– Попробуем разобраться методически, согласны? Что нам дает эта аудиозапись?
Он тут же спохватывается:
– Или нет. Пойдем по порядку. Сначала вот что: откуда взялась та запись.
От Барнабе! В самом начале там четко прослушивается, как Клеман переговаривается с Барнабе.
– От некоего Барнабу. Знаете вы этого Барнабу, господин Малоссен?
– По имени.
– Верно. Он пожелал остаться невидимым. Наши сотрудники допросили его как сына и внука погибших, но мы не удостоились чести лицезреть его. В нашей республике, покровительствующей искусствам, признанные художники, похоже, пользуются особенными привилегиями…
Его раздражение растекается в тонкой улыбке.
– Итак, этот Барнабу играет в нашей аристократической элите роль растворяющего объемы. Последний писк… Стираем «Джоконду», и весь Париж спешит взглянуть на это чудо. Таким образом, получается, что доказательство вашей невиновности доставил нам профессиональный иллюзионист, господин Малоссен!
Он продолжает поучающим тоном:
– Помимо того, что аудиозаписи, как и фотоснимки, вообще не могут служить доказательствами в суде, эта пленка могла быть записана неизвестно кем и неизвестно где. Присутствие этого невидимого Барнабу на месте преступления как раз перед вашим появлением и сделанная им запись произошедшего внутри этого дома не только маловероятны, господин Малоссен, но и бездоказательны. К тому же мы нигде не обнаружили переговорного устройства, ни на теле господина Клемана, ни в его машине, ни в развалинах дома. Это первое. Второе. Что нам дает эта аудиозапись?
Что Клеман был убит, господин комиссар, и что вам на это совершенно наплевать, то есть что героическое самопожертвование несчастного юноши не вписывается в логическое построение вашего расследования.
– Из нее мы узнаем, что якобы был выкраден Уникальный Фильм господина Иова Бернардена. Однако, согласно другой информации, и гораздо более достоверной, эта полнометражная лента в сто восемьдесят минут явилась объектом контрактной сделки, зарегистрированной законным образом. Мы досконально изучили этот контракт, господин Малоссен, и, надо сказать, требования господина Бернардена изложены в нем как нельзя более ясно. А так как другой участник сделки не так давно скончался, у нас, понятное дело, не было возможности его допросить. Мы отправились к его вдове, которая была очень расстроена кончиной своего супруга…
Дивизионный комиссар Лежандр не говорит, он мурлычет. Он изъясняется языком той вечной мерзлоты, где люди не умирают, а оканчивают свой жизненный путь, где нет мужей и жен, а только супруги, которых боль утраты расстраивает, а не убивает, дивизионный комиссар Лежандр изъясняется отполированным языком метрических книг, в которых имена ставятся после фамилий, которые превращаются затем в номера, если погода совсем уж испортится.
– Вы слушаете меня, господин Малоссен?
Мне кажется, что я слушаю вас с того дня, когда мне выдавали свидетельство о рождении.
– Вы подтверждаете, что господин Бернарден обещал вам свой Уникальный Фильм, как говорят ваши друзья-кинолюбители?
– Да.
– Этого-то я и опасался.
Он уже открыл рот, чтобы открыть мне предмет своих опасений, но тут его прервал телефонный звонок.
Снимаем трубку.
– Да? Хорошо, очень хорошо. Нет, нет, еще одну минутку. Я вам перезвоню.
Вешает.
– Так на чем мы остановились?.. Ах да. Непонятно, почему господин Бернарден не сдержал своего обещания.
Он умолкает.
– Очень странно.
Поднимает на меня глаза.
– Вы настаиваете на том, что явились к господину Бернардену, чтобы забрать его фильмотеку и Уникальный Фильм?
– Да.
– Фильм, который на самом деле он продал кому-то другому.
– Мы этого не знали.
– Но вы это узнали на месте.
– Мы никого там не видели. Кабинет взорвался, когда Жюли открыла дверь.
– Пожалуйста, господин Малоссен, оставьте свои сказки… они столь же неправдоподобны, как и эта аудиозапись.
Я молчу.
Он молчит.
Мы молчим.
И я доставляю ему это удовольствие: сделать логическое заключение.
– Не стану скрывать, смерть господина Бернардена не давала мне покоя, – признался он. – Я не видел в этом смысла. Мотив убийства доктора Френкеля был ясен, как, впрочем, и в случае с этой девушкой. Клеман, только за то, что он случайно вам попался…
Молчу.
– Но сейчас я уже могу объяснить и смерть господина Бернардена. Он вас предал, и вы ему отомстили. Вполне допустимый мотив. Особенно если принять во внимание цену, за которую был продан этот фильм. Сумма, которая указана в контракте. И перечислена на счет господина Бернардена… Да, мы и это проверили.
Молчу.
– Цифра весьма внушительная, надо признаться… Не фильм вам нужен был, господин Малоссен, вы на этот клад позарились!
Он умолк.
Потом сказал, мечтательно:
– Вы только подумайте! Следователи передают мне доказательство, которое должно было бы подтвердить вашу невиновность… и тем самым подсказывают мне настоящий мотив этой расправы! Уж так их выучили, не обессудьте…
***
Он сунул мне под нос то, что напечатала машинка у меня за спиной.
Я не стал подписывать.
Я поднялся и вытянул вперед руки, подставляя их наручникам жандарма, исполняющего обязанности моего ангела-хранителя.
Лежандр жестом удержал меня.
– Еще одно, господин Малоссен.
Он нажал на кнопку переговорного устройства.
– Введите, – сказал он аппарату.
И, обращаясь ко мне, добавил:
– Кое-кто очень хотел вас видеть.
Вошла какая-то высокая девица в розовом костюме, в наручниках, но с перманентом. Костюм был не первой свежести, но очень ей к лицу, как те дипломы, которые всегда котируются. Увидев меня, дылда расплылась в светской улыбке.
– Бенжамен! Как ты? Сколько уже времени прошло с нашей последней встречи?
У нее был голос маленького мальчика.
– Как семья? Тебя навещают?
Не помню, чтобы у меня была такая родственница, ни по маме, ни по папе.
– Верден все так же плачет, когда Это-Ангел хочет есть? А Джулиус уже вышел из своего эпилептического припадка?
И тоном искреннего сочувствия:
– А как мама, по-прежнему не притрагивается к еде?

XII. В ЗАТОЧЕНИИ
(В НАСТОЯЩЕМ ВРЕМЕНИ)
Судебная ошибка – это всегда шедевр последовательности.
47
МОЙ ТЮРЕМЩИК
Тюрьма – это настоящее. А настоящее – это то, от чего пытаются бежать те, кто находится в тюрьме. Нет большего наказания, чем это.
Он в этом мастер, Фосиньи, директор моей тюрьмы, – говорим в настоящем, чтоб он им подавился! У него простые мысли. Он прирожденный воспитатель.
– Что, господин Малоссен, рады вновь оказаться в стенах Шампрона?
Хитростью ли Лежандра или по случайному распределению в канцелярии, но я сейчас нахожусь именно в Шампронской тюрьме, там, где наш дядюшка Стож окончил дни свои в компании Вергилия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113