Мы стояли в коридоре, где находилась и наша спальня, и я видел, как провод, который я уложил днем, тянулся поверх плинтуса и исчезал в их комнате. Хотя он был того же цвета, что и краска, мне казалось, что он так и лезет в глаза.
– Спокойной ночи, – сказала моя жена. – Приятных сновидений, миссис Снейп. Доброй ночи, мистер Снейп.
Я последовал за ней в нашу комнату и закрыл дверь.
– Быстрее! – вскричала она. – Включай его! Это было похоже на мою жену – она всегда боялась, что что-то может пропустить. Про нее говорили, что во время охоты (сам я никогда не охочусь) она всегда, чего бы это ни стоило ей или ее лошади, была первой вместе с гончими из страха, что убиение свершится без нее. Было ясно, что и на этот раз она не собиралась упустить своего.
Маленький радиоприемник разогрелся как раз вовремя, чтобы можно было расслышать, как открылась и закрылась их дверь.
– Ага! – произнесла моя жена. – Вошли.
Она стояла посреди комнаты в голубом платье, стиснув пальцы и вытянув шею, и внимательно прислушивалась, при этом ее крупное белое лицо сморщилось, словно это было и не лицо вовсе, а мех для вина. Из радиоприемника тотчас же раздался голос Генри Снейпа, прозвучавший сильно и четко.
– Ты просто дура, – говорил он, и этот голос так резко отличался от того, который был мне знаком, таким он был грубым и неприятным, что я вздрогнул. – Весь вечер пропал к черту! Восемьсот очков – это восемь фунтов на двоих!
– Я запуталась, – ответила женщина. – Обещаю, больше этого не повторится.
– Что такое? – произнесла моя жена. – Что это происходит?
Она быстро подбежала к приемнику, широко раскрыв рот и высоко подняв брови, и склонилась над ним, приставив ухо к динамику. Должен сказать, что и я несколько разволновался.
– Обещаю, обещаю тебе, больше этого не повторится, – говорила женщина.
– Хочешь не хочешь, – безжалостно отвечал мужчина, – а попробуем прямо сейчас еще раз.
– О нет, прошу тебя! Я этого не выдержу!
– Послушай-ка, – сказал мужчина, – стоило ехать сюда только ради того, чтобы поживиться за счет этой богатой суки, а ты взяла и все испортила.
На этот раз вздрогнула моя жена.
– И это второй раз на неделе, – продолжал он.
– Обещаю, больше это не повторится.
– Садись. Я буду объявлять масть, а ты отвечай.
– Нет, Генри, прошу тебя. Не все же пятьсот. На это уйдет три часа.
– Ладно. Оставим фокусы с пальцами. Полагаю, ты их хорошо запомнила. Займемся лишь объявлением масти и онерами.
– О, Генри, нужно ли все это затевать? Я так устала.
– Абсолютно необходимо, чтобы ты овладела этими приемами в совершенстве, – ответил он. – Ты же знаешь, на следующей неделе мы играем каждый день. А есть-то нам надо.
– Что происходит? – прошептала моя жена. – Что, черт возьми, происходит?
– Тише! – сказал я. – Слушай!
– Итак, – говорил мужской голос. – Начнем с самого начала. Ты готова?
– О, Генри, прошу тебя! – Судя по голосу, она вот-вот готова была расплакаться.
– Ну же, Сэлли. Возьми себя в руки.
Затем совершенно другим голосом, тем, который мы уже слышали в гостиной, Генри Снейп произнес:
– Одна трефа.
Я обратил внимание на то, что слово "одна" он произнес как-то странно, нараспев.
– Туз, дама треф, – устало ответила женщина. – Король, валет пик. Червей нет. Туз, валет бубновой масти.
– А сколько карт каждой масти? Внимательно следи за моими пальцами.
– Ты сказал, что мы оставим фокусы с пальцами.
– Что ж, если ты вполне уверена, что знаешь их...
– Да, я их знаю.
Он помолчал, а затем произнес:
– Трефа.
– Король, валет треф, – заговорила женщина. – Туз пик. Дама, валет червей и туз, дама бубен. Он снова помолчал, потом сказал:
– Одна трефа.
– Туз, король треф...
– Бог ты мой! – вскричал я. – Это ведь закодированное объявление масти. Они сообщают друг другу, какие у них карты на руках!
– Артур, этого не может быть!
– Точно такие же штуки проделывают фокусники, когда спускаются в зал, берут у вас какую-нибудь вещь, а на сцене стоит девушка с завязанными глазами, и по тому, как он строит вопрос, она может определенно назвать предмет, даже если это железнодорожный билет, и на какой станции он куплен.
– Быть этого не может!
– Ничего невероятного тут нет. Но, чтобы научиться этому, нужно здорово потрудиться. Послушай-ка их.
– Я пойду с червей, – говорил мужской голос.
– Король, дама, десятка червей. Туз, валет пик. Бубен нет. Дама, валет треф...
– И обрати внимание, – сказал я, – пальцами он показывает ей, сколько у него карт такой-то масти.
– Каким образом?
– Этого я не знаю. Ты же слышала, что он говорит об этом.
– Боже мой, Артур! Ты уверен, что они весь вечер именно этим и занимались?
– Боюсь, что да.
Она быстро подошла к кровати, на которой лежала пачка сигарет. Закурив, она повернулась ко мне и тоненькой струйкой выпустила дым к потолку. Я понимал, что что-то нам нужно предпринять, но не знал что, поскольку мы никак не могли обвинить их, не раскрыв источника получения информации. Я ждал решения моей жены.
– Знаешь, Артур, – медленно проговорила она, выпуская облачка дыма. – Знаешь, а ведь это превосходная идея. Как ты думаешь, мы сможем этому научиться?
– Что?!
– Ну конечно, сможем. Почему бы и нет?
– Послушай. Ни за что! Погоди минуту, Памела...
Но она уже быстро подошла близко ко мне, опустила голову, посмотрела на меня сверху вниз и при этом улыбнулась хорошо знакомой мне улыбкой, которая, быть может, была и не улыбкой вовсе – ноздри раздувались, а большие серые глаза с блестящими черными точками посередине испещрены сотнями крошечных красных вен. Когда она пристально и сурово глядела на меня такими глазами, клянусь, у меня возникало чувство, будто я тону.
– Да, – сказала она. – Почему бы и нет?
– Но, Памела... Боже праведный... Нет... В конце концов...
– Артур, я бы действительно хотела, чтобы ты не спорил со мной все время. Именно так мы и поступим. А теперь принеси-ка колоду карт, прямо сейчас и начнем.
Концы в воду
На утро третьего дня море успокоилось. Из своих кают повылезали даже самые чувствительные натуры – из числа тех пассажиров, которых не было видно со времени отплытия. Они вышли на верхнюю палубу, стюард расставил для них шезлонги, подоткнул пледы им под ноги и удалился, а путешественники остались лежать рядами, с лицами, повернутыми к бледному, почти не излучавшему тепла январскому солнцу.
Первые два дня на море было умеренное волнение, и это внезапное спокойствие и пришедшее вместе с ним чувство комфорта способствовали тому, что настроение у всех пассажиров стало более благожелательным. К вечеру, имея позади двенадцать часов хорошей погоды, они начали чувствовать себя уверенно, и к восьми часам кают-компания заполнилась людьми, которые держались как бывалые моряки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216