. Поэтому, решив вступить в силы самообороны, я захотел стать военным летчиком. Старший брат тоже в военной авиации, но это скорее случайность. Я воспитывался в обычной семье, не имеющей никакого отношения к силам самообороны и авиации.
Но в конечном итоге я, к сожалению, пилотом не стал. Есть правило, согласно которому со зрением ниже единицы к полетам не допускают. За четыре года учебы мое зрение постепенно ухудшилось. Нельзя сказать, чтобы я изо всех сил корпел над учебниками… Хотел было обмануть комиссию, но у меня ничего не вышло (смеется). Меня срезали на допуске к полетам. Так путь летчика оказался для меня закрытым. Пришлось служить в наземных службах.
С тех пор моя должность — офицер ПВО. По всей стране в 28 местах оборудованы радары, которые следят за воздушным пространством Японии. Моя работа заключается в следующем. Если к нашей территории приблизится неопознанный самолет, я должен поднять в воздух и вести штурмовики. Отслеживая по радару, вести переговоры с летчиками и давать им указания.
Когда я понял, что не смогу стать пилотом, признаться, в душе что-то дрогнуло. Думал: что же будет дальше? Однако после долгих раздумий понял: пусть пилотом мне стать не судьба, но путь свой я уже выбрал, и нужно по нему идти. Вот с тех пор и иду.
Первое место службы было в местечке Вадзима на полуострове Ното префектуры Исикава. Почти все начинают с этого места. Звание — старший лейтенант, то есть младший офицер. Прослужил я там шесть лет.
В то время продолжалась «холодная война». Место — у самого побережья Японского моря. Чуть ли не каждый день кто-нибудь напрягал обстановку. Разумеется, сразу же поднимали в воздух самолеты. К службе я приступил в 1980 году. Вскоре после того, как Советский Союз ввел свои войска в Афганистан. Царило заметное напряжение.
Не успел я поступить на службу, как произошел инцидент с советским самолетом, вторгшимся в пространство Японии. Я увидел его на экране радара и впервые познал жестокость мирового сообщества. Задумался на личном опыте, что это такое — нарушение суверенитета страны. Приближающимся самолетам делается предупреждение: смените курс, иначе вы вторгнетесь в воздушное пространство страны. Слышит, не слышит, но курс не меняет. Приблизившись еще, самолет пересек границу. В тот момент я был в состоянии невесомости — никому такого не пожелаешь.
Вадзима — захолустье. Летом еще куда ни шло. Приезжают туристы, молодые девушки. Но с наступлением зимы остаются школьники и старики. Тоска невыносимая. Получаешь увольнение — а делать нечего. Внешняя информация поступает, но вокруг того, что хочется, нет. Я холостяк, стресс накапливается. Служить приходится под началом старших по званию, в какой-то степени зависишь от них. И это тоже своего рода стресс. Летом можно понырять с аквалангом, проехаться на машине и тем самым разрядиться, а зимой ничего этого нет. Я родом из Осаки и к суровой зиме не привык. Не сразу освоился в этих условиях. Но все же Вадзима — место прекрасное. Для меня будто вторая родина.
После шестилетней закалки меня внезапно перевели в Токио. Кардинальный поворот, да? (Смеется.) С тех пор я почти без переводов служу в Центральном штабе воздушных сил на Роппонги. За это время окончил курсы высшего командного состава в школе на Итигая (в то время), после чего меня направили в МИД. Проведя некоторое время опять на Роппонги, меня отправили на год и семь месяцев на стажировку во Францию, в Университет обороны.
Выходит, вы — элита?
Нет-нет, просто представился такой случай (смеется). Правда, все занятия велись по-французски. Пришлось попотеть, прежде чем освоил язык. Ладно диалоги, а то заставляли учить все — от европейской экономики до финансовой системы. Затем необходимо писать сочинение.
Женился я десять лет назад, вскоре после перевода в Токио. Товарищи познакомили. Двое детей. Восемь лет мальчику и пять девочке. Сейчас живу в Сайтаме. Шесть лет назад купил дом. На волне «мыльного пузыря», что ли… Просто мне выпал по лотерее выставленный на продажу дом.
По дороге на работу я пересаживаюсь на линию Юракутё. Когда погода хорошая, выхожу на Сакурадамон и иду до Касумигасэки пешком. Потом по линии Хибия до Роппонги. На дорогу в один конец уходит час пятнадцать минут.
У нас, военных, нет такого понятия, как рабочее время. Каждое подразделение служит в круглосуточном режиме. По ночам несется дежурство, чтобы моментально среагировать на происшествие. Однако мое нынешнее подразделение занимается разработкой структур и планов, войск в прямом подчинении у нас нет. Выход на службу по уставу в две смены: в 8:30 и 9:15. Требуется явиться к тому или иному времени. Хотя все приходят между полдевятого и девятью. В девять начинается совещание.
Возвращаюсь домой поздно, бывает к полуночи. Дети, естественно, спят. Работы много. Как повышать нашу обороноспособность, как развивать связи взаимопомощи между США и Японией, какой делать вклад в мероприятия ООН по поддержанию мира? Приходится один за другим доводить до ума как локальные, так и масштабные планы. Пример локального плана — замена устаревшего копировального аппарата, масштабного — выбор штурмовиков следующего поколения. Даже один копировальный аппарат — собственность государства, поэтому покупать нужно с толком. Мы же тратим налоги народа.
20 марта — период окончания финансового года, относительно спокойное время. Работы немного. Многие взяли выходной, так как это был единственный рабочий день посреди вереницы праздников. Я тоже был не против отдохнуть, но все не могут отдыхать одновременно. Поэтому поехал на службу. Показалось, что в поезде свободнее, чем обычно. Помню, ехал сидя до самой станции Сакурадамон. Совещание в тот день не проводили, и можно было ехать не торопясь. На Сакурадамон приехал в 8:20. Оттуда прошел перед Управлением полиции до Касумигасэки и через ближайший выход (А2) спустился к платформе.
Но когда я собирался пройти через турникет, увидел стоящий рядом плакат: «Произошел взрыв, движение остановлено». Я быстро пробежал глазами, но, кажется, там так и было написано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131