— спросил Берт.
Питтман вновь пожал плечами.
— У меня не поднялась рука, когда я увидел новую фамилию Эллен. В итоге выбросил все к чертям.
— Хорошо бы тебе с такой же легкостью разрешить все свои проблемы. Итак, восемь дней, Мэтт, ты обещал мне.
— Верно.
— Ты передо мной в долгу.
— Знаю, — с нажимом ответил Питтман. — Я не забыл того, что ты сделал для...
Чтобы выйти из неловкого положения, он взглянул на часы.
— Почти полдень. Начну работать над некрологом сразу после ленча.
8
Этот бар имел перед другими несколько преимуществ: во-первых, стоял в стороне, во-вторых, не был процветающим и, в-третьих, его не посещали сотрудники «Кроникл». Здесь Питтман мог быть уверен, что никто не помешает ему пить. В кабак частенько забегали игроки в подпольную лотерею, благодаря которым он и существовал. Когда Питтман вошел и попросил выпить, бармен, казалось, был шокирован. Ему редко доводилось встречать законопослушного гостя.
Питтман вертел в руках стакан с двойным бурбоном со льдом и решал напечатанный в газете кроссворд. Лишь бы отвлечься. Берт тоже пытался его отвлечь и преуспел в этом. А вот кроссворд не дал никакого эффекта. В сознании Питтмана бились два слова: Джонатан Миллгейт.
Питтману уже довелось однажды работать над статьей, посвященной Миллгейту. Это было давно, еще до смерти Джереми. Питтман в то время занимался внутриполитическими проблемами. Семь лет тому назад ходили слухи, что Джонатан Миллгейт якобы выступал посредником в одной из секретных операций Белого дома, в ходе которой некоторым правым режимам Латинской Америки нелегально поставлялось оружие в обмен на содействие в войне с наркотиками. Больше того, люди шептались о том, что Миллгейт получил кругленькие суммы как от латиноамериканских диктаторов, так и от производителей оружия за посредничество в этом тайном бартере.
Однако Питтману так и не удалось обнаружить фактов, подтверждающих эти слухи. Миллгейт, долгое время пребывавший в центре общественного мнения, стал на удивление незаметной, скрытной личностью. Свое последнее интервью он дал в 1968 году, после весеннего наступления вьетнамцев, ведущему сотруднику «Вашингтон пост», в котором выразил свою полную поддержку намерениям администрации Никсона направить во Вьетнам крупные контингенты американских солдат. Поскольку Миллгейт пользовался огромным авторитетом, его высказывания, безусловно, воспринимали как точку зрения других консервативных специалистов-политологов и как позицию его коллег — «Больших советников». Все считали, что Миллгейт, по существу, пропагандировал политику, разработанную самими «Большими советниками», которые позднее сумели убедить Белый дом взять авторство на себя. Суть политики состояла в том, чтобы еще глубже вовлечь США во вьетнамскую войну.
К тому времени, когда Питтман заинтересовался Миллгейтом в связи с возможным скандалом, тайное влияние Миллгейта на деятельность президента было настолько мощным, что о его дипломатических способностях ходили легенды. Однако все правительственные источники информации не могли или не хотели упоминать об этом человеке. В результате Питтман (с бьющей через край энергией, в расцвете сил, движимый высокими мотивами) отправился к Берту Форситу и попросил разрешения провести журналистское расследование легенд о Миллгейте.
Журнал телефонных переговоров Питтмана пополнился примерно сотней записей о попытках переговорить с кем-нибудь из деловых или правительственных кругов, кто хорошо знал великого человека. Однако ни один из них не согласился на интервью. Питтман связался с юридической конторой Миллгейта, надеясь организовать встречу с ним. Питтмана Бог знает сколько продержали у телефонной трубки, отсылая от секретаря к секретарю, и сообщали телефонные номера, которые, как оказалось, уже давно были отключены. Питтман даже позвонил в Министерство юстиции в надежде, что кто-нибудь из членов комиссии, расследовавшей дело Миллгейта, наведет на его след. Но в министерстве Питтману сообщили, что не нуждаются в контактах с Миллгейтом, поскольку слухи о получении им выплат в связи со скандалом с вооружениями не нашли подтверждения, и расследование давно прекращено.
— Не могли бы вы назвать имя адвоката, представлявшего интересы Миллгейта в ходе первоначальных дискуссий?
После длительной паузы человек ответил:
— Нет, не могу.
— Я не расслышал вашего имени, когда вы начали разговор. Назовитесь, пожалуйста, еще раз.
Но в трубке раздались гудки.
Пришлось обратиться к компьютерному гению, который счел написанную о нем статью Питтмана вполне справедливой. Речь шла о мотивах, побудивших его влезть в секретные электронные файлы Министерства обороны.
— Я лишь хотел показать, насколько это просто и как слабо защищены секретные файлы, — без конца твердил непризнанный гений.
Но в патриотизм специалиста почему-то не верили и отправили его на три года за решетку. Недавно гений вышел из заключения. Он был несказанно рад встрече с Питтманом и, сетуя на допущенную по отношению к нему несправедливость, охотно согласился выполнить просьбу своего заступника. Он с восторгом использовал модели и подключился к электронным файлам телефонной компании в Массачусетсе.
— Не указанный в справочнике номер? Никаких проблем. Кстати, посмотрите, ваш дружок имеет целых четыре...
Питтман, глядя на мерцающий экран монитора, принялся записывать цифры.
— Забудьте о ручках и перьях. Я сделаю для вас распечатку.
Таким образом Питтман узнал номера частных телефонов Миллгейта, адрес особняка в Бостоне и даже местонахождение загородного поместья, именуемого «Виноградник Марты». Преисполненный решимости, он позвонил по всем четырем личным номерам. С Питтманом разговаривали весьма почтительно, пока он не сообщал о своем намерении.
— А как вы узнали этот номер?
— Соедините меня, пожалуйста, с мистером Миллгейтом.
— Повторите, какую газету вы представляете?
Ровно через пятнадцать минут после очередной безуспешной попытки связаться с Миллгейтом Питтмана пригласили в кабинет Берта Форсита.
— Ты отстраняешься от работы по Миллгейту.
— Это, наверное, шутка?
— Хотел бы, чтобы это было так. Но только что позвонил издатель «Кроникл», которому, в свою очередь, звонил некто чертовски влиятельный. Я получил строгое указание дать тебе другую тему.
— И ты всерьез собираешься это сделать?
Берт выпустил тонкую струйку дыма, покосился на нее (в те далекие дни курение в здании еще не было запрещено) и произнес:
— Очень важно знать точно, когда следует проявить твердость, а когда уступить. Сейчас следует уступить. Не похоже, что тебе удалось раскопать что-то серьезное. Согласись, ты отправился на охоту в надежде на слепую удачу, полагая, что получится статья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Питтман вновь пожал плечами.
— У меня не поднялась рука, когда я увидел новую фамилию Эллен. В итоге выбросил все к чертям.
— Хорошо бы тебе с такой же легкостью разрешить все свои проблемы. Итак, восемь дней, Мэтт, ты обещал мне.
— Верно.
— Ты передо мной в долгу.
— Знаю, — с нажимом ответил Питтман. — Я не забыл того, что ты сделал для...
Чтобы выйти из неловкого положения, он взглянул на часы.
— Почти полдень. Начну работать над некрологом сразу после ленча.
8
Этот бар имел перед другими несколько преимуществ: во-первых, стоял в стороне, во-вторых, не был процветающим и, в-третьих, его не посещали сотрудники «Кроникл». Здесь Питтман мог быть уверен, что никто не помешает ему пить. В кабак частенько забегали игроки в подпольную лотерею, благодаря которым он и существовал. Когда Питтман вошел и попросил выпить, бармен, казалось, был шокирован. Ему редко доводилось встречать законопослушного гостя.
Питтман вертел в руках стакан с двойным бурбоном со льдом и решал напечатанный в газете кроссворд. Лишь бы отвлечься. Берт тоже пытался его отвлечь и преуспел в этом. А вот кроссворд не дал никакого эффекта. В сознании Питтмана бились два слова: Джонатан Миллгейт.
Питтману уже довелось однажды работать над статьей, посвященной Миллгейту. Это было давно, еще до смерти Джереми. Питтман в то время занимался внутриполитическими проблемами. Семь лет тому назад ходили слухи, что Джонатан Миллгейт якобы выступал посредником в одной из секретных операций Белого дома, в ходе которой некоторым правым режимам Латинской Америки нелегально поставлялось оружие в обмен на содействие в войне с наркотиками. Больше того, люди шептались о том, что Миллгейт получил кругленькие суммы как от латиноамериканских диктаторов, так и от производителей оружия за посредничество в этом тайном бартере.
Однако Питтману так и не удалось обнаружить фактов, подтверждающих эти слухи. Миллгейт, долгое время пребывавший в центре общественного мнения, стал на удивление незаметной, скрытной личностью. Свое последнее интервью он дал в 1968 году, после весеннего наступления вьетнамцев, ведущему сотруднику «Вашингтон пост», в котором выразил свою полную поддержку намерениям администрации Никсона направить во Вьетнам крупные контингенты американских солдат. Поскольку Миллгейт пользовался огромным авторитетом, его высказывания, безусловно, воспринимали как точку зрения других консервативных специалистов-политологов и как позицию его коллег — «Больших советников». Все считали, что Миллгейт, по существу, пропагандировал политику, разработанную самими «Большими советниками», которые позднее сумели убедить Белый дом взять авторство на себя. Суть политики состояла в том, чтобы еще глубже вовлечь США во вьетнамскую войну.
К тому времени, когда Питтман заинтересовался Миллгейтом в связи с возможным скандалом, тайное влияние Миллгейта на деятельность президента было настолько мощным, что о его дипломатических способностях ходили легенды. Однако все правительственные источники информации не могли или не хотели упоминать об этом человеке. В результате Питтман (с бьющей через край энергией, в расцвете сил, движимый высокими мотивами) отправился к Берту Форситу и попросил разрешения провести журналистское расследование легенд о Миллгейте.
Журнал телефонных переговоров Питтмана пополнился примерно сотней записей о попытках переговорить с кем-нибудь из деловых или правительственных кругов, кто хорошо знал великого человека. Однако ни один из них не согласился на интервью. Питтман связался с юридической конторой Миллгейта, надеясь организовать встречу с ним. Питтмана Бог знает сколько продержали у телефонной трубки, отсылая от секретаря к секретарю, и сообщали телефонные номера, которые, как оказалось, уже давно были отключены. Питтман даже позвонил в Министерство юстиции в надежде, что кто-нибудь из членов комиссии, расследовавшей дело Миллгейта, наведет на его след. Но в министерстве Питтману сообщили, что не нуждаются в контактах с Миллгейтом, поскольку слухи о получении им выплат в связи со скандалом с вооружениями не нашли подтверждения, и расследование давно прекращено.
— Не могли бы вы назвать имя адвоката, представлявшего интересы Миллгейта в ходе первоначальных дискуссий?
После длительной паузы человек ответил:
— Нет, не могу.
— Я не расслышал вашего имени, когда вы начали разговор. Назовитесь, пожалуйста, еще раз.
Но в трубке раздались гудки.
Пришлось обратиться к компьютерному гению, который счел написанную о нем статью Питтмана вполне справедливой. Речь шла о мотивах, побудивших его влезть в секретные электронные файлы Министерства обороны.
— Я лишь хотел показать, насколько это просто и как слабо защищены секретные файлы, — без конца твердил непризнанный гений.
Но в патриотизм специалиста почему-то не верили и отправили его на три года за решетку. Недавно гений вышел из заключения. Он был несказанно рад встрече с Питтманом и, сетуя на допущенную по отношению к нему несправедливость, охотно согласился выполнить просьбу своего заступника. Он с восторгом использовал модели и подключился к электронным файлам телефонной компании в Массачусетсе.
— Не указанный в справочнике номер? Никаких проблем. Кстати, посмотрите, ваш дружок имеет целых четыре...
Питтман, глядя на мерцающий экран монитора, принялся записывать цифры.
— Забудьте о ручках и перьях. Я сделаю для вас распечатку.
Таким образом Питтман узнал номера частных телефонов Миллгейта, адрес особняка в Бостоне и даже местонахождение загородного поместья, именуемого «Виноградник Марты». Преисполненный решимости, он позвонил по всем четырем личным номерам. С Питтманом разговаривали весьма почтительно, пока он не сообщал о своем намерении.
— А как вы узнали этот номер?
— Соедините меня, пожалуйста, с мистером Миллгейтом.
— Повторите, какую газету вы представляете?
Ровно через пятнадцать минут после очередной безуспешной попытки связаться с Миллгейтом Питтмана пригласили в кабинет Берта Форсита.
— Ты отстраняешься от работы по Миллгейту.
— Это, наверное, шутка?
— Хотел бы, чтобы это было так. Но только что позвонил издатель «Кроникл», которому, в свою очередь, звонил некто чертовски влиятельный. Я получил строгое указание дать тебе другую тему.
— И ты всерьез собираешься это сделать?
Берт выпустил тонкую струйку дыма, покосился на нее (в те далекие дни курение в здании еще не было запрещено) и произнес:
— Очень важно знать точно, когда следует проявить твердость, а когда уступить. Сейчас следует уступить. Не похоже, что тебе удалось раскопать что-то серьезное. Согласись, ты отправился на охоту в надежде на слепую удачу, полагая, что получится статья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89