Особенно наскакивал и петушился очень бледный старшина с перевязанной головой, в немецком ботике вместо сапога. У старшины были не мецкие сигареты, он их всем предлагал и в лицах показывал, как он с ребятами выбросился с «катеришек», как они залегли и тотчас же сделали бросок вперед и уже пошли не останавливаясь, так как фашисты бегут.
- Вот бегут! - кричал он. - Морально они кончены, понимаете, товарищ военврач?
А у меня пулеметчики. Они мне говорят: перевяжешься - и сразу обратно дуй, нам без тебя как без рук. А меня за конверт и в кружку. Товарищ военврач, я вас убедительно прошу!
- На стол! - сказал Левин.
Трое других прикидывали, сколько осталось до полной капитуляции фашистов, и все выходило так, что oни успеют обратно в свои части только к полному шапочному разбору.
Дорош в углу в чем-то убеждал толстого, очень расстроенного полковника, который ежеминутно прикладывал руку к груди и говорил:
- Послушайте, я ведь не сумасшедший, по столько времени ждать этого часа и оказаться на госпитальной койке, посудите сами, не глупо ли это? У меня в дивизионе отличный врач, широкообразованный, не коновал какой-нибудь…
- Здравствуйте, - сказал Левин, - что за базар? Тут не торгуются, полковник.
Сейчас мы вами займемся. Приготовьте мне полковника. А у вас что, лейтенант? Ничего?
Вы попали ошибочно? Очень приятно. Здравствуйте, товарищ матрос! Легкое ранение, не затронувшее костей и кровеносных сосудов? Александр Григорьевич, тут один матрос, он по образованию врач, разберитесь. Сам все знает. Это что за герой, Ольга Ивановна? Болит?
Очень? Можно дать пока что морфий, Ольга Ивановна. Послушайте, старшина, не изображайте тут в лицах все сражение, слишком шумно для госпиталя. Товарищи, это же майор Седов. Здравствуйте, майор! Сколько лет, сколько зим! Вас сбили? Вы не летали? Но вы же в штурмовой? Извините ради бога. Александр Григорьевич, идите скорее сюда, тут начальник нашего наградного отдела. Ну? Как это вас угораздило?
Майор лежал со значительным выражением лица, улыбался и молчал. Потом попросил Левина наклониться к нему и произнес шепотом:
- У меня во всех карманах ордена и документы. Тридцать девять орденов. Попрошу, чтобы приняли и записали по акту. Поехали на аэродром подскока - туда только что сели наши машины - и заехали к фашистам. Поверите, фрицы с автоматами прямо в машину залезли. Шофер лихой - газанул, мы и удрали. Но ордена меня невероятно беспокоят.
Покуда Седов сдавал ордена, все на него смотрели. Ну и майор! Тридцать девять орденов, из них одиннадцать Красного Знамени. А с виду парень - ничего особенного.
Майор лежал розовый, застенчивый, серьезный. Дорош писал акт, положив на колено папку. Два матроса смотрели, смотрели, потом тот, что потолще и почернее, сказал:
- Да, товарищ, об таком хозяйстве можно побеспокоиться. Тридцать девять орденов. С ума сойти!
Седов приподнял голову с подушки, хотел что-то ответить, но промолчал.
Ответил другой матрос, пожиже и посветлее:
- А у нас с тобой по одному, и больше уже не будет, нет.
- Будет, будет, - сказал Левин, - война еще не завтра кончится. Покажите-ка вашу руку, кавалер. И локоть тоже? И плечико? Как это случилось?
Настя, та самая, которая целыми днями сидела у Плотникова, тоже была тут и работала, робко и застенчиво улыбаясь, когда ее изысканно благодарили моряки.
- Привыкаете? - спросил Александр Маркович.
- Привыкаю, - ответила Настя.
- А вы кто по специальности? - спросил он, вглядываясь в Настю.
- Да так, никто, - ответила она, краснея.
Александр Маркович прооперировал полковника, проводил взглядом каталку и вздохнул: операция была нелегкая, а у полковника пошаливало сердце. Опять привезли раненых, но уже знакомых - из авиации. Это были техники, которых с бреющего обстрелял штурмовик на аэродроме подскока.
- От же бандиты, от же ж хулиганы! - возбужденно говорил пожилой техник с висячими усами. - На обмане действовали, вот вам крест, святая икона. У них сто семьдесят машин без моторов - сам щупал, своими руками. Коммуникации перерезаны, морем не подвезешь, так эти бандюги их нарочно держали - безмоторные машины, - чтоб нам с воздуха казалось, якие они на самолеты богатые. Винты из фанеры, сам щупал. Хотите фашистский железный крест, товарищ доктор? Справдашний, на ихнем КП с мундира снял. Ну что вам подарить? Пистолет «вальтер» не хотите?
- Хочу, чтобы вы помолчали! - сказал Левин. - Это вам вовсе не полезно - вот так трещать, словно сорока.
- Это оттого, что я выпивши трохи, - сказал техник. - Меня как ударило, ребята сейчас же: Иона Мефодиевич, давай фашистского рому прими, он от шока помогает.
- Шок! - удивился Левин. - Какие слова они знают, эти ваши ребята…
Ночью в операционной у него начались боли. Лора ловкими пальцами, слегка побледнев, ввела подполковнику пантопон. Баркан смотрел на Александра Марковича остановившимися глазами. Оперируемый всхрапывал на столе.
- Ничего, все в порядке, - сказал Левин. - Анжелика, дайте мне щипцы Люэра.
Сержанта переложили на каталку и увезли. Левин пошел к умывальнику, но больше не оперировал. К столу встал Баркан. Александр Маркович сел на табуретку и просидел так до шести часов утра, изредка давая советы в деликатной, полувопросительной форме. В эту ночь все понимали, что происходит что-то значительное, важное, гораздо большее, чем тот факт, что оперирует Баркан, а Левин только присутствует. У Лоры часто на глаза навертывались слезы, и Анжелика сделалась какой-то другой - словно бы вдруг оробела. Баркан слушал беспрекословно, и большие уши его почему-то теперь не раздражали Левина. Он даже подумал: "Драли его, наверное, за эти самые уши. И хирург он недурной - находчивый, быстро соображающий".
В шесть работа кончилась.
Вдвоем они вышли из операционной.
Баркана слегка пошатывало от усталости. Анжелика принесла им в ординаторскую чай. Было уже совсем светло, солнце взошло давно, наступила полярная, солнечная весна. Левин отворил окно. Над заливом кричали чайки. Гулко, басом захрипел гудок какой-то посудины. Война ушла далеко, так далеко, что тут теперь летали почти только транспортные самолеты. Александр Маркович закурил папиросу и заговорил о сегодняшних операциях. У него был каркающий голос, но Баркан не слышал раздражения во всем том, что говорил Левин.
Потом, перегнувшись к нему через стол, вздев по своей манере очки на лоб, Александр Маркович сказал:
- Послушайте, Баркан, вам приходило в голову, что у меня должен быть заместитель?
Баркан молчал.
- Не приходило? Послушайте, бросьте вашу этику провинциального Баркана. Вы - военный Баркан. Будем говорить как мужчины, будем смотреть друг другу в глаза. У вас есть опыт и есть возраст. У вас есть кое-что из хорошей школы. Впрочем, оставим этот предмет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57