И еще: он терял память. Ничего особенно важного, но когда дело доходило до мелочей вроде... вроде Мишки-Оборванца, например. Как он мог забыть свой смешной каламбур, доставивший столько радости маленькой девочке? Лин обычно раздражала в отце как раз его необычайная память па детали – он вспоминал то, о чем не хотелось бы слышать снова. Все это было очень странно.
И все же, несмотря ни на что, она была рада, что он предложил ей пойти вместе с ним в университет и поговорить с человеком, имя которого она так и не смогла произнести. Предложение было довольно нерешительным.
– Зачем ты хочешь встретиться с ним? – спросила она.
– Нужно выяснить одну вещь, связанную с моим отцом.
– Твой отец... но это же мой дед! Конечно, я иду с тобой.
Странно иметь деда с таким именем: Ханну Меррикен. Лин сидела перед зеркалом и рассматривала себя, в очередной раз убеждаясь, что все в полном порядке. «Не такая уж я и уродина, – подумала она, изучая серые глаза и прямые черные брови. – Рот великоват, конечно. Ладно, сойдет».
Захлопнув сумочку, она направилась к двери гостиной, где сидел отец. Внезапно она остановилась. «О чем я думаю? Это же мой отец, а не...» Она отмахнулась от не успевшей оформиться мысли и открыла дверь.
Профессор Кааринен оказался бодрым круглолицым человеком лет шестидесяти на вид, вовсе не похожим на высохшего старика, которого Лин нарисовала в своем воображении. Он поднялся из-за стола навстречу Денисону и горячо заговорил по-фински. Денисон протестующе поднял руку.
– Извините. Я не говорю по-фински.
Брови Кааринена поползли па лоб.
– Забавно! – произнес он по-английски.
Денисон пожал плечами.
– Что в этом странного? Я уехал из страны, когда мне было семнадцать. Из них пятнадцать лет я говорил по-фински, а затем в течение почти тридцати лет не имел такой возможности, – он улыбнулся. – Можно сказать, у меня атрофировался финноязычный мускул.
Кааринен понимающе кивнул.
– Да, да. Когда-то я свободно владел немецким, а что теперь? – он развел руками. – Итак, вы сын Ханну Меррикена.
– Разрешите представить вам мою дочь, Лин.
Кааринен протянул руку.
– Внучка Ханну? О, это большая честь для меня. Садитесь, пожалуйста. Не желаете кофе?
– Спасибо, с удовольствием!
Кааринен подошел к двери и поговорил с девушкой, сидевшей в соседнем кабинете, а затем вернулся обратно.
– Ваш отец был великим человеком, доктор... э-э-э... Мейрик, – сказал он.
Денисон кивнул.
– Да, я вернулся к традиционному английскому написанию нашей фамилии.
Профессор рассмеялся.
– Я хорошо помню, как Ханну рассказывал мне историю своего рода. В его изложении она звучала так романтично... Каким же ветром вас занесло к нам в Финляндию?
– Сам не вполне понимаю, – осторожно сказал Денисон. – Возможно, просто потребность посмотреть на родные места. Запоздалая тоска по дому, так сказать.
– Понимаю, – сказал Кааринен. – Вы пришли ко мне, потому что хотели что-то узнать о своем отце?
– Насколько я знаю, перед войной вы работали вместе с ним.
– Да, и я с гордостью вспоминаю об этом. Ваш отец был не только великим исследователем, но и великим учителем. Но я отнюдь не единственный его ученик. Нас было четверо – наверное, вы сами помните.
– Я был очень молод, – заметил Денисон. – ...Воспоминания скорее относятся к детству, чем к юношеству.
– Готов побиться об заклад, что вы меня не узнали, – Кааринен сверкнул глазами и похлопал себя по объемистому животу. – Ничего странного – я сильно изменился. Но вас-то я хорошо помню. Вы, юный варвар, сорвали один из моих экспериментов.
– Прошу прощения, – с улыбкой сказал Денисон.
– Да, – мысли Кааринена блуждали далеко. – В те дни нас было пятеро – ваш отец и мы. Отличная была команда, – он нахмурился. – А знаете, кажется, остался лишь я один! – он начал загибать пальцы. – Олави Койвисто был убит на фронте, Лииза Линнанкиви тоже убита при бомбежке Виипури незадолго до гибели вашего отца. Кай Салоярви пережил войну; бедняга умер от рака три года назад. Да, я остался единственным из нашей старой команды.
– Вы работали вместе над одними и теми же проектами?
– Иногда – да, иногда – нет, – Кааринен немного наклонился вперед. – Иногда мы проводили собственные исследования, а Ханну помогал нам советами. Вы сами ученый, доктор Мейрик, и знаете, как работает научная лаборатория.
Денисон кивнул.
– Каково было главное направление исследований?
Кааринен развел руками.
– Что же еще, кроме атомной энергии? Мы все занимались этой проблемой. То были дни великих первопроходцев – все казалось необычайно интересным и волнующим, – он помолчал и сухо добавил: – Последствия этого оказались гораздо более волнующими, чем мы могли себе представить, но к тому времени в Финляндии уже никто не думал о ядерной энергии.
Он сцепил руки на животе.
– Я хорошо помню, как Ханну показывал мне статью Мейтнера и Фриша, в которой они интерпретировали эксперименты Гана. Там было хорошо показано, что цепная реакция экспериментально достижима, а следовательно, высвобождение ядерной энергии не за горами. Вы не можете представить себе, до какой степени мы были взволнованы – вся текущая работа была отложена, чтобы сконцентрироваться на новой проблеме, – он неуклюже пожал плечами. – Но то был 1939 год – начало Зимней Войны. На такую роскошь, как исследование атома, времени уже не оставалось, – в его голосе прозвучал сарказм.
– Над чем работал мой отец перед Зимней Войной?
– Ага, вот и кофе, – сказал Кааринен. Он принял у девушки поднос с кофе и предложил Лин маленькие бисквиты. – А вы чем занимаетесь, моя юная леди? Вы тоже ученый, как ваши отец и дед?
– Боюсь, что нет, – вежливо ответила Лин. – Я учительница.
– Учителя тоже нужны, – заметил Кааринен. – О чем вы меня спросили, доктор?
– Я интересовался, над чем работал мой отец перед тем, как переключился на проблему ядерной энергии.
– Ах да, – профессор неопределенно взмахнул рукой. – Как вы понимаете, это было очень давно. С тех пор произошло столько всего, что трудно вспомнить... – он взял бисквит и поднес его ко рту. – Вспомнил: он работал над некоторыми аспектами рентгеновского излучения.
– Вы принимали участие в этой работе?
– Нет. Ему помогала Лииза... или Олави?
– Выходит, вы не знаете, в чем заключалась суть его исследования?
– Нет, – широкое лицо Кааринена неожиданно расплылось в улыбке. – Но, зная вашего отца, я могу сказать, что эта разработка не имела практического применения. Он очень гордился своим статусом чистого исследователя. Мы все были похожи на него – гордились своей оторванностью от мирских дел, – Кааринен печально склонил голову. – К сожалению, теперь мы стали другими.
Последующие полтора часа профессор делился своими воспоминаниями, не замечая безнадежных попыток Денисона вернуть разговор в прежнее русло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77