И так от кончиков пальцев до самого плеча. Самое унизительное – на ладони стоял штамп изготовителя. Точная копия символа над тумбочкой.
– Как можно любить это? – спросил он.
Ира опустилась на колени перед кроватью, передним. И прежде, чем он успел отдернуть свою новую руку (рефлексы еще пошаливали), переплела свои живые пальцы с его, холодными, углеплас-тиковыми. Нежно прижалась губами к тыльной стороне этого изделия медтехов. Там, где у человека располагается первый сустав большого пальца.
– У нас есть всего один выход, – сказала она, улыбаясь сквозь слезы. – Я буду любить твое новое тело, А ты будешь любить меня,
Этого ведь никогда не было, правда? Он лежал в больнице один. Кроме следователей Ордена, никто, даже Сергей, не приходил его навещать. Он не мог оставить Иру одну.
Но сейчас Лейтенант больше не был в этом уверен. Разве наша память не может иногда лгать?
Сергей:
Бусы из рябины. Он закончил их вырезать, когда уже стемнело. Тихо прошел в ее комнату, постоял, слушая ровное дыхание. Нагнулся, осторожно застегивая их на тонкой шее.
– Ав! – Ира укусила его за нос,
Он отпрянул, она звонко засмеялась. Вскочила с кресла, повиснув у мужа на шее, заглядывая вплотную ему в глаза. У них всегда перехватывало дыхание в эту минуту.
– Я думал, ты заснула со своей приставкой, – он обнял ее,проводя кончиками пальцев по спине. «Когда ты так делаешь, мне хочется мурлыкать, –говорила Ирина. – Ты будишь во мне кошку». –Не хотел тебя будить.
– А я и заснула. Диск кончился, – она укусила Сергея за ухо. – Но ты так громко топал и скрипел в коридоре, что я проснулась. А что это у меня на шее?
«Тринадцать рябиновых бусин», – хотел сказали, он, но из пересохшего горла вырвалось:
– Я тебя люблю.
Ира подняла брови в притворном удивлении. А ее руки уже расстегивали его рубашку, вытаскивая ее из-за ремня брюк. Она закатила на себе пижаму и прижалась животом к животу Сергея. Потерлась о него медленно, волнообразно.
– Говори еще, – потребовала она.
– Я люблю тебя.
– Еще.
– Люблю.
– Еще, –она опустила рубашку ему на локти, целуя ключицы, грудь, соски.
Он сжал зубы. Из низа живота рвалось животное яростное урчание. Потянулся к ней, она уже голая, гибкая, встала коленями на кресло, оглядываясь на него через плечо. Теперь пришла ее очередь шептать, вскрикивать и рвать ногтями в клочья ветхую обивку.
Ночь бродила за окном и стряхивала с веток живую влагу. Редкую, как слезы счастья на ресницах.
Невидимая волна катилась по коридору, захлестывая каждого на своем пути.
Даша:
Он обернулся, и она успела прочесть по его губам: «Я скоро вернусь, любимая». Или он сказал это вслух?
Икари:
Это было давно и не с ним, но было. Не может же чужая, заемная память лгать?
Им было шестнадцать. Они были ласковы и жестоки друге
другом, как можно, только если ты веришь в любовь, клятвы и собственное бессмертие.
Однажды он больно обидел ее, и она ушла купаться в Залив. Он приходил каждую ночь на берег и ждал ее возвращения.
Кишат в морской траве
Прозрачные мальки… Поймаешь –
Растают без следа.
Как-то ему показалось, что она плывет к нему. Но это треугольный плавник акулы резал серебряную лунную шаль.
Волна катилась дальше, выплескиваясь из коридора, из подвалов черной пирамиды «Неотеха» дальше, в Город.
Лежащий без сознания хакер по имени Антон и его невольный коллега Харуки Мураками вспоминали женщин, которых не существовало. Одна из них жила в Виртуальной Реальности и в клетках персонального базиса. Вторая – в вымышленном мире, записанном на индивидуальный мнемософт.
Какое это сейчас имело значение?
Где-то в Ядре серый, с рыжими подпалинами метаволк повалил бармена по имени Клик и собрался перегрызть ему глотку. Но вдруг передумал и влажно лизнул его в лицо.
Перескочив стойку, он потрусил на улицу, где бурлила его Стая. Смолк направлявший ее Голос, заглушенный новой пульсацией нежности и счастья.
Стая собиралась обратно в Степь.
Ошеломленный Клик смотрел вслед уходящим волкам, стоя на пороге своего разгромленного бара. Вокруг собирались уцелевшие люди. Молча, не зная пока, что говорить.
Но в Городе были двое, кого не затронули происходящие перемены.
Зверю, который овладел первым, Любовь была не нужна.
У второго была еще более серьезная причина. Человеческое тело, служившее ему якорем в этом мире, было уничтожено.
Аркадий Волох поднял корчащегося Тэньши, глубоко насаженного на давний подарок Оракула. «Крюк для ангелов». Оружие, созданное в Мулътиверсуме и неведомым образом попавшее в реальность. Как и гвозди для «стигматов». То, переднем пасовала неуязвимость «одержимых».
– Больно? – прошипел Волох, встряхивая «падшего», чтобы острие крюка глубже погрузилось в его сердце. – Больно тебе подыхать?
«Жить больнее», – мог бы сказать Тэньши, беглый ангел, когда-то бывший хакером по имени Электрическая Крыса. Но не стал. Его убийца не понял бы, что он имеет в виду.
Удивительные глаза «одержимого» закрылись. Его крылатая тень вспыхнула по краям зеленым огнем, сожравшим ее без остатка.
– Мне надо идти, – сказал в эту секунду Глеб.
И, не дожидаясь, пока грезящие Дарья и Сергей его поймут, шагнул в сторону Лабиринта.
Кто-то схватил его за титановый налокотник. Икари. – Тебе понадобится проводник, – сказал он, – Лабиринт может тебя убить.
Шлепая босыми ногами, он пошел впереди Глеба. В темноте. Рыцарь включил фары «доспеха», чтобы освещать ему путь. И удивленно подумал: «А как он вообще видит без своей приставки?»
Пардус бросил окончательно почерневший и оплавившийся крюк. Он ему больше не понадобится. Осталось спуститься вниз и дождаться всю компанию у выхода в Лабиринт. Полковник не сомневался, что они во главе с Владом шастали к Двери.
Первыми прикончить молодого эколога с его и так полудохлой бабой. И тамплиера, чтобы не мешался под ногами. Остается приятный выбор между японцем и бывшим хозяином «Неотеха»,
Нет, все-таки Влада надо оставить в живых до того момента, как Дарья расстанется с эмбрионом «гостя». И вот тогда… Волох сладко зажмурился. Картины, встававшие перед его глазами, все как одна были подернуты густым багрянцем. Ему казалось, что он уже слышит мольбы Светлова-младшего о пощаде.
Кабина лифта остановилась. Погасла голографическая панель с кнопками, Погас верхний свет. Пардус ударил кулаком по стене. Черт возьми, да он разломает этот сраный лифт и доберется до места по стволу шахты!
Шахты? Волох прислушался, и его броня вместе с ним. Снизу доносился равномерный стрекот и звуки ударов. Ближе, ближе…
Пучок игл, выпущенных из залпового игольника, прошил пол кабины, разрывая биоброню и укрытое ею тело. Пардус завыл. Не от боли, которую он не чувствовал, а в ярости от собственного просчета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184
– Как можно любить это? – спросил он.
Ира опустилась на колени перед кроватью, передним. И прежде, чем он успел отдернуть свою новую руку (рефлексы еще пошаливали), переплела свои живые пальцы с его, холодными, углеплас-тиковыми. Нежно прижалась губами к тыльной стороне этого изделия медтехов. Там, где у человека располагается первый сустав большого пальца.
– У нас есть всего один выход, – сказала она, улыбаясь сквозь слезы. – Я буду любить твое новое тело, А ты будешь любить меня,
Этого ведь никогда не было, правда? Он лежал в больнице один. Кроме следователей Ордена, никто, даже Сергей, не приходил его навещать. Он не мог оставить Иру одну.
Но сейчас Лейтенант больше не был в этом уверен. Разве наша память не может иногда лгать?
Сергей:
Бусы из рябины. Он закончил их вырезать, когда уже стемнело. Тихо прошел в ее комнату, постоял, слушая ровное дыхание. Нагнулся, осторожно застегивая их на тонкой шее.
– Ав! – Ира укусила его за нос,
Он отпрянул, она звонко засмеялась. Вскочила с кресла, повиснув у мужа на шее, заглядывая вплотную ему в глаза. У них всегда перехватывало дыхание в эту минуту.
– Я думал, ты заснула со своей приставкой, – он обнял ее,проводя кончиками пальцев по спине. «Когда ты так делаешь, мне хочется мурлыкать, –говорила Ирина. – Ты будишь во мне кошку». –Не хотел тебя будить.
– А я и заснула. Диск кончился, – она укусила Сергея за ухо. – Но ты так громко топал и скрипел в коридоре, что я проснулась. А что это у меня на шее?
«Тринадцать рябиновых бусин», – хотел сказали, он, но из пересохшего горла вырвалось:
– Я тебя люблю.
Ира подняла брови в притворном удивлении. А ее руки уже расстегивали его рубашку, вытаскивая ее из-за ремня брюк. Она закатила на себе пижаму и прижалась животом к животу Сергея. Потерлась о него медленно, волнообразно.
– Говори еще, – потребовала она.
– Я люблю тебя.
– Еще.
– Люблю.
– Еще, –она опустила рубашку ему на локти, целуя ключицы, грудь, соски.
Он сжал зубы. Из низа живота рвалось животное яростное урчание. Потянулся к ней, она уже голая, гибкая, встала коленями на кресло, оглядываясь на него через плечо. Теперь пришла ее очередь шептать, вскрикивать и рвать ногтями в клочья ветхую обивку.
Ночь бродила за окном и стряхивала с веток живую влагу. Редкую, как слезы счастья на ресницах.
Невидимая волна катилась по коридору, захлестывая каждого на своем пути.
Даша:
Он обернулся, и она успела прочесть по его губам: «Я скоро вернусь, любимая». Или он сказал это вслух?
Икари:
Это было давно и не с ним, но было. Не может же чужая, заемная память лгать?
Им было шестнадцать. Они были ласковы и жестоки друге
другом, как можно, только если ты веришь в любовь, клятвы и собственное бессмертие.
Однажды он больно обидел ее, и она ушла купаться в Залив. Он приходил каждую ночь на берег и ждал ее возвращения.
Кишат в морской траве
Прозрачные мальки… Поймаешь –
Растают без следа.
Как-то ему показалось, что она плывет к нему. Но это треугольный плавник акулы резал серебряную лунную шаль.
Волна катилась дальше, выплескиваясь из коридора, из подвалов черной пирамиды «Неотеха» дальше, в Город.
Лежащий без сознания хакер по имени Антон и его невольный коллега Харуки Мураками вспоминали женщин, которых не существовало. Одна из них жила в Виртуальной Реальности и в клетках персонального базиса. Вторая – в вымышленном мире, записанном на индивидуальный мнемософт.
Какое это сейчас имело значение?
Где-то в Ядре серый, с рыжими подпалинами метаволк повалил бармена по имени Клик и собрался перегрызть ему глотку. Но вдруг передумал и влажно лизнул его в лицо.
Перескочив стойку, он потрусил на улицу, где бурлила его Стая. Смолк направлявший ее Голос, заглушенный новой пульсацией нежности и счастья.
Стая собиралась обратно в Степь.
Ошеломленный Клик смотрел вслед уходящим волкам, стоя на пороге своего разгромленного бара. Вокруг собирались уцелевшие люди. Молча, не зная пока, что говорить.
Но в Городе были двое, кого не затронули происходящие перемены.
Зверю, который овладел первым, Любовь была не нужна.
У второго была еще более серьезная причина. Человеческое тело, служившее ему якорем в этом мире, было уничтожено.
Аркадий Волох поднял корчащегося Тэньши, глубоко насаженного на давний подарок Оракула. «Крюк для ангелов». Оружие, созданное в Мулътиверсуме и неведомым образом попавшее в реальность. Как и гвозди для «стигматов». То, переднем пасовала неуязвимость «одержимых».
– Больно? – прошипел Волох, встряхивая «падшего», чтобы острие крюка глубже погрузилось в его сердце. – Больно тебе подыхать?
«Жить больнее», – мог бы сказать Тэньши, беглый ангел, когда-то бывший хакером по имени Электрическая Крыса. Но не стал. Его убийца не понял бы, что он имеет в виду.
Удивительные глаза «одержимого» закрылись. Его крылатая тень вспыхнула по краям зеленым огнем, сожравшим ее без остатка.
– Мне надо идти, – сказал в эту секунду Глеб.
И, не дожидаясь, пока грезящие Дарья и Сергей его поймут, шагнул в сторону Лабиринта.
Кто-то схватил его за титановый налокотник. Икари. – Тебе понадобится проводник, – сказал он, – Лабиринт может тебя убить.
Шлепая босыми ногами, он пошел впереди Глеба. В темноте. Рыцарь включил фары «доспеха», чтобы освещать ему путь. И удивленно подумал: «А как он вообще видит без своей приставки?»
Пардус бросил окончательно почерневший и оплавившийся крюк. Он ему больше не понадобится. Осталось спуститься вниз и дождаться всю компанию у выхода в Лабиринт. Полковник не сомневался, что они во главе с Владом шастали к Двери.
Первыми прикончить молодого эколога с его и так полудохлой бабой. И тамплиера, чтобы не мешался под ногами. Остается приятный выбор между японцем и бывшим хозяином «Неотеха»,
Нет, все-таки Влада надо оставить в живых до того момента, как Дарья расстанется с эмбрионом «гостя». И вот тогда… Волох сладко зажмурился. Картины, встававшие перед его глазами, все как одна были подернуты густым багрянцем. Ему казалось, что он уже слышит мольбы Светлова-младшего о пощаде.
Кабина лифта остановилась. Погасла голографическая панель с кнопками, Погас верхний свет. Пардус ударил кулаком по стене. Черт возьми, да он разломает этот сраный лифт и доберется до места по стволу шахты!
Шахты? Волох прислушался, и его броня вместе с ним. Снизу доносился равномерный стрекот и звуки ударов. Ближе, ближе…
Пучок игл, выпущенных из залпового игольника, прошил пол кабины, разрывая биоброню и укрытое ею тело. Пардус завыл. Не от боли, которую он не чувствовал, а в ярости от собственного просчета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184