нижний – цитатки из инфо о «ЖЖ»-юзерах, верхний – тупорылый корпоративный юмор, вчера видела в кустах на КанГрибе отрезанную голову Ренаты Литвиновой… а-а, это была голова твоего ризеншнауцера, гы-гы, бу-га-га, нахх!.. Фальшивая сука Лора навскидку назовет пятьсот самых выдающихся деятелей мировой культуры, включая Рокко Сиффреди, порноактера, и Маноло Бланика, дизайнера обуви. С Маноло ей бы хотелось перепихнуться, с Рокко Сиффреди – нет, не потому, что Рокко бескрылый профессионал, а потому, что у Маноло, по скромному разумению Лоры, есть главное.
Обувная колодка.
На нее можно насадить любую дырку, ей можно со свистом прочистить любое отверстие, вопрос об индивидуальной переносимости организма не стоит. Организм – перенесет, секс-игрушки для взрослых детей влекут его непреодолимо.
У Лоры тоже есть набор обувных колодок, вполне профессиональный: жратва нон-стоп, голубые устрицы во льду, вы когда-нибудь пробовали голубых устриц, милый мой, когда их разделываешь, они пищат на три тона выше, чем обыкновенные; голубые мальчики у шеста, вы когда-нибудь пробовали голубых мальчиков, милый мой, когда они кончают – они пищат на три тона выше, чем обыкновенные; шмотье нон-стоп, галифе, похищенные прямиком из пафосной коллекции «Z oo Suburbano» , никаких зипперов – брюнетистые пуговицы, блондинистая строчка, вы когда-нибудь пробовали брюнетистые пуговицы, милый мой, когда их расстегиваешь, нельзя и предположить, что скрывается за ними, – возможно, трусишки «стринг-танга», они разжижают мозги не хуже романов Кастанеды, но возможно…
Возможно, – самое упоительное путешествие, города на холмах, в них всегда идет дождь, в них всегда – одна улица, на которой вы обязательно разминетесь, в них всегда один мост – для влюбленных и еще один – для самоубийц, важно не перепутать; в них не варят горячий шоколад, в них нет первых этажей, но нет и последних, только мансарды. О, эти мансарды со стенами, оклеенными почтовыми марками экзотических стран, с постелями, заросшими папоротником, лучше не придумаешь, лучше не бывает, во всяком случае – на спине всегда остается узор от листьев, он держится долго, он будет держаться так долго, как долго вы будете заниматься любовью, ну что там за срань с пуговицами, милый мой, вы до сих пор не расстегнули?., смелее, иначе трах нон-стоп вам не обломится никогда.
Трах нон-стоп. Все Лорины гламурно-провокационные базары, шмотки и жратва – лишь подводка к нему, в его свете гипотетический перепихон с Маноло Блаником и его обувной колодкой можно считать обменом опытом.
Фальшивая сука.
Я вижу сучью спину и рядом – другую спину, без ангельских крыльев, но с тонкой плетью позвоночника – плетью, или это все-таки стек? Неважно, и то и другое одинаково больно хлещет меня по лицу, сечет по глазам, с оттягом, единственное, что мне остается, – привкус пластикового стаканчика, а сочинять истории про города на холмах я не мастак.
Но я легко могу их представить, не истории – города с одной улицей, на которой мы обязательно разминулись бы с Тинатин. Даже если улиц бы было несравнимо больше, мы все равно разминулись бы, даже если на каждой из них было бы по кинотеатру – мы все равно разминулись бы, Тинатин не производит впечатления девушки, живо интересующейся экранными тенями.
Она и сама скоро станет тенью.
Совсем скоро. Сейчас.
– Макс!..
Я не верю своим ушам. Глазам, впрочем, тоже не верю, как можно поверить в то, что Тинатин останавливается – у самого края воронки, куда Лорино неуемное либидо готово затянуть ее. Но Тинатин останавливается.
– Не отставайте, Макс!..
Это может означать только одно: я принят в компанию карусельного секонд-хэнда, вряд ли это понравится Лоре, дважды, трижды не понравится, пусть так, но выбор всегда останется за Тинатин.
***
Этот город незнаком мне. Этот дождь – тоже.
Когда-то, каких-нибудь три часа назад, он назывался Санкт-Петербургом, я прожил в нем всю жизнь, кратковременные отлучки не в счет, кратковременные женщины – не в счет, изменить привычный ландшафт они не в состоянии.
Теперь же привычного ландшафта не существует.
Не то чтобы он был так уж непохож на себя, я все еще различаю знакомые силуэты домов и ту ломаную, почти готическую линию, которая образуется в месте соединения неба и крыш, на этом сходство заканчивается. Интересно, узнает ли ландшафт Лора, ни у кого из нас нет зонта, вот что сейчас нам необходимо – зонт. Неважно какой – со сломанными спицами, найденный в ближайшем кафе, украденный у старика, задремавшего в автобусе, ничто так не сближает влюбленных, как ритуал мелкого воровства совсем уж бесполезных вещей. Исходя из этого, мы с Лорой, одинаково влюбленные, должны броситься друг другу в объятья, совсем как в фильме «Мужчина и женщина», Трентиньян – Эме, Эме – Трентиньян, гоночное авто и дети в отдалении, они не влюблены друг в друга. Но фишка в том, что Лора и я тоже не влюблены друг в друга, вся сила страсти – и моей, и Лориной – направлена на один объект:
Тинатин.
Тинатин, стоящую в отдалении, как дети, как гоночное авто. Тинатин, ни в кого из нас не влюбленную. И я готов вынести эту ее невлюбленность, лишь бы быть уверенным: она распространяется и на Лору. Но как я могу быть уверенным, я не уверен даже в собственном городе.
В дожде тоже есть что-то неестественное.
Он застает нас врасплох, три часа назад на него и намека не было, это, конечно, можно отнести к особенностям ЭсПэБэ-климата, погода здесь лжива, как привокзальный наперсточник, вот только дурацкий дождь… Его сюжет, если у дождей вообще могут быть сюжеты, чем-то неуловимо связан с Тинатин. Да что там – «неуловимо связан», он так и вертится вокруг Тинатин, стоит ей опрокинуть вверх обе ладони, под прямым углом к запястьям – подобно древнеегипетской жрице, как над ними тотчас же вырастают два водяных столба; дождь укутывает Тинатин, обволакивает ее, что ж, его нетрудно понять. Я, во всяком случае, понимаю.
Как будет развиваться наш собственный сюжет – неизвестно.
Со стороны (со стороны дурацкого дождя?) это выглядит примерно так: две девушки и парень в предчувствии группенсекса, времени на покупку свечей в супермаркете не остается, времени на помывку в душе и интимное бритье по линии бикини не остается, начать можно и у дверей квартиры. Пока одна из девушек, путаясь в единственном ключе, пытается их открыть, другая нежно целует ее шею. Парню же достаются тылы, две задницы, упругие, как мячи для гольфа, от искушения ударить по ним со всей дури спасает лишь отсутствие клюшки.
Впрочем, и в легком синхронном поглаживании («стимулировании любимых(ой) жоп(ы)», как завернули бы «ЖЖ»-феминистки) есть свое безусловное очарование.
Все становится не таким безусловным и гораздо менее очаровательным, когда дело доходит до наспех сброшенных у постели вещей, групповухи не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Обувная колодка.
На нее можно насадить любую дырку, ей можно со свистом прочистить любое отверстие, вопрос об индивидуальной переносимости организма не стоит. Организм – перенесет, секс-игрушки для взрослых детей влекут его непреодолимо.
У Лоры тоже есть набор обувных колодок, вполне профессиональный: жратва нон-стоп, голубые устрицы во льду, вы когда-нибудь пробовали голубых устриц, милый мой, когда их разделываешь, они пищат на три тона выше, чем обыкновенные; голубые мальчики у шеста, вы когда-нибудь пробовали голубых мальчиков, милый мой, когда они кончают – они пищат на три тона выше, чем обыкновенные; шмотье нон-стоп, галифе, похищенные прямиком из пафосной коллекции «Z oo Suburbano» , никаких зипперов – брюнетистые пуговицы, блондинистая строчка, вы когда-нибудь пробовали брюнетистые пуговицы, милый мой, когда их расстегиваешь, нельзя и предположить, что скрывается за ними, – возможно, трусишки «стринг-танга», они разжижают мозги не хуже романов Кастанеды, но возможно…
Возможно, – самое упоительное путешествие, города на холмах, в них всегда идет дождь, в них всегда – одна улица, на которой вы обязательно разминетесь, в них всегда один мост – для влюбленных и еще один – для самоубийц, важно не перепутать; в них не варят горячий шоколад, в них нет первых этажей, но нет и последних, только мансарды. О, эти мансарды со стенами, оклеенными почтовыми марками экзотических стран, с постелями, заросшими папоротником, лучше не придумаешь, лучше не бывает, во всяком случае – на спине всегда остается узор от листьев, он держится долго, он будет держаться так долго, как долго вы будете заниматься любовью, ну что там за срань с пуговицами, милый мой, вы до сих пор не расстегнули?., смелее, иначе трах нон-стоп вам не обломится никогда.
Трах нон-стоп. Все Лорины гламурно-провокационные базары, шмотки и жратва – лишь подводка к нему, в его свете гипотетический перепихон с Маноло Блаником и его обувной колодкой можно считать обменом опытом.
Фальшивая сука.
Я вижу сучью спину и рядом – другую спину, без ангельских крыльев, но с тонкой плетью позвоночника – плетью, или это все-таки стек? Неважно, и то и другое одинаково больно хлещет меня по лицу, сечет по глазам, с оттягом, единственное, что мне остается, – привкус пластикового стаканчика, а сочинять истории про города на холмах я не мастак.
Но я легко могу их представить, не истории – города с одной улицей, на которой мы обязательно разминулись бы с Тинатин. Даже если улиц бы было несравнимо больше, мы все равно разминулись бы, даже если на каждой из них было бы по кинотеатру – мы все равно разминулись бы, Тинатин не производит впечатления девушки, живо интересующейся экранными тенями.
Она и сама скоро станет тенью.
Совсем скоро. Сейчас.
– Макс!..
Я не верю своим ушам. Глазам, впрочем, тоже не верю, как можно поверить в то, что Тинатин останавливается – у самого края воронки, куда Лорино неуемное либидо готово затянуть ее. Но Тинатин останавливается.
– Не отставайте, Макс!..
Это может означать только одно: я принят в компанию карусельного секонд-хэнда, вряд ли это понравится Лоре, дважды, трижды не понравится, пусть так, но выбор всегда останется за Тинатин.
***
Этот город незнаком мне. Этот дождь – тоже.
Когда-то, каких-нибудь три часа назад, он назывался Санкт-Петербургом, я прожил в нем всю жизнь, кратковременные отлучки не в счет, кратковременные женщины – не в счет, изменить привычный ландшафт они не в состоянии.
Теперь же привычного ландшафта не существует.
Не то чтобы он был так уж непохож на себя, я все еще различаю знакомые силуэты домов и ту ломаную, почти готическую линию, которая образуется в месте соединения неба и крыш, на этом сходство заканчивается. Интересно, узнает ли ландшафт Лора, ни у кого из нас нет зонта, вот что сейчас нам необходимо – зонт. Неважно какой – со сломанными спицами, найденный в ближайшем кафе, украденный у старика, задремавшего в автобусе, ничто так не сближает влюбленных, как ритуал мелкого воровства совсем уж бесполезных вещей. Исходя из этого, мы с Лорой, одинаково влюбленные, должны броситься друг другу в объятья, совсем как в фильме «Мужчина и женщина», Трентиньян – Эме, Эме – Трентиньян, гоночное авто и дети в отдалении, они не влюблены друг в друга. Но фишка в том, что Лора и я тоже не влюблены друг в друга, вся сила страсти – и моей, и Лориной – направлена на один объект:
Тинатин.
Тинатин, стоящую в отдалении, как дети, как гоночное авто. Тинатин, ни в кого из нас не влюбленную. И я готов вынести эту ее невлюбленность, лишь бы быть уверенным: она распространяется и на Лору. Но как я могу быть уверенным, я не уверен даже в собственном городе.
В дожде тоже есть что-то неестественное.
Он застает нас врасплох, три часа назад на него и намека не было, это, конечно, можно отнести к особенностям ЭсПэБэ-климата, погода здесь лжива, как привокзальный наперсточник, вот только дурацкий дождь… Его сюжет, если у дождей вообще могут быть сюжеты, чем-то неуловимо связан с Тинатин. Да что там – «неуловимо связан», он так и вертится вокруг Тинатин, стоит ей опрокинуть вверх обе ладони, под прямым углом к запястьям – подобно древнеегипетской жрице, как над ними тотчас же вырастают два водяных столба; дождь укутывает Тинатин, обволакивает ее, что ж, его нетрудно понять. Я, во всяком случае, понимаю.
Как будет развиваться наш собственный сюжет – неизвестно.
Со стороны (со стороны дурацкого дождя?) это выглядит примерно так: две девушки и парень в предчувствии группенсекса, времени на покупку свечей в супермаркете не остается, времени на помывку в душе и интимное бритье по линии бикини не остается, начать можно и у дверей квартиры. Пока одна из девушек, путаясь в единственном ключе, пытается их открыть, другая нежно целует ее шею. Парню же достаются тылы, две задницы, упругие, как мячи для гольфа, от искушения ударить по ним со всей дури спасает лишь отсутствие клюшки.
Впрочем, и в легком синхронном поглаживании («стимулировании любимых(ой) жоп(ы)», как завернули бы «ЖЖ»-феминистки) есть свое безусловное очарование.
Все становится не таким безусловным и гораздо менее очаровательным, когда дело доходит до наспех сброшенных у постели вещей, групповухи не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113