— снова спросил Вайкери.
Лицо Бутби потемнело, словно на него набежало облако.
— Брума зовут Брендан Эванс, это ваш старый друг по Кембриджу. Он рассказал нам о том трюке, который вы проделали, чтобы попасть в Разведывательный корпус во время Первой войны. Он рассказал и о том, что случилось с вами во Франции. Мы знали, какие соображения движут вашими действиями и что служит для вас мотивом. Нам это было необходимо: ведь мы же манипулировали вами.
Вайкери почувствовал в голове пульсирующую боль.
— У меня есть еще один вопрос.
— Вы хотели бы знать, участвовала ли во всем этом Элен, или же она пришла к вам по собственной инициативе?
Вайкери стоял неподвижно, молча дожидаясь ответа.
— Почему бы вам не обратиться к ней самой и не спросить ее об этом?
С этими словами Бутби ловко влез в автомобиль и захлопнул за собой дверь.
Глава 64
Лондон, май 1945
В шесть часов вечера Лилиан Уолфорд заранее откашлялась, негромко постучала в дверь и вошла, не дожидаясь ответа. Профессор сидел за своим столом у окна, выходившего на Гордон-сквер. Рядом с громоздким древним манускриптом, лежавшим на столе, он казался особенно маленьким и хрупким.
— Я хотела бы уйти, профессор, если у вас нет для меня каких-то поручений, — сказала она, приступив к своим ритуальным действиям, выражавшимся в закрывании книг и укладывании бумаг; этот ритуал всегда сопровождал их беседы в пятничные вечера.
— Нет, благодарю вас, мне ничего не нужно.
Она смотрела на него и думала: нет, я очень даже сомневаюсь в этом, профессор. В чем-то он изменился за это время. Конечно, он никогда не был болтлив, никогда не заводил разговоров, если без них можно было обойтись. Но теперь он стал еще больше не от мира сего, чем когда-либо, бедный ягненочек. И по прошествии времени, которое, как надеялась она, должно было все вылечить, ему становилось только хуже, а не лучше. По колледжу ходили сплетни, досужие домыслы, предположения. Кое-кто поговаривал, что он посылал людей на смерть, отдавал приказы убивать. Трудно было представить себе профессора, занимающегося такими вещами, но мисс Уолфорд не могла не признать, что эти разговоры, вероятно, содержали в себе крупицу истины. Было нечто, заставившее его принять обет молчания.
— Вам тоже не стоило бы сильно задерживаться, профессор, если вы хотите успеть на свой поезд.
— Я, пожалуй, останусь в Лондоне на уик-энд, — ответил Вайкери, не поднимая глаз от своей работы. — Хотелось бы посмотреть, как город выглядит ночью, когда в нем снова появился свет.
— Да, очень надеюсь, что мне никогда больше не придется увидеть этого проклятого затемнения.
— Что-то мне подсказывает, что его больше не будет.
Она сняла его плащ с вешалки за дверью и положила на спинку стула, стоявшего возле стола. Вайкери отложил карандаш и взглянул на секретаршу. Ее следующее движение застало их обоих врасплох. Рука Лилиан Уолфорд, без всякой на то ее воли, поднялась и погладила его по щеке — тем автоматическим движением, каким любой взрослый гладит ушибшегося маленького ребенка.
— С вами все в порядке, профессор?
Он резко отодвинулся и снова уткнулся взглядом в рукописную книгу.
— Да, все в порядке, — ответил он. Но в его тоне прозвучала резкая нотка, какой Лилиан прежде не слышала. Чуть помолчав, он еле слышно пробормотал: — Никогда не чувствовал себя лучше.
Лилиан Уолфорд повернулась и направилась к двери.
— Желаю приятного уик-энда, — сказала она.
— Спасибо, я тоже надеюсь на это.
— Доброй ночи, профессор Вайкери.
— Доброй ночи, мисс Уолфорд.
* * *
Вечер был теплым. Дойдя до Лейстер-сквер, Вайкери снял плащ и нес его, перекинув через руку. Сумерки гасли, огни Лондона постепенно разгорались. Подумать только: Лилиан Уолфорд с материнской жалостью гладит его по щеке! Он-то всегда считал, что достиг вершины в искусстве лицемерия и отлично умеет скрывать свои чувства. «Неужели мое состояние настолько очевидно для окружающих?» — спросил он себя.
Дальше он пошел через Гайд-парк. Слева от аллеи кучка американцев пыталась в полутьме играть в софтбол. Справа, на более просторном газоне, англичане и канадцы шумно сражались в регби. Он миновал то место, где всего несколько дней назад стояло зенитное орудие. Орудие убрали, но мешки с песком еще оставались на месте, напоминая развалины древних строений.
Войдя в Белгравию, он инстинктивно направился к дому Элен.
«Надеюсь, что ты передумаешь — и скоро».
Маскировочные шторы были убраны, и из окон лились потоки яркого света. В гостиной, помимо хозяев, было еще две пары. Дэвид был одет в военную форму. Элен держала его под руку, почти висела на нем. Потом Вайкери не мог поверить тому, что так долго простоял там, глядя на них — глядя на нее. К своему большому удивлению — а может быть, это было облегчение, — он не испытывал к ней никаких чувств. Ее призрак наконец оставил его, на сей раз навсегда.
И он ушел оттуда. С Кингс-род он вышел на Слоан-сквер, а оттуда в тихие переулки Челси. Посмотрев на часы, он убедился в том, что еще может успеть на поезд. Он остановил такси, попросил водителя отвезти его на Пэддингтонский вокзал и привычно выбрал заднее сиденье. Опустив окно, он почувствовал, как теплый ветер овевает его лицо. Впервые за много месяцев он испытал нечто похожее на удовлетворение, больше того — похожее на умиротворение.
Из привокзального телефона-автомата он позвонил Алисе Симпсон, и она согласилась приехать к нему за город на следующее утро. Он повесил трубку и быстрым шагом помчался на перрон. Вагон был полон, но ему все же удалось найти место у окна в купе с двумя старухами и солдатом с совсем детским лицом, сжимавшим в руке трость.
Взглянув на солдата, он разглядел у него петлицы 2-го Восточно-Йоркского полка. Вайкери знал, что этот мальчик побывал в Нормандии — если точнее, то на Сворд-бич, — и что ему очень посчастливилось остаться в живых. Восточно-Йоркский полк понес тяжелые потери в самые первые минуты высадки.
Солдат заметил взгляд Вайкери и смущенно улыбнулся в ответ.
— Это в Нормандии. Едва-едва успел выбраться на землю. — Он приподнял трость. — Доктора говорят, что теперь я всю жизнь буду ходить с этой штукой. А с вами как случилось? Я о вашей ноге.
— Первая мировая, Франция, — расплывчато пояснил Вайкери.
— А нынче вас тоже запрягли куда-нибудь, а?
Вайкери кивнул:
— Просиживал штаны в одном пыльном отделе Военного кабинета. Если честно, то ничего важного.
Через несколько минут солдат уснул. Вайкери смотрел в окно и однажды на мгновение увидел среди темных полей улыбнувшееся ему ее лицо. Затем ее сменил Бутби. А потом, когда темнота сгустилась еще сильнее, рядом с ним в стекле осталось лишь его собственное молчаливое и неподвижное отражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
Лицо Бутби потемнело, словно на него набежало облако.
— Брума зовут Брендан Эванс, это ваш старый друг по Кембриджу. Он рассказал нам о том трюке, который вы проделали, чтобы попасть в Разведывательный корпус во время Первой войны. Он рассказал и о том, что случилось с вами во Франции. Мы знали, какие соображения движут вашими действиями и что служит для вас мотивом. Нам это было необходимо: ведь мы же манипулировали вами.
Вайкери почувствовал в голове пульсирующую боль.
— У меня есть еще один вопрос.
— Вы хотели бы знать, участвовала ли во всем этом Элен, или же она пришла к вам по собственной инициативе?
Вайкери стоял неподвижно, молча дожидаясь ответа.
— Почему бы вам не обратиться к ней самой и не спросить ее об этом?
С этими словами Бутби ловко влез в автомобиль и захлопнул за собой дверь.
Глава 64
Лондон, май 1945
В шесть часов вечера Лилиан Уолфорд заранее откашлялась, негромко постучала в дверь и вошла, не дожидаясь ответа. Профессор сидел за своим столом у окна, выходившего на Гордон-сквер. Рядом с громоздким древним манускриптом, лежавшим на столе, он казался особенно маленьким и хрупким.
— Я хотела бы уйти, профессор, если у вас нет для меня каких-то поручений, — сказала она, приступив к своим ритуальным действиям, выражавшимся в закрывании книг и укладывании бумаг; этот ритуал всегда сопровождал их беседы в пятничные вечера.
— Нет, благодарю вас, мне ничего не нужно.
Она смотрела на него и думала: нет, я очень даже сомневаюсь в этом, профессор. В чем-то он изменился за это время. Конечно, он никогда не был болтлив, никогда не заводил разговоров, если без них можно было обойтись. Но теперь он стал еще больше не от мира сего, чем когда-либо, бедный ягненочек. И по прошествии времени, которое, как надеялась она, должно было все вылечить, ему становилось только хуже, а не лучше. По колледжу ходили сплетни, досужие домыслы, предположения. Кое-кто поговаривал, что он посылал людей на смерть, отдавал приказы убивать. Трудно было представить себе профессора, занимающегося такими вещами, но мисс Уолфорд не могла не признать, что эти разговоры, вероятно, содержали в себе крупицу истины. Было нечто, заставившее его принять обет молчания.
— Вам тоже не стоило бы сильно задерживаться, профессор, если вы хотите успеть на свой поезд.
— Я, пожалуй, останусь в Лондоне на уик-энд, — ответил Вайкери, не поднимая глаз от своей работы. — Хотелось бы посмотреть, как город выглядит ночью, когда в нем снова появился свет.
— Да, очень надеюсь, что мне никогда больше не придется увидеть этого проклятого затемнения.
— Что-то мне подсказывает, что его больше не будет.
Она сняла его плащ с вешалки за дверью и положила на спинку стула, стоявшего возле стола. Вайкери отложил карандаш и взглянул на секретаршу. Ее следующее движение застало их обоих врасплох. Рука Лилиан Уолфорд, без всякой на то ее воли, поднялась и погладила его по щеке — тем автоматическим движением, каким любой взрослый гладит ушибшегося маленького ребенка.
— С вами все в порядке, профессор?
Он резко отодвинулся и снова уткнулся взглядом в рукописную книгу.
— Да, все в порядке, — ответил он. Но в его тоне прозвучала резкая нотка, какой Лилиан прежде не слышала. Чуть помолчав, он еле слышно пробормотал: — Никогда не чувствовал себя лучше.
Лилиан Уолфорд повернулась и направилась к двери.
— Желаю приятного уик-энда, — сказала она.
— Спасибо, я тоже надеюсь на это.
— Доброй ночи, профессор Вайкери.
— Доброй ночи, мисс Уолфорд.
* * *
Вечер был теплым. Дойдя до Лейстер-сквер, Вайкери снял плащ и нес его, перекинув через руку. Сумерки гасли, огни Лондона постепенно разгорались. Подумать только: Лилиан Уолфорд с материнской жалостью гладит его по щеке! Он-то всегда считал, что достиг вершины в искусстве лицемерия и отлично умеет скрывать свои чувства. «Неужели мое состояние настолько очевидно для окружающих?» — спросил он себя.
Дальше он пошел через Гайд-парк. Слева от аллеи кучка американцев пыталась в полутьме играть в софтбол. Справа, на более просторном газоне, англичане и канадцы шумно сражались в регби. Он миновал то место, где всего несколько дней назад стояло зенитное орудие. Орудие убрали, но мешки с песком еще оставались на месте, напоминая развалины древних строений.
Войдя в Белгравию, он инстинктивно направился к дому Элен.
«Надеюсь, что ты передумаешь — и скоро».
Маскировочные шторы были убраны, и из окон лились потоки яркого света. В гостиной, помимо хозяев, было еще две пары. Дэвид был одет в военную форму. Элен держала его под руку, почти висела на нем. Потом Вайкери не мог поверить тому, что так долго простоял там, глядя на них — глядя на нее. К своему большому удивлению — а может быть, это было облегчение, — он не испытывал к ней никаких чувств. Ее призрак наконец оставил его, на сей раз навсегда.
И он ушел оттуда. С Кингс-род он вышел на Слоан-сквер, а оттуда в тихие переулки Челси. Посмотрев на часы, он убедился в том, что еще может успеть на поезд. Он остановил такси, попросил водителя отвезти его на Пэддингтонский вокзал и привычно выбрал заднее сиденье. Опустив окно, он почувствовал, как теплый ветер овевает его лицо. Впервые за много месяцев он испытал нечто похожее на удовлетворение, больше того — похожее на умиротворение.
Из привокзального телефона-автомата он позвонил Алисе Симпсон, и она согласилась приехать к нему за город на следующее утро. Он повесил трубку и быстрым шагом помчался на перрон. Вагон был полон, но ему все же удалось найти место у окна в купе с двумя старухами и солдатом с совсем детским лицом, сжимавшим в руке трость.
Взглянув на солдата, он разглядел у него петлицы 2-го Восточно-Йоркского полка. Вайкери знал, что этот мальчик побывал в Нормандии — если точнее, то на Сворд-бич, — и что ему очень посчастливилось остаться в живых. Восточно-Йоркский полк понес тяжелые потери в самые первые минуты высадки.
Солдат заметил взгляд Вайкери и смущенно улыбнулся в ответ.
— Это в Нормандии. Едва-едва успел выбраться на землю. — Он приподнял трость. — Доктора говорят, что теперь я всю жизнь буду ходить с этой штукой. А с вами как случилось? Я о вашей ноге.
— Первая мировая, Франция, — расплывчато пояснил Вайкери.
— А нынче вас тоже запрягли куда-нибудь, а?
Вайкери кивнул:
— Просиживал штаны в одном пыльном отделе Военного кабинета. Если честно, то ничего важного.
Через несколько минут солдат уснул. Вайкери смотрел в окно и однажды на мгновение увидел среди темных полей улыбнувшееся ему ее лицо. Затем ее сменил Бутби. А потом, когда темнота сгустилась еще сильнее, рядом с ним в стекле осталось лишь его собственное молчаливое и неподвижное отражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172