- В таком духе, что испытания прошли удовлетворительно, что костюмчик в общем и целом, и так далее… но! Но! Вот тут-то и есть загвоздка. Но костюмчик не предусматривает случаев падения летчика в бессознательном состоянии лицом вниз, понимаете?
В ординаторской стало очень тихо. Шеремет остановился. Зажигалка горела в его руке, он так и не закурил.
- А ведь падение лицом вниз вещь распространенная, не так ли? - спросил Курочка. - Поэтому предложить авторам костюмчика разработать и решить задачу автоматического поворота или поворачивания пострадавшего на спину в воде. Так? Ну-с, и покуда авторы эту вадачу не решат, дело полагать законсервированным.
Шеремет наконец прикурил.
- Этим мы и закончим, - сказал Курочка, - но не навсегда, конечно, а только на нынешнем этапе. Вопросы есть?
Вопросов не было. Александр Маркович молча писал, "…полагать законсервированным", - написал он и поставил жирную точку.
14
Размеренно нажимая подошвой башмака на педаль умывальника, Александр Маркович мыл руки. Это было скучное занятие - мыть руки перед операцией, он издавна приучал себя в это время думать на определенные темы и вот уже лет пятнадцать не замечал процесса мытья рук. Это был совершенно механический процесс - сначала мыло и щетка, потом Верочка подавала йод, потом поливала руки Левина спиртом и сама говорила: «Готово». Если она не говорила этого слова, он еще десять минут мог держать свои большие ладони лодочкой.
Верочка была как будильник с резким, трещащим голосом.
- Готово! - сказала Верочка и открыла перед ним дверь. Он вошел в операционную, держа руки ладонями вперед, и, прищурившись, посмотрел на стол, на котором лежал Бобров.
Лицо летчика было неподвижно, но глаза с сегодняшнего утра словно бы побелели и оттого потеряли прежнее выражение собранной и напряженной воли. Теперь Бобров уже не мог справиться с физическими страданиями, они были сильнее его, они одержали над ним победу.
Капитан Варварушкина подала Левину рентгеновский снимок, но не в руки, а на свет, так, чтобы он мог все видеть еще раз, но ни до чего не дотрагиваться. Жуя губами, он рассмотрел все четыре снимка и подошел к столу. Брезгливое выражение появилось на его худом лице. Это означало, что ему трудно. Он все еще жевал губами, как старик, как его отец, когда он приехал к нему прощаться в больницу, - отец умирал от рака.
- Скорее бы, товарищ начальник, утомился я, - сказал Бобров сердито.
Наверное, он не узнал Левина, потому что теперь у доктора был завязан рот и белая шапочка была надвинута на самые глаза, почти закрывая мохнатые брови.
Внезапно он начал ругаться - очень грубыми словами. Это случается с людьми, когда их наркотизируют. Потом Анжелика Августовна подала Левину скальпель. Верочка по его знаку спустила ниже рефлектор. Капитан Варварушкина изредка, ровным голосом сообщала, какой частоты и наполнения пульс. Минут через десять Левин сказал Анжелике:
- Надо меньше думать про завивку ваших кудрей и больше про дело. Надо соображать головою.
Еще несколько погодя он крикнул:
- Что вы мне даете? Я вас посажу на гауптвахту!
- Я даю вам то, что нужно, - басом ответила Анжелика Августовна. - Я соображаю головой.
- Извините, - сказал Левин.
Опять сделалось тихо. Верочка подставила тазик. Туда с сухим стуком упал осколок.
- Оставьте ему на память, - велел Левин и извлек длинными пальцами еще два осколка.
Бобров дышал ровно, но с всхлипами. Варварушкина изредка привычным жестом гладила его по щеке. Верочка еще раз показала Левину снимки. Он долго вглядывался в них, держа руки перед собою, и наконец решился. В сущности, он решился уже давно, а сейчас он только подтвердил себе свое решение. Боброва повернули на столе. Все началось сначала.
- Продолжайте наркоз! - сказал Александр Маркович.
Через несколько минут он увидел почку. Осколок засел в ней глубоко, и с ним пришлось повозиться. Дважды у Левина делались мгновенные головокружения, но он справлялся с собою, и только на третий раз велел Верочке подать капли, приготовленные перед началом операции.
Верочка оттянула повязку с его рта и вылила капли ему в горло. Операция длилась уже более часа.
Даже Варварушкина стала тяжело дышать. Анжелика Августовна дважды роняла инструменты. Верочка вдруг шепотом сказала: "Боже ж мой, боже мой!" - Кому не нравится, тот может убираться вон, - сказал Левин. - Или, может, тут есть слишком нервные люди?
Никто ему не ответил. Никто даже не понял, что он сказал. Все знали - подполковник болен, ему тяжело, операция сложная, если хочет - пусть ругается любыми словами. Может быть, ему от этого легче.
Прооперировав Боброва, он сел на табуретку и закрыл глаза.
Большое поле с рожью и цветочками проплыло перед ним. Цветочки покачивались па ветру, рожь ложилась волнами, и тени бродили по ней.
Левин открыл глаза.
Анжелика стояла перед ним с градуированной мензуркой в руке.
- Это немножко спирту, - сказала она.-Двадцать граммов. И тридцать граммов вишневого сиропу. Вам будет очень хорошо. Пожалуйста, Александр Маркович, будьте так добры!
Маленькие круглые глазки Анжелики были печальны и полны сочувствия.
Левин выпил и опять закрыл глаза.
Теперь он увидел снег. Снег падал и падал, и цветочки покачивались в снегу. Это уже была чертовщина.
- Я полежу полчаса, - сказал Левин. - В ординаторской. Пусть мне принесут туда чаю и сухарик. Через полчаса позовите меня. И подготавливайте этих двух… этих двух молодых людей. Один - резекция голеностопного сустава, а другой - пальчики. Опять я не помню фамилии.
Он виновато улыбнулся:
- Хороший, чуткий врач непременно знает фамилию и имя-отчество. Когда я был молодым, мне все это давалось легко, а теперь я помню только сущность дела, а остальное забываю. Наверное, меня пора выгонять вон…
- Ну что вы такое говорите! - возмутилась Анжелика.
- То и говорю. Еще есть кто-нибудь на сегодня?
Варварушкина молча кивнула головой. Да, еще один истребитель. Его только что привезли. Доктор Баркан считает, что надо оперировать.
- Хорошо, я посмотрю, - сказал Левин. - Проводите меня, пожалуйста, Верочка, меня тошнит, и эти отвратительные головокружения.
Верочка взяла его под руку и повела к лестнице. Чтоб не выглядеть жалким, он надменно улыбался и по дороге сделал замечание двум санитаркам, разносившим обед.
- Сейчас вам чайку принесу и сухарики, вы себе пока отдыхайте, - сказала Верочка, - и до вас никого не пущу. Матроса с автоматом поставлю у двери.
Александр Маркович лег.
Закрывать глаза он боялся.
Лукашевича вызывать уже поздно. Баркана как хирурга он толком не знал. Надо все делать самому. А тут эти проклятые цветочки перед глазами и поле, в котором растут злаки. Он никогда точно не отличал рожь от пшеницы. И цветы он тоже путал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57