Постоял, глядя на сосредоточенное лицо Антона. И вышел.
Незадолго до этого.
– Есть одна проблема, – сказал Антон, глядя на свои перекрещенные над столом пальцы. – Не хотелось о ней упоминать, но придется. Боюсь, что из всей этой затеи ничего не выйдет.
На обращенных к нему лицах застыл молчаливый вопрос. На всех, кроме лица Тэньши. Антону представились крохотные осколки льда, медленно перемещающиеся по хрустальным венам «одержимого». Хорошая картинка для небольшого трипа под «бархатом».
– Я не смогу работать без «заправки», – сказал он. – Мне нужна двойная доза психоделика BV-4, чтобы разогреться и взлететь. Я «призрак», спросите у доктора, что это такое. «Призраки» не работают насухую.
И пока все молчали, переваривая сказанное, все тот же Тэньши наклонился вперед. И спросил:
– А ты когда-нибудь пробовал?
Перед самым наступлением темноты в таверну «Дом Красного Быка», издавна облюбованную Береговой Стражей, вошел удивительный гость.
Его макушке было далеко не то что до высокой дверной притолоки, но и до подбородка взрослого человека. Кроме того, она отличалась неестественной гладкостью,
Гладкость эту одни объясняли природными свойствами волосяного покрова гномов. Другие – особым обрядом вступления в совершеннолетие, заключающимся в выливании на мохнатую голову бывшего подростка горячей асфальтовой смолы. Смолу в подсохшем состоянии отдирали вместе с волосами, что навсегда обеспечивало потрясающую гладкость и завидный блеск. С этого же дня и до самой смерти взрослому подгорному жителю предписывалось не стричь (и злые языки говорили, даже не расчесывать) бороду.
Вместе с паническим страхом гномов перед водой это порождало немалое количество шуток. В коих обильно фигурировали всякие гнусные твари, имеющие обыкновение поселяться в местечках до неприличия грязных. «Ловит как-то гном вшу у себя в усах, а она ему говорит…»
Стражник, сподобившийся так пошутить, поймал спокойный взгляд гостя. И отчего-то поперхнулся нагретым пивом.
Для своей породы этот гном был высок и невероятно широкоплеч. На его лысой голове наблюдалась коллекция впечатляющих шрамов и вмятин. Неписаная летопись бурной и не всегда благополучной жизни.
Точно посреди склоняемой на все лады макушки был вытатуирован причудливый клин, острием спускающийся к многократно ломаной переносице гнома. На трех сторонах клина были наколоты руны, обозначающие родовое имя носителя. От острия клина линия татуировки шла вниз, вдоль носа, разбегаясь на щеки, где раскрывалась путаной узорной вязью.
Прямо из черных штрихов лицевого рисунка росли волосы густой бороды, имеющей удивительный серый цвет и металлический блеск. При случайном взгляде казалось, что из лица гнома растет огромный пучок стальной проволоки. Вопреки болтовне, любовно расчесанной и разделенной на три толстые косицы с аккуратно подровненными на уровне пояса концами.
Сплющенные уши гнома были жестоко проколоты множеством разнокалиберных колец. Живого места на них не осталось. От самого большого кольца в оттянутой книзу левой мочке шла тонкая цепь к небольшому гвоздику в левой ноздре. В правое крыло мясистого носа был всажен черный камень.
Одет был гном под стать своему лицу. Черный кафтан с огромными пряжками и бархатные штаны, заправленные в сапоги. Застежки на сапогах были гигантскими, а их носы венчались опасными даже на вид «рогами нарвала» – острыми металлическими штырями. Поверх кафтана – наборный пояс из металлических пластин.
Оружия на поясе замечено не было.
«Дом Красного Быка» не успел еще прийти в себя от такого посетителя, а он сам – взобраться на табурет и подозвать к себе хозяина, когда в дверях показалась не менее загадочная, чем он, пара.
Задавала в ней тон высокая и невероятно худая девица с черными немытыми волосами. Собранные в прическу «скорпионий хвост», они воинственно торчали над ее маленькой головой.
Походила девица сия на портовую шлюху и одета была так же – в коротенькую кожаную юбку с разрезами, сапоги и обрезанную до пупа матросскую тельняшку. Но было в ней что-то угрожающее. Длинные, отменной остроты ногти, крашенные ярко-красным лаком, казались обляпанными кровью. Ту же мысль навевал сочный рот на очень бледном, осунувшемся лице. Левая рука девицы была обмотана цепью. Такое себе украшеньице.
Ее спутник тоже выглядел мрачно, хотя и попроще. Ростом повыше девицы, он был одет в длинный, до самого пола грязно-желтый балахон без рукавов. Очертания тела под ним не угадывались совершенно.
Но костистое безбородое лицо было чужим. Это как с эльфами: смотришь на такого – человек человеком, ан нет.
Однако этот гость точно не был эльфом.
Эта пара предпочла сесть поближе к выходу. И, заказав дешевого красного вина, сосредоточенно уставиться в свои стаканы,
Внимательный наблюдатель заметил бы, что они нет-нет да и бросают осторожные взгляды на гнома.
И, как говорится, тем временем…
Пост на Ключевой Башне давно утратил свою важность для Города. Никакой войны в ближайшее время не предвиделось. «Чернокрылые» всерьез угрожали только заезжим торговцам (так было, по крайней мере, до сегодняшнего дня). Народ Моря был в незапамятные времена изгнан в неведомые пучины, и пророческим бредням о его неминуемом возвращении никто всерьез не верил. Так что запираться было не от кого.
Посему б продуваемую восемью ветрами Башню посылали дежурить самых откровенных раздолбаев. Или же за какую-нибудь мелкую, не стоящую гауптвахты провинность.
Была ли таковая на душе у четырех дежуривших в эту смену стражников – история Архипелага умалчивает. Об их же раздолбайстве можно было судить по тому, что длинношеие топорики Береговой Стражи они свалили в кучу на первом этаже Башни. А сами уселись резаться в карты на третьем. Не позаботившись наполнить свежим маслом красный Фонарь Тревоги и держать его под рукой, как требовал Устав.
Говоря по правде, сигналу Фонаря вот уже полчаса было некому внимать. Безжалостная рука перерезала глотки береговому посту, наблюдающему за бухтой. Эта же рука щедро полила маслом ступени мраморной лестницы, ведущей к главному причалу. Зачем – станет ясно позже.
Сквозняки, обитавшие в чреве Башни, следовало звать не иначе как лютыми. Презрев любую одежду, они хватали за самые нежные места. То, что стражники каждые десять минут спускались к подножию Башни помочиться, не вызывало в связи с этим никакого удивления.
Вот и сейчас их начальник кинул на стол карты рубашкой вверх. Поднялся, упираясь руками в колени, и осторожно ступил на крученую лестницу. Каждый его шаг вызывал миниатюрный обвал. Шурша, булыжники соскальзывали вниз, в подвал, где вместо боеприпасов для метательных машин гнили невнятные обломки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184
Незадолго до этого.
– Есть одна проблема, – сказал Антон, глядя на свои перекрещенные над столом пальцы. – Не хотелось о ней упоминать, но придется. Боюсь, что из всей этой затеи ничего не выйдет.
На обращенных к нему лицах застыл молчаливый вопрос. На всех, кроме лица Тэньши. Антону представились крохотные осколки льда, медленно перемещающиеся по хрустальным венам «одержимого». Хорошая картинка для небольшого трипа под «бархатом».
– Я не смогу работать без «заправки», – сказал он. – Мне нужна двойная доза психоделика BV-4, чтобы разогреться и взлететь. Я «призрак», спросите у доктора, что это такое. «Призраки» не работают насухую.
И пока все молчали, переваривая сказанное, все тот же Тэньши наклонился вперед. И спросил:
– А ты когда-нибудь пробовал?
Перед самым наступлением темноты в таверну «Дом Красного Быка», издавна облюбованную Береговой Стражей, вошел удивительный гость.
Его макушке было далеко не то что до высокой дверной притолоки, но и до подбородка взрослого человека. Кроме того, она отличалась неестественной гладкостью,
Гладкость эту одни объясняли природными свойствами волосяного покрова гномов. Другие – особым обрядом вступления в совершеннолетие, заключающимся в выливании на мохнатую голову бывшего подростка горячей асфальтовой смолы. Смолу в подсохшем состоянии отдирали вместе с волосами, что навсегда обеспечивало потрясающую гладкость и завидный блеск. С этого же дня и до самой смерти взрослому подгорному жителю предписывалось не стричь (и злые языки говорили, даже не расчесывать) бороду.
Вместе с паническим страхом гномов перед водой это порождало немалое количество шуток. В коих обильно фигурировали всякие гнусные твари, имеющие обыкновение поселяться в местечках до неприличия грязных. «Ловит как-то гном вшу у себя в усах, а она ему говорит…»
Стражник, сподобившийся так пошутить, поймал спокойный взгляд гостя. И отчего-то поперхнулся нагретым пивом.
Для своей породы этот гном был высок и невероятно широкоплеч. На его лысой голове наблюдалась коллекция впечатляющих шрамов и вмятин. Неписаная летопись бурной и не всегда благополучной жизни.
Точно посреди склоняемой на все лады макушки был вытатуирован причудливый клин, острием спускающийся к многократно ломаной переносице гнома. На трех сторонах клина были наколоты руны, обозначающие родовое имя носителя. От острия клина линия татуировки шла вниз, вдоль носа, разбегаясь на щеки, где раскрывалась путаной узорной вязью.
Прямо из черных штрихов лицевого рисунка росли волосы густой бороды, имеющей удивительный серый цвет и металлический блеск. При случайном взгляде казалось, что из лица гнома растет огромный пучок стальной проволоки. Вопреки болтовне, любовно расчесанной и разделенной на три толстые косицы с аккуратно подровненными на уровне пояса концами.
Сплющенные уши гнома были жестоко проколоты множеством разнокалиберных колец. Живого места на них не осталось. От самого большого кольца в оттянутой книзу левой мочке шла тонкая цепь к небольшому гвоздику в левой ноздре. В правое крыло мясистого носа был всажен черный камень.
Одет был гном под стать своему лицу. Черный кафтан с огромными пряжками и бархатные штаны, заправленные в сапоги. Застежки на сапогах были гигантскими, а их носы венчались опасными даже на вид «рогами нарвала» – острыми металлическими штырями. Поверх кафтана – наборный пояс из металлических пластин.
Оружия на поясе замечено не было.
«Дом Красного Быка» не успел еще прийти в себя от такого посетителя, а он сам – взобраться на табурет и подозвать к себе хозяина, когда в дверях показалась не менее загадочная, чем он, пара.
Задавала в ней тон высокая и невероятно худая девица с черными немытыми волосами. Собранные в прическу «скорпионий хвост», они воинственно торчали над ее маленькой головой.
Походила девица сия на портовую шлюху и одета была так же – в коротенькую кожаную юбку с разрезами, сапоги и обрезанную до пупа матросскую тельняшку. Но было в ней что-то угрожающее. Длинные, отменной остроты ногти, крашенные ярко-красным лаком, казались обляпанными кровью. Ту же мысль навевал сочный рот на очень бледном, осунувшемся лице. Левая рука девицы была обмотана цепью. Такое себе украшеньице.
Ее спутник тоже выглядел мрачно, хотя и попроще. Ростом повыше девицы, он был одет в длинный, до самого пола грязно-желтый балахон без рукавов. Очертания тела под ним не угадывались совершенно.
Но костистое безбородое лицо было чужим. Это как с эльфами: смотришь на такого – человек человеком, ан нет.
Однако этот гость точно не был эльфом.
Эта пара предпочла сесть поближе к выходу. И, заказав дешевого красного вина, сосредоточенно уставиться в свои стаканы,
Внимательный наблюдатель заметил бы, что они нет-нет да и бросают осторожные взгляды на гнома.
И, как говорится, тем временем…
Пост на Ключевой Башне давно утратил свою важность для Города. Никакой войны в ближайшее время не предвиделось. «Чернокрылые» всерьез угрожали только заезжим торговцам (так было, по крайней мере, до сегодняшнего дня). Народ Моря был в незапамятные времена изгнан в неведомые пучины, и пророческим бредням о его неминуемом возвращении никто всерьез не верил. Так что запираться было не от кого.
Посему б продуваемую восемью ветрами Башню посылали дежурить самых откровенных раздолбаев. Или же за какую-нибудь мелкую, не стоящую гауптвахты провинность.
Была ли таковая на душе у четырех дежуривших в эту смену стражников – история Архипелага умалчивает. Об их же раздолбайстве можно было судить по тому, что длинношеие топорики Береговой Стражи они свалили в кучу на первом этаже Башни. А сами уселись резаться в карты на третьем. Не позаботившись наполнить свежим маслом красный Фонарь Тревоги и держать его под рукой, как требовал Устав.
Говоря по правде, сигналу Фонаря вот уже полчаса было некому внимать. Безжалостная рука перерезала глотки береговому посту, наблюдающему за бухтой. Эта же рука щедро полила маслом ступени мраморной лестницы, ведущей к главному причалу. Зачем – станет ясно позже.
Сквозняки, обитавшие в чреве Башни, следовало звать не иначе как лютыми. Презрев любую одежду, они хватали за самые нежные места. То, что стражники каждые десять минут спускались к подножию Башни помочиться, не вызывало в связи с этим никакого удивления.
Вот и сейчас их начальник кинул на стол карты рубашкой вверх. Поднялся, упираясь руками в колени, и осторожно ступил на крученую лестницу. Каждый его шаг вызывал миниатюрный обвал. Шурша, булыжники соскальзывали вниз, в подвал, где вместо боеприпасов для метательных машин гнили невнятные обломки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184