Вот, значит, как, время развязки подошло? Мне вдруг так это все опротивело. Кто? Как? Почему? Какая разница… Нужно будет перекинуться парой слов с Жереми. Вот о чем я думал, пока машина везла меня домой… Предостеречь Жереми от соблазнов развязки.
– Все началось тогда, когда ваш близкий друг Сюзанна, хозяйка «Зебры», выставила Короля Живых Мертвецов, иными словами, когда она запретила ему присутствовать на показе Уникального Фильма.
Все-таки странное безразличие. Я целые месяцы метался в клетке своей мысли, всей душой жаждал раскрытия этой тайны, а теперь мне просто хочется спать, и только. Уснуть. На своей постели. На груди у Жюли. Под спокойный шелест каштанов, глядящих в наше раскрытое окно.
– Вы меня слушаете, Малоссен?
Я кивнул, что слушаю, а сам не мог отвести глаз от парадного города, дефилирующего за стеклами машины.
– Леман подумал, что можно неплохо на этом заработать, предложив единоличный сеанс Королю Живых Мертвецов, – продолжал Кудрие. – Он подкинул идею Сенклеру, который отправился к Королю. Король не сказал «нет». Пока старик Бернарден с сыном ездили в Австрию хоронить Лизль, Леман, Казнёв и Дютиёль обчистили дом в Веркоре. Когда Король увидел фильм, ему захотелось большего: купить его, но, чтобы все было легально, с подписанным контрактом и так далее. Сенклер вызвался уладить сделку. Король больше и не вникал ни во что. Некоторое время спустя он уже был владельцем Уникального Фильма. Акт о продаже, все по закону.
Да…
Да, да…
Лучше мне не знать, как Сенклер заставил старого Иова поставить свою подпись.
– Все остальное – инициатива этой банды. Они выполнили условия контракта, прикарманили барыши и могли бы ехать себе по домам. Но они предпочли остаться там и дождаться вас, Малоссен! Разослав эти фальшивые письма Френкеля с вашим почерком, они приклеили вам на лоб подходящий мотив. Они ждали вас. Они знали, что вы с Жюли должны приехать за Уникальным Фильмом. Они и факс вам отправили от имени старого Иова. Они же украли ваш грузовик. Девушка из гостиницы и студент Клеман – тоже их рук дело. Сенклер объявил всеобщую мобилизацию для борьбы с вами. Его правая рука, некто Казнёв, привлек еще пару-тройку банд из своих дружков. Просто невероятно, как Сенклер ценит вас. Он сам написал о вас длинную статью: «Пересадка преступных наклонностей»…
Не сводя глаз с Парижа, я спросил:
– Но что же в нем такого захватывающего, в этом несчастном фильме? Столько народу из-за него полегло.
– Вы бы уже знали это, если бы оставили у себя в камере телевизор, – ответил Кудрие.
– Телевизор? Они показали Уникальный Фильм по телевизору?
На этот раз я все-таки обернулся. (Мгновенной вспышкой мелькнул передо мной смятенный ужас на лицах наших киноманов. Уникальный Фильм по телику! Фильм старого Иова в руках у размывателей мозгов! Сюзанна, Авернон, Лекаедек, несчастные!)
Кудрие подтвердил:
– Позавчера вечером, в двадцать тридцать, по всем каналам. В ознаменование столетия кинематографа. Кажется, таково было желание Иова Бернардена. Сделать Уникальный Фильм событием планетарного масштаба… единственный показ, но для всей земли. Проект захватил буквально всех – американцев, европейцев, японцев. Недели напролет реклама представляет нам данное событие как символ всеобщего братства и единения в конце этого измученного века.
Я спросил:
– Вы смотрели?
– По долгу службы.
– И что?
– Еще наслушаетесь, дорогой, весь Париж только об этом и говорит.
Карегга остановил машину перед бывшей скобяной лавкой, которая служит нам домом. Я посмотрел на витрину магазинчика, взялся за ручку дверцы, но так и остался сидеть рядом с Кудрие. Карегга смотрел на меня в зеркало заднего вида. Кудрие потянулся и открыл дверцу, для меня.
– Они вас ждут.
***
Да, они все ждали меня. Это-Ангел и Верден, Жереми, Джулиус и Малыш, Тереза, Лауна, Клара, мама и Ясмина, Амар и весь табор Бен-Тайеба, Марти и, конечно же, Жюли, Сюзанна и Жервеза. И еще кое-кто в животе у Жервезы. И шампанское.
Я остановился на пороге.
И сказал:
– Я хотел бы поспать. Можно?
***
Я долго плакал во сне, прежде чем проснулся.
– Это ничего, Бенжамен, – прошептала мне на ухо Жюли, – немножко устал, вот и все.
Я плакал, я рыдал под сенью цветущей Жюли.
– Нужно же когда-нибудь и поплакать.
Она меня укачивала.
– Вернуться домой из тюрьмы, например, чем плохой повод?
Она объясняла мне этот феномен.
– Это поророка, Бенжамен, место, где встречаются воды Амазонки и Атлантики, смешение чувств… бескрайний разлив, невообразимый грохот!
Я отчаянно цеплялся за ее гибкие ветви.
– Хочешь, я расскажу тебе о самом замечательном моем потопе?
И я заснул второй раз под журчание ее поророки.
– Это было на следующий день, после нашей с тобой встречи, Бенжамен, ты помнишь? Тогда поророка длилась недели… Моя свобода налетела на мое счастье. Я много плакала, много целовала, много ломала… а потом ты пришел за мной… ты прорвал дамбу… ты поднялся до самого моего истока… и стала я такой счастливой…
Она смеялась в тишине. Я уже слышал ее откуда-то издалека.
– Такой счастливой и такой глупой…
Беспощадное перо Королевы Забо вычеркнуло бы эту метафору Амазонки и Атлантики, найди она ее в рукописях Жереми. Я прямо слышу, как она говорит: «Это слияние вод, мой мальчик, не слишком хорошая метафора: у нее дурной привкус!»
61
В конце концов я осушил слезы, и мое племя помогло мне прийти в себя. У меня было все: грудь Жюли, голос Клары, смех Малыша, истории Жереми, добрые предзнаменования Терезы, язык Джулиуса, транквилизаторы Лауны, бодрящее зелье Бен-Тайеба, кускус Ясмины, похвалы мамы – «Ты хороший сын, Бенжамен», – любовь любимых, дружба друзей… (О, сколько у нас неотданных долгов!)
Мое выздоровление шло не само по себе. Оно повлекло за собой конфликт предписаний.
– Надо выводить Бенжамена в свет, – утверждал Жереми.
– Ему надо общаться! – подначивал Малыш.
– Ему надо отдыхать! – возражала Тереза.
Что до меня, я был согласен, чтобы меня оставили в покое. (Такое решение особенно легко принимать в тюрьме.) Честно говоря, я бы охотно разбил свою палатку прямо на Жюли, но Жюли стерегла живот Жервезы.
– Мне удобнее оставаться на ночь у Жервезы, никогда не знаешь, что может случиться. Она столько работает, что роды могут начаться в любой момент.
Теперь было две Жюли – моя и Жюли Жервезы.
– Ты знаешь, она – удивительная. Ее тамплиеры готовы перестрелять друг друга, а ей – все равно: ни малейшего желания узнать, ни кто сделал ей этого ребенка, ни как. Она, как ни в чем не бывало, продолжает возиться со своими шлюшками, а те смотрят на нее так, будто это совершенно естественно для девственниц: забеременеть. Этот ребенок – какая-то странная очевидность, Бенжамен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113