Понять по жизни. Не знаю.
Мне надо было заплакать. И я заплакала. И конечно, Йэн сразу отреагировал - прижал меня к себе… Только вот я не чувствовала никакого тепла. Уже не чувствовала. Я молча и старательно высвободилась из его объятий.
— Крис, - сказал он тихо. Так, как будто очень жалел меня.
Он хороший. Очень хороший, подумала я. Только вот есть и другое что-то. И это другое - Феликс во дворе с чемоданом, бледный, и белая повязка на тыльной стороне кисти. И через это - другое - я уже не смогу перешагнуть и забыть. Просто так взять и забыть.
И так ведь будет всегда, подумала я. Это не один такой случай. Это вся жизнь моего будущего мужа. Это я всегда должна буду думать, что ему можно сказать, что - нельзя. И всегда будет он - отдельно, и все остальные, нормальные люди, девчонки, коллеги, пациенты - отдельно. Как будто чертой он от всех остальных отделен. И что там, за чертой, нормальные люди не понимают. И значит, надо выбрать…
Между ним и всеми остальными людьми.
Только я-то ведь нормальный человек. Я люблю его, но я-то самая обыкновенная.
Я не смогу перешагнуть и забыть.
— Извини, - выдавила я. Он, видимо, понял меня, потому что продолжал стоять все так же неподвижно, ковыряя пальцем зарубину в дереве и молча ждать… Чего ждать - приговора?
На миг мне стало его жалко. Но уже сломалось что-то внутри. Уже никогда не будет по-прежнему. Никогда.
Чужой. Хороший, сильный, умный человек. Настоящий христианин. Жертвенный и честный. Чужой.
Он не хотел мне верить.
— Крис, - сказал он, - пойми…
— Я все понимаю, - тихо сказала я. Сделала шаг назад.
— Крис, но ведь ты должна была знать раньше… ты же знала, кто я. Какая у меня профессия. Ты знала, что я воевал. Я же ничего не скрывал от тебя.
— Наверное, я была глупая дура. Да. И не понимала.
— Крис, там, в горах… я убивал. Ты знаешь, война - это очень грязная вещь… Я расстреливал… пленных. Без оружия, связанных. Их просто девать было некуда, мы сами в окружении были… Ты думаешь, война - это очень красиво, благородно, как показывают по видеону. Нет. Это гадость, Крис, это мерзость. Я… никогда не хотел тебе говорить. Я один раз убил… там ребенок был, ему лет пять, наверное, было. Шерг. Он меня увидел и хотел закричать, но я успел выстрелить. Если бы он закричал… я там один был, и впереди позиции шергов. Меня бы даже не убили, Крис. Вернее, не сразу бы убили. Мы находили наших потом… кто попал в плен. Понимаешь, они отрезали все, что можно… носы там, уши, руки, ноги… все.
— Я понимаю, - собственный голос казался мне чужим, - я понимаю. Но у нас здесь не война.
— Война, Крис. Только невидимая, незаметная. Другая война.
Я кивнула. Может быть, даже он прав. Мне совершенно не хотелось спорить. Да, наверное, он во всем прав. И наверное, будь я на его месте, тоже могла бы убить ребенка. Или пленного. Только я не хочу быть на его месте. И вообще не хочу. Даже думать обо всем этом не хочу. Потому что противно. Мерзко.
И нельзя отвечать злом на зло, иначе превратишься в подобие собственного врага.
И если победа требует такой цены, если такой ценой надо нас защищать - так не стоим мы того. И лучше мы все сдохнем, чем… Чем так.
Только объяснять все это Йэну мне совершенно не хотелось. Все, чего мне хотелось сейчас - это уйти. Насовсем. Нелепость все это. Зачем я стою здесь с совершенно чужим, посторонним мужчиной, о чем я разговариваю с ним?
Нам не о чем говорить.
— Ладно, Йэн. Извини, - спокойно сказала я, - в общем, все понятно. Я пойду, ладно?
Он не двигался с места. Лицо его странно изменило цвет. Я такого и не видела никогда. Просто в одно мгновение посерело, стало похожим на бумагу из вторсырья.
Он понял.
И опять на какой-то миг мне стало его жаль, но вернуть уже ничего нельзя было. Я снова пробормотала.
— Извини.
И пошла прочь. Сделав несколько шагов, опомнилась и обернулась. Йэн все так же стоял, вцепившись пальцами в угол беседки.
Лицо его было чужим. Мертвым.
— Да, Йэн… знаешь что? Ты… не приходи ко мне больше. Ах, да…
Я с усилием сняла с пальца колечко. То самое, подаренное прошлой осенью. Когда состоялась наша помолвка.
Надо было подойти и отдать. Но не было сил сделать шаг назад. Я бросила колечко Йэну.
— Лови.
Он не шелохнулся. Колечко упало у его ног в сплетение трав и ветвей - не найдешь теперь. Неважно. Оно дешевое.
Теперь все. Все, вроде бы, ясно. Можно идти. Я больше не смотрела на Йэна, молча зашагала к общежитиям.
Кажется, стало легче.
К празднику готовились почти месяц. День святого Реймоса у нас отмечают всегда бурно, и не просто так, а потому что наша община и наш храм носят его имя.
А в этом году еще и 20 лет исполнилось нашей школьной общине. Так что, конечно, торжества намечались грандиозные.
Да и хочется в середине мокрой, серой, слякотной осени устроить себе хоть какой-то праздник. А так повода нет - только и остается ждать Рождества.
Тавита - она хорошо шьет - каждый вечер уходила в мастерскую готовить костюмы для спектакля. Спектакль намечался фантастический, не на сцене, а прямо посреди зала, вроде ролевой игры, и в принципе, участвовать в нем будут все, даже те, кто ни сном ни духом, просто так случайно оказался в зале. Мне дали поручение - готовить лотерею. Поскольку особых талантов нет, ни в пении, ни в танцах, ни еще в какой художественной декламации. Я постаралась, конечно, сделать все на совесть. Ездила по городу, искала выигрыши. Лотерея должна быть беспроигрышной, пусть каждый получит мелочь на память. Крупных призов, правда, всего несколько. Цена билетика - один купон. На время праздника по традиции печаталось что-то вроде "денег", наподобие тех, которые употребляются в Сканти. При входе каждому выдавалось 40 купонов, а уж что человек с ними сделает - купит лимонада, жаренку или лотерейный билет - его личное дело.
Для лотереи тоже нужно было нарисовать и напечатать билеты. Художник из меня неважный, однако мне помогла наша новая соседка по комнате, первокурсница Вики. А напечатать согласились в храмовой типографии, где и купоны готовили, и всякие шуточные лозунги для праздника.
А еще мы готовили костюмы. Тавита участвовала в спектакле, и одета была как служанка дербийской принцессы. А мы с Вики старались для себя. Ведь вообще редко удается приодеться как-то особенно. На практике и в школе ты всегда в белом медицинском костюме, остальное время - форменное платье, ну еще спортивная форма бывает. В воскресенье можно, конечно, что-то свое надеть, но на службу сильно наряжаться не рекомендуют, вот и натягиваешь обычно ту же самую форму. Да и на студенческую карту ничего шикарного не приобретешь. А вот на праздник - как не нарядиться? Я шью из рук вон плохо, но Вики и Тавита помогли. Мы приобрели обычные светло-лимонные платьица в распределителе, и перекроили их, как получилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Мне надо было заплакать. И я заплакала. И конечно, Йэн сразу отреагировал - прижал меня к себе… Только вот я не чувствовала никакого тепла. Уже не чувствовала. Я молча и старательно высвободилась из его объятий.
— Крис, - сказал он тихо. Так, как будто очень жалел меня.
Он хороший. Очень хороший, подумала я. Только вот есть и другое что-то. И это другое - Феликс во дворе с чемоданом, бледный, и белая повязка на тыльной стороне кисти. И через это - другое - я уже не смогу перешагнуть и забыть. Просто так взять и забыть.
И так ведь будет всегда, подумала я. Это не один такой случай. Это вся жизнь моего будущего мужа. Это я всегда должна буду думать, что ему можно сказать, что - нельзя. И всегда будет он - отдельно, и все остальные, нормальные люди, девчонки, коллеги, пациенты - отдельно. Как будто чертой он от всех остальных отделен. И что там, за чертой, нормальные люди не понимают. И значит, надо выбрать…
Между ним и всеми остальными людьми.
Только я-то ведь нормальный человек. Я люблю его, но я-то самая обыкновенная.
Я не смогу перешагнуть и забыть.
— Извини, - выдавила я. Он, видимо, понял меня, потому что продолжал стоять все так же неподвижно, ковыряя пальцем зарубину в дереве и молча ждать… Чего ждать - приговора?
На миг мне стало его жалко. Но уже сломалось что-то внутри. Уже никогда не будет по-прежнему. Никогда.
Чужой. Хороший, сильный, умный человек. Настоящий христианин. Жертвенный и честный. Чужой.
Он не хотел мне верить.
— Крис, - сказал он, - пойми…
— Я все понимаю, - тихо сказала я. Сделала шаг назад.
— Крис, но ведь ты должна была знать раньше… ты же знала, кто я. Какая у меня профессия. Ты знала, что я воевал. Я же ничего не скрывал от тебя.
— Наверное, я была глупая дура. Да. И не понимала.
— Крис, там, в горах… я убивал. Ты знаешь, война - это очень грязная вещь… Я расстреливал… пленных. Без оружия, связанных. Их просто девать было некуда, мы сами в окружении были… Ты думаешь, война - это очень красиво, благородно, как показывают по видеону. Нет. Это гадость, Крис, это мерзость. Я… никогда не хотел тебе говорить. Я один раз убил… там ребенок был, ему лет пять, наверное, было. Шерг. Он меня увидел и хотел закричать, но я успел выстрелить. Если бы он закричал… я там один был, и впереди позиции шергов. Меня бы даже не убили, Крис. Вернее, не сразу бы убили. Мы находили наших потом… кто попал в плен. Понимаешь, они отрезали все, что можно… носы там, уши, руки, ноги… все.
— Я понимаю, - собственный голос казался мне чужим, - я понимаю. Но у нас здесь не война.
— Война, Крис. Только невидимая, незаметная. Другая война.
Я кивнула. Может быть, даже он прав. Мне совершенно не хотелось спорить. Да, наверное, он во всем прав. И наверное, будь я на его месте, тоже могла бы убить ребенка. Или пленного. Только я не хочу быть на его месте. И вообще не хочу. Даже думать обо всем этом не хочу. Потому что противно. Мерзко.
И нельзя отвечать злом на зло, иначе превратишься в подобие собственного врага.
И если победа требует такой цены, если такой ценой надо нас защищать - так не стоим мы того. И лучше мы все сдохнем, чем… Чем так.
Только объяснять все это Йэну мне совершенно не хотелось. Все, чего мне хотелось сейчас - это уйти. Насовсем. Нелепость все это. Зачем я стою здесь с совершенно чужим, посторонним мужчиной, о чем я разговариваю с ним?
Нам не о чем говорить.
— Ладно, Йэн. Извини, - спокойно сказала я, - в общем, все понятно. Я пойду, ладно?
Он не двигался с места. Лицо его странно изменило цвет. Я такого и не видела никогда. Просто в одно мгновение посерело, стало похожим на бумагу из вторсырья.
Он понял.
И опять на какой-то миг мне стало его жаль, но вернуть уже ничего нельзя было. Я снова пробормотала.
— Извини.
И пошла прочь. Сделав несколько шагов, опомнилась и обернулась. Йэн все так же стоял, вцепившись пальцами в угол беседки.
Лицо его было чужим. Мертвым.
— Да, Йэн… знаешь что? Ты… не приходи ко мне больше. Ах, да…
Я с усилием сняла с пальца колечко. То самое, подаренное прошлой осенью. Когда состоялась наша помолвка.
Надо было подойти и отдать. Но не было сил сделать шаг назад. Я бросила колечко Йэну.
— Лови.
Он не шелохнулся. Колечко упало у его ног в сплетение трав и ветвей - не найдешь теперь. Неважно. Оно дешевое.
Теперь все. Все, вроде бы, ясно. Можно идти. Я больше не смотрела на Йэна, молча зашагала к общежитиям.
Кажется, стало легче.
К празднику готовились почти месяц. День святого Реймоса у нас отмечают всегда бурно, и не просто так, а потому что наша община и наш храм носят его имя.
А в этом году еще и 20 лет исполнилось нашей школьной общине. Так что, конечно, торжества намечались грандиозные.
Да и хочется в середине мокрой, серой, слякотной осени устроить себе хоть какой-то праздник. А так повода нет - только и остается ждать Рождества.
Тавита - она хорошо шьет - каждый вечер уходила в мастерскую готовить костюмы для спектакля. Спектакль намечался фантастический, не на сцене, а прямо посреди зала, вроде ролевой игры, и в принципе, участвовать в нем будут все, даже те, кто ни сном ни духом, просто так случайно оказался в зале. Мне дали поручение - готовить лотерею. Поскольку особых талантов нет, ни в пении, ни в танцах, ни еще в какой художественной декламации. Я постаралась, конечно, сделать все на совесть. Ездила по городу, искала выигрыши. Лотерея должна быть беспроигрышной, пусть каждый получит мелочь на память. Крупных призов, правда, всего несколько. Цена билетика - один купон. На время праздника по традиции печаталось что-то вроде "денег", наподобие тех, которые употребляются в Сканти. При входе каждому выдавалось 40 купонов, а уж что человек с ними сделает - купит лимонада, жаренку или лотерейный билет - его личное дело.
Для лотереи тоже нужно было нарисовать и напечатать билеты. Художник из меня неважный, однако мне помогла наша новая соседка по комнате, первокурсница Вики. А напечатать согласились в храмовой типографии, где и купоны готовили, и всякие шуточные лозунги для праздника.
А еще мы готовили костюмы. Тавита участвовала в спектакле, и одета была как служанка дербийской принцессы. А мы с Вики старались для себя. Ведь вообще редко удается приодеться как-то особенно. На практике и в школе ты всегда в белом медицинском костюме, остальное время - форменное платье, ну еще спортивная форма бывает. В воскресенье можно, конечно, что-то свое надеть, но на службу сильно наряжаться не рекомендуют, вот и натягиваешь обычно ту же самую форму. Да и на студенческую карту ничего шикарного не приобретешь. А вот на праздник - как не нарядиться? Я шью из рук вон плохо, но Вики и Тавита помогли. Мы приобрели обычные светло-лимонные платьица в распределителе, и перекроили их, как получилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134