Заявление должно было быть сделано на неделю позднее. Последний чек на имя X.-Р. Хьюза - на триста двадцать пять тысяч долларов - будет готов в среду, и после этого я сразу уеду.
- Тебе надо встретиться с ним и подписать предисловие, - напомнил мне Левенталь. - И если он сделает это, то пусть распишется собственной рукой. Тогда мы сможем перенести текст со всеми пометками в книгу.
- Если Ховард чувствует себя нормально. Слышал бы ты его рык по телефону, когда он услышал мой кашель и чих. Хьюз был просто в ярости. Сказал, что, если мы встретимся, это его в буквальном смысле убьет.
Беверли присоединилась к нам позднее - уже в офисе Альберта.
- Кстати говоря, - сказала она, - "Лайф" отдал то письмо от Октавио Хэрольду на графологическую экспертизу тому же человеку, который проверял письмо, напечатанное в январе.
Мне стало немного дурно, но я попытался вести себя как обычно.
- Что все это значит?
Беверли пожала плечами:
- Просто проверка на случай появления проблем после объявления. Газеты могут раздуть небольшую шумиху. Так что весьма полезно запастись кое-каким оружием.
- Хорошо, что я в начале января написал тебе и сказал то, что слышал от Хьюза. Мне вдруг подумалось, что, если бы это случилось после двадцать второго января - я имею в виду, после того, как вышла статья в "Лайф", - у тебя могли появиться некоторые основания для подозрений.
- О, мне это тоже пришло в голову. Но дело прошлое, - улыбнулась Беверли.
- Когда ты получишь рапорт Канфера?
- Завтра утром. А в чем дело? Разве у тебя есть сомнения?
- Нет, - рассмеялся я. - Эти эксперты выдадут тебе такой ответ, какой, как им кажется, ты хочешь получить. Если ты сказал человеку, что объект - подделка, то, скорее всего, он именно это и подтвердит. Но в этот раз вы получите положительный результат. Но это и правильно, - прибавил я, - ведь письмо действительно от Хьюза.
Вернувшись в "Элизиум", я застал там Нину. Ее самолет на Лондон улетал в семь часов вечера.
- Ты, похоже, взволнован, - сказала она.
- Так и есть. "Макгро-Хилл" передало одно из писем Хьюза на экспертизу.
- Но тогда... - Нина побледнела. - Они могут все выяснить.
- Я не знаю. Просто понятия не имею. - Я метался по комнате, выкуривая одну "Галуаз" за другой. - Я мог бы признаться в мошенничестве. Или изобразить полное непонимание. Выдвинуть теорию, будто бы встречался с самозванцем. Не знаю, что я сделаю. Конечно, остается еще шанс, что эксперт подтвердит подлинность письма.
Нина, казалось, впервые за последнее время была озабочена чем-то кроме своей карьеры.
- Боже мой, - повторяла она. - Я сегодня не усну. Позвонишь мне в Лондон, когда все прояснится?
- Конечно. - Я был тронут.
- Обещаешь?
Я пообещал, и час спустя мы вызвали такси до аэропорта Кеннеди, где попрощались.
В самолете до Майами я вытащил из своего портфеля конверт от "Макгро-Хилл" и нацарапал адрес Швейцарского кредитного банка в Цюрихе. На чистом листе желтой бумаги я написал записку в банк, прося осуществить клиринг вложенного чека, причем как можно скорее. Самолет был переполнен, занято каждое кресло, но мои соседи полностью погрузились в свои почтенного вида выпуски "Нью-Йорк таймс" и "Плейбой". Если бы хоть кто-нибудь из них уделял меньше внимания спортивным страницам или обложкам журналов, то заметил бы чек на триста двадцать пять тысяч долларов, выписанный на имя самого богатого из всех затворников в мире. Шариковой ручкой я написал на чеке: "Перевести только на счет Х.-Р. Хьюза", - потом заверил его. На манипуляции с письмом, чеком и конвертом ушло десять минут. Почерк стал окончательно походить на каракули. Ховард старел. Он болел, я устал. Я заклеил конверт и затолкал его в портфель как раз тогда, когда надо мной навис стюард, улыбающийся во все тридцать два зуба и предлагающий мне стакан свежевыжатого апельсинового сока.
К тому времени аэропорт в Майами уже стал для меня знакомой территорией. Я взял в "Нэшнл" машину и направился на север, свернув с шоссе только для того, чтобы опустить в почтовый ящик письмо и одолжить печатную машинку. Мне было все равно, где останавливаться, так что я поехал по дороге А-1А вдоль линии берега и остановился у первого же приличного вида мотеля, отдаленного от полосы причудливого вида владений и других архитектурных изысков, составляющих так называемый Золотой берег. "Ньюпорт-Бич" оказался достаточно большим, самодостаточным заведением, со своим рестораном, кафе, аптекой, газетным лотком, бассейном и вполне приличных размеров пляжем. Сезон еще не закончился, и цены были высокими, но мне удалось снять отличный номер с двумя террасами, выходящими на пляж и бассейн. В семь часов следующего утра я уже работал в гостиной, пристроив бумаги на всех пригодных для этого поверхностях. Мне так и представлялась кислая мина на лице Дика, улицезрей он весь этот бедлам. Он физически не переносил беспорядок, а я, похоже, напротив, не мог без него жить.
После недельной работы пришла пора подводить итоги. Финальная часть биографии Хьюза - жизнь в Лас-Вегасе и на Багамах, поездки в Мексику, последняя большая любовь к Хельге, которую Ховард попросил переименовать в Ингу, - все это надо было напечатать. Введения, дополнения и изменения к уже сделанным восьмистам восьмидесяти двум страницам я передал в "Макгро-Хилл". Оставалось только продумать окончательную форму вступления и подать Ховарду на подпись. Самую большую проблему представляло мое собственное вступление к книге, из которого "Лайф" собирался сделать статью на пять тысяч слов. Нужно было включить краткую историю наших встреч, описать, каким образом биография постепенно преобразилась в автобиографию, упомянуть проблемы, с которыми я столкнулся при ее издании, и лаконично передать свое собственное впечатление о Ховарде как человеке.
- Нужен жизненный материал, - подчеркнул Роберт Стюарт. - Читатели хотят знать именно это. Ты собираешься показать текст Хьюзу?
- Так, дань вежливости. По контракту я могу говорить все, что мне вздумается. Никакой цензуры.
- Потрясающе. Ты расскажешь во всех подробностях о той поездке в Мексику, совместном поедании бананов в Пуэрто-Рико и о том человеке с палкой, что следил за твоим домом в Палм-Спрингс.
- Помпано-Бич, - поправил я.
- И сокращенную историю Дика. Не вздумай ее выбросить.
- Как можно! - согласился я.
Кроме всего прочего, я добавил кое-что к описанию нашей последней встречи во Флориде. В аэропорту меня якобы встретил Джордж Гордон Холмс, тот самый человек, который забрал у меня рукопись в Лос-Анджелесе, когда Ховард был слишком болен, чтобы прийти на встречу. Он втолкнул меня в машину, завязал глаза и повез на север, как я догадывался, в Палм-Бич. У какого-то частного дома с меня сняли повязку. Мой герой лежал в постели, еще более худой, чем обычно, бледный, задыхающийся - кислородная установка поставлена за кроватью, - упорно сражающийся за свою жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
- Тебе надо встретиться с ним и подписать предисловие, - напомнил мне Левенталь. - И если он сделает это, то пусть распишется собственной рукой. Тогда мы сможем перенести текст со всеми пометками в книгу.
- Если Ховард чувствует себя нормально. Слышал бы ты его рык по телефону, когда он услышал мой кашель и чих. Хьюз был просто в ярости. Сказал, что, если мы встретимся, это его в буквальном смысле убьет.
Беверли присоединилась к нам позднее - уже в офисе Альберта.
- Кстати говоря, - сказала она, - "Лайф" отдал то письмо от Октавио Хэрольду на графологическую экспертизу тому же человеку, который проверял письмо, напечатанное в январе.
Мне стало немного дурно, но я попытался вести себя как обычно.
- Что все это значит?
Беверли пожала плечами:
- Просто проверка на случай появления проблем после объявления. Газеты могут раздуть небольшую шумиху. Так что весьма полезно запастись кое-каким оружием.
- Хорошо, что я в начале января написал тебе и сказал то, что слышал от Хьюза. Мне вдруг подумалось, что, если бы это случилось после двадцать второго января - я имею в виду, после того, как вышла статья в "Лайф", - у тебя могли появиться некоторые основания для подозрений.
- О, мне это тоже пришло в голову. Но дело прошлое, - улыбнулась Беверли.
- Когда ты получишь рапорт Канфера?
- Завтра утром. А в чем дело? Разве у тебя есть сомнения?
- Нет, - рассмеялся я. - Эти эксперты выдадут тебе такой ответ, какой, как им кажется, ты хочешь получить. Если ты сказал человеку, что объект - подделка, то, скорее всего, он именно это и подтвердит. Но в этот раз вы получите положительный результат. Но это и правильно, - прибавил я, - ведь письмо действительно от Хьюза.
Вернувшись в "Элизиум", я застал там Нину. Ее самолет на Лондон улетал в семь часов вечера.
- Ты, похоже, взволнован, - сказала она.
- Так и есть. "Макгро-Хилл" передало одно из писем Хьюза на экспертизу.
- Но тогда... - Нина побледнела. - Они могут все выяснить.
- Я не знаю. Просто понятия не имею. - Я метался по комнате, выкуривая одну "Галуаз" за другой. - Я мог бы признаться в мошенничестве. Или изобразить полное непонимание. Выдвинуть теорию, будто бы встречался с самозванцем. Не знаю, что я сделаю. Конечно, остается еще шанс, что эксперт подтвердит подлинность письма.
Нина, казалось, впервые за последнее время была озабочена чем-то кроме своей карьеры.
- Боже мой, - повторяла она. - Я сегодня не усну. Позвонишь мне в Лондон, когда все прояснится?
- Конечно. - Я был тронут.
- Обещаешь?
Я пообещал, и час спустя мы вызвали такси до аэропорта Кеннеди, где попрощались.
В самолете до Майами я вытащил из своего портфеля конверт от "Макгро-Хилл" и нацарапал адрес Швейцарского кредитного банка в Цюрихе. На чистом листе желтой бумаги я написал записку в банк, прося осуществить клиринг вложенного чека, причем как можно скорее. Самолет был переполнен, занято каждое кресло, но мои соседи полностью погрузились в свои почтенного вида выпуски "Нью-Йорк таймс" и "Плейбой". Если бы хоть кто-нибудь из них уделял меньше внимания спортивным страницам или обложкам журналов, то заметил бы чек на триста двадцать пять тысяч долларов, выписанный на имя самого богатого из всех затворников в мире. Шариковой ручкой я написал на чеке: "Перевести только на счет Х.-Р. Хьюза", - потом заверил его. На манипуляции с письмом, чеком и конвертом ушло десять минут. Почерк стал окончательно походить на каракули. Ховард старел. Он болел, я устал. Я заклеил конверт и затолкал его в портфель как раз тогда, когда надо мной навис стюард, улыбающийся во все тридцать два зуба и предлагающий мне стакан свежевыжатого апельсинового сока.
К тому времени аэропорт в Майами уже стал для меня знакомой территорией. Я взял в "Нэшнл" машину и направился на север, свернув с шоссе только для того, чтобы опустить в почтовый ящик письмо и одолжить печатную машинку. Мне было все равно, где останавливаться, так что я поехал по дороге А-1А вдоль линии берега и остановился у первого же приличного вида мотеля, отдаленного от полосы причудливого вида владений и других архитектурных изысков, составляющих так называемый Золотой берег. "Ньюпорт-Бич" оказался достаточно большим, самодостаточным заведением, со своим рестораном, кафе, аптекой, газетным лотком, бассейном и вполне приличных размеров пляжем. Сезон еще не закончился, и цены были высокими, но мне удалось снять отличный номер с двумя террасами, выходящими на пляж и бассейн. В семь часов следующего утра я уже работал в гостиной, пристроив бумаги на всех пригодных для этого поверхностях. Мне так и представлялась кислая мина на лице Дика, улицезрей он весь этот бедлам. Он физически не переносил беспорядок, а я, похоже, напротив, не мог без него жить.
После недельной работы пришла пора подводить итоги. Финальная часть биографии Хьюза - жизнь в Лас-Вегасе и на Багамах, поездки в Мексику, последняя большая любовь к Хельге, которую Ховард попросил переименовать в Ингу, - все это надо было напечатать. Введения, дополнения и изменения к уже сделанным восьмистам восьмидесяти двум страницам я передал в "Макгро-Хилл". Оставалось только продумать окончательную форму вступления и подать Ховарду на подпись. Самую большую проблему представляло мое собственное вступление к книге, из которого "Лайф" собирался сделать статью на пять тысяч слов. Нужно было включить краткую историю наших встреч, описать, каким образом биография постепенно преобразилась в автобиографию, упомянуть проблемы, с которыми я столкнулся при ее издании, и лаконично передать свое собственное впечатление о Ховарде как человеке.
- Нужен жизненный материал, - подчеркнул Роберт Стюарт. - Читатели хотят знать именно это. Ты собираешься показать текст Хьюзу?
- Так, дань вежливости. По контракту я могу говорить все, что мне вздумается. Никакой цензуры.
- Потрясающе. Ты расскажешь во всех подробностях о той поездке в Мексику, совместном поедании бананов в Пуэрто-Рико и о том человеке с палкой, что следил за твоим домом в Палм-Спрингс.
- Помпано-Бич, - поправил я.
- И сокращенную историю Дика. Не вздумай ее выбросить.
- Как можно! - согласился я.
Кроме всего прочего, я добавил кое-что к описанию нашей последней встречи во Флориде. В аэропорту меня якобы встретил Джордж Гордон Холмс, тот самый человек, который забрал у меня рукопись в Лос-Анджелесе, когда Ховард был слишком болен, чтобы прийти на встречу. Он втолкнул меня в машину, завязал глаза и повез на север, как я догадывался, в Палм-Бич. У какого-то частного дома с меня сняли повязку. Мой герой лежал в постели, еще более худой, чем обычно, бледный, задыхающийся - кислородная установка поставлена за кроватью, - упорно сражающийся за свою жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117