Мяч покатился в сторону от будок со все возраставшей скоростью. Будки открылись, и из них вылетели собаки. Они вылетели единой сворой, все разом, и показалось, будто то была одна широкая собака, а не шесть, и почти тотчас я увидел бегущую по полю Джеки. Я узнал Джеки по ее окрасу. Других темных собак в забеге не было. Джеки, точно она. Не двигайся, сказал я про себя. Ни мускулом не шевели, ни пальцем на руке или на ноге и не моргай. Стой спокойно, не шевелись и смотри, как она бежит. Ну, давай же, Джеки! Нет, кричать не надо. Криком делу не поможешь. И не двигайся. Через двадцать секунд все кончится. Сейчас будет крутой поворот, вверх по склону. Точно обойдет корпусов на пятнадцать – двадцать. Скорее на двадцать. Не считай корпуса, это не приносит удачу. И не двигайся. Не крути головой. Смотри за ней краешком глаза. Ты только полюбуйся на Джеки! Вот дает! Она выиграла! Нет, теперь уж не проиграет.
Когда я подбежал к ней, она вцепилась лапой в кусок шкуры кролика, пытаясь схватить ее пастью, но ей мешал намордник. Другие собаки, с трудом дыша, подбежали к ней и неожиданно все набросились на "кролика", тогда я схватил ее за шею и оттащил в сторону, как говорил Клод, потом повалился вместе с ней на траву, обхватив обеими руками. Хозяева других собак также принялись не без труда разбирать своих питомцев.
Тут, с трудом переводя дух, подоспел Клод. Он даже говорить не мог от волнения, лишь отдувался, стягивая с Джеки намордник и надевая ошейник и поводок. Мистер Физи тоже был здесь. Он стоял подбоченившись. Он поджал свой круглый ротик, и тот сделался похожим на шляпку гриба. Два глаза-камеры снова принялись пристально изучать Джеки с головы до пят.
– Значит, разыграть меня решил, так? – сказал он.
Клод наклонился над собакой и вел себя так, будто ничего не слышал.
– Чтобы после этого я тебя здесь не видел, понял?
Клод продолжал возиться с ошейником Джеки.
Я услышал, как кто-то позади нас говорит:
– Этот плосколицый мерзавец на этот раз обвел старика Физи вокруг пальца.
Кто-то рассмеялся. Мистер Физи ушел. Клод выпрямился и направился вместе с Джеки к мотальщику в синем пиджаке, который сошел с платформы.
– Сигарету, – сказал Клод, протягивая пачку.
Тот взял сигарету, а вместе с ней и свернутую пятифунтовую банкноту, которую Клод держал между пальцами.
– Спасибо, – сказал Клод. – Большое спасибо.
– Не за что, – ответил мотальщик.
Затем Клод повернулся в мою сторону:
– Все деньги поставил, Гордон?
Он подпрыгивал на одном месте, потирая руки и похлопывая Джеки, а губы его, когда он задал мне свой вопрос, дрожали.
– Да. Половину на двадцать пять, половину на пятнадцать.
– О господи, Гордон, это чудесно. Погоди здесь, пока я схожу за чемоданом.
– Возьми с собой Джеки, – сказал я, – и сиди в машине. Увидимся позже.
Около букмекеров на этот раз никого не было. Я был единственным человеком, который пришел получить какие-то деньги. Я шел танцующей походкой, меня всего прямо распирало от восторга. Сначала я подошел к первому букмекеру, человеку с пылающим лицом и остатками чего-то белого на губах. Остановившись перед ним, я принялся неторопливо искать в пачке два его билета. Его звали Сид Прэтчетт. На доске крупными золотыми буквами на розовом фоне было написано: "Сид Прэтчетт. Лучшие шансы в Мидлендс. Быстрое разрешение спорных вопросов".
Я протянул ему первый билет со словами:
– С вас семьдесят пять фунтов.
Это прозвучало настолько приятно, что я произнес то же самое еще раз, будто то была строка из песни.
– С вас семьдесят пять фунтов.
Я и не думал потешаться над мистером Прэтчеттом. Он мне начинал нравиться, и даже очень. Мне было жаль, что ему придется расстаться с такими большими деньгами. Но я надеялся, что его жена и дети от этого не пострадают.
– Номер сорок два, – сказал мистер Прэтчетт, поворачиваясь к своему помощнику, который держал в руках толстый блокнот. – Сорок второй хочет семьдесят пять фунтов.
Пока помощник водил пальцем по столбикам ставок, мы молчали. Он дважды провел пальцем по столбикам, потом посмотрел на своего босса и покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Выплаты не будет. Этот номер поставлен на Улитку.
Не слезая с ящика, мистер Прэтчетт наклонился и заглянул в блокнот. Казалось, слова помощника насторожили его, и на огромном пылающем лице появилось выражение озабоченности.
"Ну и дурак же этот помощник, – подумал я. – Да сейчас, наверное, и мистер Прэтчетт скажет то же самое".
Но когда мистер Прэтчетт повернулся ко мне, в его сузившихся глазах появилась враждебность.
– Послушай-ка, Гордон, – тихо произнес он. – Давай не будем. Ты ведь отлично знаешь, что ставил на Улитку. Так в чем же дело?
– Я ставил на Черную Пантеру, – сказал я. – Две разные ставки по три фунта каждая, двадцать пять к трем. Вот второй билет.
На этот раз он даже не удосужился заглянуть в записи.
– Ты ставил на Улитку, Гордон, – сказал он. – Я помню, как ты подходил.
И с этими словами он отвернулся от меня и стал стирать мокрой тряпкой клички остальных собак, принимавших участие в забеге. Помощник закрыл блокнот и закурил. Я стоял, смотрел на них и чувствовал, как весь покрываюсь потом.
– Дайте-ка мне посмотреть ваши записи.
Мистер Прэтчетт высморкался в мокрую тряпку и бросил ее на землю.
– Слушай, – сказал он, – может, ты прекратишь раздражать меня? Проваливай.
Дело было вот в чем: на билете букмекера, в отличие от билета на тотализаторе, ваша ставка никак не расписана. Это общепринятая практика, распространенная на всех площадках для собачьих бегов в Англии, будь то Силвер-ринг в Ньюмаркете, Ройал-инклоужэ в Аскоте или в деревушке близ Оксфорда. Вам дают карточку, на которой написаны лишь фамилия букмекера и серийный номер. Сумма ставки вносится (или должна вноситься) помощником букмекера в специальную книгу вместе с номером билета, но кроме этого нет никаких следов того, на что вы поставили и сколько.
– Давай пошевеливайся, – еще раз сказал мистер Прэтчетт. – Убирайся отсюда.
Я отступил на шаг и бросил взгляд вдоль ряда стендов. Ни один из букмекеров не смотрел в мою сторону. Каждый из них неподвижно стоял на деревянном ящике под доской со своей фамилией и смотрел прямо в толпу. Я подошел к следующему букмекеру и предъявил билет.
– Я поставил три фунта на Черную Пантеру при двадцати пяти к трем, – твердо произнес я. – С вас семьдесят пять фунтов.
Этот, с рыхлым воспаленным лицом, проделал в точности все то же самое, что и мистер Прэтчетт, – задал пару вопросов помощнику, заглянул в блокнот и ответил так же.
– Что это с тобой? – тихо произнес он, обращаясь ко мне, словно я был восьмилетним мальчишкой. – Так глупо пытаешься меня провести.
На этот раз я отступил подальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216
Когда я подбежал к ней, она вцепилась лапой в кусок шкуры кролика, пытаясь схватить ее пастью, но ей мешал намордник. Другие собаки, с трудом дыша, подбежали к ней и неожиданно все набросились на "кролика", тогда я схватил ее за шею и оттащил в сторону, как говорил Клод, потом повалился вместе с ней на траву, обхватив обеими руками. Хозяева других собак также принялись не без труда разбирать своих питомцев.
Тут, с трудом переводя дух, подоспел Клод. Он даже говорить не мог от волнения, лишь отдувался, стягивая с Джеки намордник и надевая ошейник и поводок. Мистер Физи тоже был здесь. Он стоял подбоченившись. Он поджал свой круглый ротик, и тот сделался похожим на шляпку гриба. Два глаза-камеры снова принялись пристально изучать Джеки с головы до пят.
– Значит, разыграть меня решил, так? – сказал он.
Клод наклонился над собакой и вел себя так, будто ничего не слышал.
– Чтобы после этого я тебя здесь не видел, понял?
Клод продолжал возиться с ошейником Джеки.
Я услышал, как кто-то позади нас говорит:
– Этот плосколицый мерзавец на этот раз обвел старика Физи вокруг пальца.
Кто-то рассмеялся. Мистер Физи ушел. Клод выпрямился и направился вместе с Джеки к мотальщику в синем пиджаке, который сошел с платформы.
– Сигарету, – сказал Клод, протягивая пачку.
Тот взял сигарету, а вместе с ней и свернутую пятифунтовую банкноту, которую Клод держал между пальцами.
– Спасибо, – сказал Клод. – Большое спасибо.
– Не за что, – ответил мотальщик.
Затем Клод повернулся в мою сторону:
– Все деньги поставил, Гордон?
Он подпрыгивал на одном месте, потирая руки и похлопывая Джеки, а губы его, когда он задал мне свой вопрос, дрожали.
– Да. Половину на двадцать пять, половину на пятнадцать.
– О господи, Гордон, это чудесно. Погоди здесь, пока я схожу за чемоданом.
– Возьми с собой Джеки, – сказал я, – и сиди в машине. Увидимся позже.
Около букмекеров на этот раз никого не было. Я был единственным человеком, который пришел получить какие-то деньги. Я шел танцующей походкой, меня всего прямо распирало от восторга. Сначала я подошел к первому букмекеру, человеку с пылающим лицом и остатками чего-то белого на губах. Остановившись перед ним, я принялся неторопливо искать в пачке два его билета. Его звали Сид Прэтчетт. На доске крупными золотыми буквами на розовом фоне было написано: "Сид Прэтчетт. Лучшие шансы в Мидлендс. Быстрое разрешение спорных вопросов".
Я протянул ему первый билет со словами:
– С вас семьдесят пять фунтов.
Это прозвучало настолько приятно, что я произнес то же самое еще раз, будто то была строка из песни.
– С вас семьдесят пять фунтов.
Я и не думал потешаться над мистером Прэтчеттом. Он мне начинал нравиться, и даже очень. Мне было жаль, что ему придется расстаться с такими большими деньгами. Но я надеялся, что его жена и дети от этого не пострадают.
– Номер сорок два, – сказал мистер Прэтчетт, поворачиваясь к своему помощнику, который держал в руках толстый блокнот. – Сорок второй хочет семьдесят пять фунтов.
Пока помощник водил пальцем по столбикам ставок, мы молчали. Он дважды провел пальцем по столбикам, потом посмотрел на своего босса и покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Выплаты не будет. Этот номер поставлен на Улитку.
Не слезая с ящика, мистер Прэтчетт наклонился и заглянул в блокнот. Казалось, слова помощника насторожили его, и на огромном пылающем лице появилось выражение озабоченности.
"Ну и дурак же этот помощник, – подумал я. – Да сейчас, наверное, и мистер Прэтчетт скажет то же самое".
Но когда мистер Прэтчетт повернулся ко мне, в его сузившихся глазах появилась враждебность.
– Послушай-ка, Гордон, – тихо произнес он. – Давай не будем. Ты ведь отлично знаешь, что ставил на Улитку. Так в чем же дело?
– Я ставил на Черную Пантеру, – сказал я. – Две разные ставки по три фунта каждая, двадцать пять к трем. Вот второй билет.
На этот раз он даже не удосужился заглянуть в записи.
– Ты ставил на Улитку, Гордон, – сказал он. – Я помню, как ты подходил.
И с этими словами он отвернулся от меня и стал стирать мокрой тряпкой клички остальных собак, принимавших участие в забеге. Помощник закрыл блокнот и закурил. Я стоял, смотрел на них и чувствовал, как весь покрываюсь потом.
– Дайте-ка мне посмотреть ваши записи.
Мистер Прэтчетт высморкался в мокрую тряпку и бросил ее на землю.
– Слушай, – сказал он, – может, ты прекратишь раздражать меня? Проваливай.
Дело было вот в чем: на билете букмекера, в отличие от билета на тотализаторе, ваша ставка никак не расписана. Это общепринятая практика, распространенная на всех площадках для собачьих бегов в Англии, будь то Силвер-ринг в Ньюмаркете, Ройал-инклоужэ в Аскоте или в деревушке близ Оксфорда. Вам дают карточку, на которой написаны лишь фамилия букмекера и серийный номер. Сумма ставки вносится (или должна вноситься) помощником букмекера в специальную книгу вместе с номером билета, но кроме этого нет никаких следов того, на что вы поставили и сколько.
– Давай пошевеливайся, – еще раз сказал мистер Прэтчетт. – Убирайся отсюда.
Я отступил на шаг и бросил взгляд вдоль ряда стендов. Ни один из букмекеров не смотрел в мою сторону. Каждый из них неподвижно стоял на деревянном ящике под доской со своей фамилией и смотрел прямо в толпу. Я подошел к следующему букмекеру и предъявил билет.
– Я поставил три фунта на Черную Пантеру при двадцати пяти к трем, – твердо произнес я. – С вас семьдесят пять фунтов.
Этот, с рыхлым воспаленным лицом, проделал в точности все то же самое, что и мистер Прэтчетт, – задал пару вопросов помощнику, заглянул в блокнот и ответил так же.
– Что это с тобой? – тихо произнес он, обращаясь ко мне, словно я был восьмилетним мальчишкой. – Так глупо пытаешься меня провести.
На этот раз я отступил подальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216