Более того, гере лейтенант: дворцовая челядь рассказывает, что среди глубокой ночи он встает со своей кровати для того, чтобы лечь на пол в одной сорочке. На каменный, холодный пол...
Лекарь искоса посмотрел на Уркварта, но не выразил своего одобрения. Он молчал, и по его темному, бесстрастному лицу совершенно нельзя было понять, о чем он думает.
– Вот каков наш наследник! – воскликнул Уркварт. – Но это еще не все. Известно, что он чрезвычайно любит игру в солдатики. Известно также, что он часто рассматривает прекрасный рыцарский роман «Гедеон Фон-Максибрандер». Там много картинок, отличных картинок, изображающих разные подвиги...
– Вы рассказали мне много интересного, чрезвычайно много! – произнес лекарь. – Я ведь тут просто ничего не знаю...
Он разлил пиво в кружки, подул на пену, заговорил не торопясь:
– Теперь о деле, гере шхипер. Как я понимаю, вам доведется иметь честь по возвращении видеть ярла шаутбенахта. Думаю, что вам, как и мне, теперь уже понятно, что царь приезжает в Архангельск во второй раз не только для забавы...
Уркварт слегка шевельнул одной бровью.
– Здесь, на Беломорье, проживают истинные мореходы, – продолжал Дес-Фонтейнес. – Вы тут не в первый раз и сами это отлично знаете. Надеюсь, что вы подтвердите мое мнение ярлу шаутбенахту... Я уже писал в Стокгольм, что умный и деятельный воевода князь Апраксин выстроил новую верфь близ города Архангельска, в Соломбале. Выше по Двине деятельно работает верфь Бажениных. Ярл шаутбенахт имеет присланный мною чертеж обеих верфей. Нынешний приезд в Архангельск царя Петра и его многочисленные беседы о будущем кораблестроении еще более укрепляют мои мысли о том, что недалек тот час, когда московиты выйдут в море. Я прошу вас, гере шхипер, подтвердить в Стокгольме мои предположения...
Уркварт откинулся на спинку кресла, ответил не сразу:
– Если они и выйдут в море, то нескоро, гере премьер-лейтенант! Очень нескоро. Так думают в Стокгольме, так думаю и я.
Лицо Дес-Фонтейнеса напряглось, взгляд сделался холодным.
– В Стокгольме должны знать правду, а не то, что хочется знать...
– У русских никакого флота еще нет, гере премьер лейтенант!
– Но, черт возьми, у них есть моряки, вот что главное.
– У них еще нет кораблей.
– Их лодьи не хуже наших кораблей, что же касается до военного судостроения, то они с этим справятся.
Шхипер улыбнулся:
– Не так скоро, не так скоро, гере премьер-лейтенант. Пока что им нечем похвастаться. А дальше будет видно. Ярл шаутбенахт Юленшерна приказал мне доставить ему только достоверные сведения, а не предположения. Именно это я и выполню.
– Вы доставите шаутбенахту еще мои письма! – сурово сказал Дес-Фонтейнес.
Уркварт пожал плечами.
Лекарь сел к столу, пододвинул чернильницу. Он писал шифром, который знал напамять. Шхипер медленно отхлебывал пиво, слушал пение птиц; вздыхая, смотрел на череп. Дес-Фонтейнес писал долго. Когда письмо было написано, Уркварт спросил:
– Вы написали о том, что у них уже есть флот?
– Я написал о том, что считал нужным написать! – сказал Дес-Фонтейнес. – Вы же только конверт для той почты, которую я в вас вложу. Поняли?
– Понял! – обиженно ответил шхипер Уркварт. – Понял, но мое мнение будет известно ярлу шаутбенахту.
Дес-Фонтейнес молча поклонился.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Куда летишь? К каким пристанешь берегам,
Корабль, несущий по волнам
Судьбы великого народа.
Вяземский
1. ВСЕХ ИЗВЕДУТ!
В сером небе над Мосеевым островом завертелось и лопнуло золотое солнце, за ним лопнули три дракона – мал мала меньше, за драконами пошли летать крылатые змеи. Афанасий Петрович плотнее закутался в плащ, вздохнул коротко, – вот и все, кончена жизнь. Из поручиков обратно в капралы, под команду к майору Джеймсу...
Саднило разбитое лицо, рот был полон соленой крови. Афанасий Петрович сплюнул, постоял у глухого тына, посмотрел в небо – там опять крутилась какая-то штука, вроде репы, стреляла огненными стрелами.
– Ну, стреляй, стреляй! – молвил злобно Крыков.
На крыльце таможенной избы сумерничали досмотрщики; увидев поручика, испуганно встали. Уже всем было известно, как рылся в его горницах свирепый полковник Снивин, было известно, что командиром вернется ненавистный Джеймс.
– Чего не спите? – сказал Крыков. – Спать, ребята, пора...
Вошел к себе, высек огня, зажег свечу. Долотца, клепики, шильца, втиральники – инструмент, которым делал он свою косторезную работу, – был расшвырян по полу; книги, что собирал поручик с таким упорным трудом, валялись по лавкам и в углу; резной гребень, что начал было делать в подарок Таисье, был разломан – на него кто-то нарочно наступил подкованным тяжелым каблуком. Пьяненький распоп, которого выточил он из желтой кости, исчез. Не было фигурки распопа, не было старого воеводы с брюхом и свиными глазками, не было ничего, что он точил эти годы...
Крыков сел, вытянул ноги, задумался: нехорошо, что украдены фигурочки. За те фигурочки могут и всыпать пострашнее, чем из поручиков в капралы. Недаром Молчан советовал держать старого воеводу да распопа подальше от людского глаза...
Дверь скрипнула. На пороге стоял Костюков – капрал.
– Чего надо? – спросил Крыков.
Костюков, плотно притворив за собою дверь, рассказал всю беседу с полковником Снивиным и с майором Джеймсом в саду под березами.
– Ну? – не удивившись нисколько, спросил Крыков.
– А то и ну, Афанасий Петрович, что подброшены к вам те золотые.
– Я и сам ведаю, что подброшены. Да толк какой от моего да твоего разговора?
– Афанасий Петрович! – воскликнул капрал. – Я на правде стану, пусть хошь на виску подвешивают!
Крыков невесело усмехнулся:
– Поздно, капрал! Произведен я из поручиков сверху вниз, и отмены тому приказанию нынче ждать неоткуда. Мы оба с тобой нынче капралы. Так что сегодняшнюю ночь еще здесь пересплю, а на завтра берите в артель к себе. Возьмете?
Костюков шагнул вперед, ударил шапкой об пол:
– Афанасий Петрович, я тебе зло сотворил, голубь, мне и поправлять надобно! Мне, никому иному...
Афанасий Петрович еще раз усмехнулся:
– Иди, брат, иди. Зло не ты мне сотворил, зло и без тебя по нашей земле ходит. Иди, друг. Там потолкуем, будет еще время...
– Изведут они тебя, Афанасий Петрович! – с тоской сказал Костюков. – Изведут смертью. И всех нас изведут, иноземцы проклятые. Ни единого человека живым не оставят, сами здесь плодиться зачнут, ей-ей, так. Сполох надобно ударить, с ножиками...
– Полно, Костюков, какой там сполох, небось и среди них люди-человеки есть, что ж всех-то резать. Иди, капрал, спать ложись...
Запер дверь на засов и снова задумался: да полно, есть ли среди них люди-человеки? Может, там, за морем, они людьми живут, может среди своих и добры они и честны, а только здесь этого вовсе не видно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
Лекарь искоса посмотрел на Уркварта, но не выразил своего одобрения. Он молчал, и по его темному, бесстрастному лицу совершенно нельзя было понять, о чем он думает.
– Вот каков наш наследник! – воскликнул Уркварт. – Но это еще не все. Известно, что он чрезвычайно любит игру в солдатики. Известно также, что он часто рассматривает прекрасный рыцарский роман «Гедеон Фон-Максибрандер». Там много картинок, отличных картинок, изображающих разные подвиги...
– Вы рассказали мне много интересного, чрезвычайно много! – произнес лекарь. – Я ведь тут просто ничего не знаю...
Он разлил пиво в кружки, подул на пену, заговорил не торопясь:
– Теперь о деле, гере шхипер. Как я понимаю, вам доведется иметь честь по возвращении видеть ярла шаутбенахта. Думаю, что вам, как и мне, теперь уже понятно, что царь приезжает в Архангельск во второй раз не только для забавы...
Уркварт слегка шевельнул одной бровью.
– Здесь, на Беломорье, проживают истинные мореходы, – продолжал Дес-Фонтейнес. – Вы тут не в первый раз и сами это отлично знаете. Надеюсь, что вы подтвердите мое мнение ярлу шаутбенахту... Я уже писал в Стокгольм, что умный и деятельный воевода князь Апраксин выстроил новую верфь близ города Архангельска, в Соломбале. Выше по Двине деятельно работает верфь Бажениных. Ярл шаутбенахт имеет присланный мною чертеж обеих верфей. Нынешний приезд в Архангельск царя Петра и его многочисленные беседы о будущем кораблестроении еще более укрепляют мои мысли о том, что недалек тот час, когда московиты выйдут в море. Я прошу вас, гере шхипер, подтвердить в Стокгольме мои предположения...
Уркварт откинулся на спинку кресла, ответил не сразу:
– Если они и выйдут в море, то нескоро, гере премьер-лейтенант! Очень нескоро. Так думают в Стокгольме, так думаю и я.
Лицо Дес-Фонтейнеса напряглось, взгляд сделался холодным.
– В Стокгольме должны знать правду, а не то, что хочется знать...
– У русских никакого флота еще нет, гере премьер лейтенант!
– Но, черт возьми, у них есть моряки, вот что главное.
– У них еще нет кораблей.
– Их лодьи не хуже наших кораблей, что же касается до военного судостроения, то они с этим справятся.
Шхипер улыбнулся:
– Не так скоро, не так скоро, гере премьер-лейтенант. Пока что им нечем похвастаться. А дальше будет видно. Ярл шаутбенахт Юленшерна приказал мне доставить ему только достоверные сведения, а не предположения. Именно это я и выполню.
– Вы доставите шаутбенахту еще мои письма! – сурово сказал Дес-Фонтейнес.
Уркварт пожал плечами.
Лекарь сел к столу, пододвинул чернильницу. Он писал шифром, который знал напамять. Шхипер медленно отхлебывал пиво, слушал пение птиц; вздыхая, смотрел на череп. Дес-Фонтейнес писал долго. Когда письмо было написано, Уркварт спросил:
– Вы написали о том, что у них уже есть флот?
– Я написал о том, что считал нужным написать! – сказал Дес-Фонтейнес. – Вы же только конверт для той почты, которую я в вас вложу. Поняли?
– Понял! – обиженно ответил шхипер Уркварт. – Понял, но мое мнение будет известно ярлу шаутбенахту.
Дес-Фонтейнес молча поклонился.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Куда летишь? К каким пристанешь берегам,
Корабль, несущий по волнам
Судьбы великого народа.
Вяземский
1. ВСЕХ ИЗВЕДУТ!
В сером небе над Мосеевым островом завертелось и лопнуло золотое солнце, за ним лопнули три дракона – мал мала меньше, за драконами пошли летать крылатые змеи. Афанасий Петрович плотнее закутался в плащ, вздохнул коротко, – вот и все, кончена жизнь. Из поручиков обратно в капралы, под команду к майору Джеймсу...
Саднило разбитое лицо, рот был полон соленой крови. Афанасий Петрович сплюнул, постоял у глухого тына, посмотрел в небо – там опять крутилась какая-то штука, вроде репы, стреляла огненными стрелами.
– Ну, стреляй, стреляй! – молвил злобно Крыков.
На крыльце таможенной избы сумерничали досмотрщики; увидев поручика, испуганно встали. Уже всем было известно, как рылся в его горницах свирепый полковник Снивин, было известно, что командиром вернется ненавистный Джеймс.
– Чего не спите? – сказал Крыков. – Спать, ребята, пора...
Вошел к себе, высек огня, зажег свечу. Долотца, клепики, шильца, втиральники – инструмент, которым делал он свою косторезную работу, – был расшвырян по полу; книги, что собирал поручик с таким упорным трудом, валялись по лавкам и в углу; резной гребень, что начал было делать в подарок Таисье, был разломан – на него кто-то нарочно наступил подкованным тяжелым каблуком. Пьяненький распоп, которого выточил он из желтой кости, исчез. Не было фигурки распопа, не было старого воеводы с брюхом и свиными глазками, не было ничего, что он точил эти годы...
Крыков сел, вытянул ноги, задумался: нехорошо, что украдены фигурочки. За те фигурочки могут и всыпать пострашнее, чем из поручиков в капралы. Недаром Молчан советовал держать старого воеводу да распопа подальше от людского глаза...
Дверь скрипнула. На пороге стоял Костюков – капрал.
– Чего надо? – спросил Крыков.
Костюков, плотно притворив за собою дверь, рассказал всю беседу с полковником Снивиным и с майором Джеймсом в саду под березами.
– Ну? – не удивившись нисколько, спросил Крыков.
– А то и ну, Афанасий Петрович, что подброшены к вам те золотые.
– Я и сам ведаю, что подброшены. Да толк какой от моего да твоего разговора?
– Афанасий Петрович! – воскликнул капрал. – Я на правде стану, пусть хошь на виску подвешивают!
Крыков невесело усмехнулся:
– Поздно, капрал! Произведен я из поручиков сверху вниз, и отмены тому приказанию нынче ждать неоткуда. Мы оба с тобой нынче капралы. Так что сегодняшнюю ночь еще здесь пересплю, а на завтра берите в артель к себе. Возьмете?
Костюков шагнул вперед, ударил шапкой об пол:
– Афанасий Петрович, я тебе зло сотворил, голубь, мне и поправлять надобно! Мне, никому иному...
Афанасий Петрович еще раз усмехнулся:
– Иди, брат, иди. Зло не ты мне сотворил, зло и без тебя по нашей земле ходит. Иди, друг. Там потолкуем, будет еще время...
– Изведут они тебя, Афанасий Петрович! – с тоской сказал Костюков. – Изведут смертью. И всех нас изведут, иноземцы проклятые. Ни единого человека живым не оставят, сами здесь плодиться зачнут, ей-ей, так. Сполох надобно ударить, с ножиками...
– Полно, Костюков, какой там сполох, небось и среди них люди-человеки есть, что ж всех-то резать. Иди, капрал, спать ложись...
Запер дверь на засов и снова задумался: да полно, есть ли среди них люди-человеки? Может, там, за морем, они людьми живут, может среди своих и добры они и честны, а только здесь этого вовсе не видно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178