- Проснулся немного, - сказала Шура, вставая перед подполковником, - попил воды, огляделся и говорит: "Я еще чуток вздремну, Шурочка". Ничего не рассказывает, и слабый, видно, очень. Опасное у него ранение, товарищ подполковник?
Александр Маркович сказал, что неопасное, что он только чрезвычайно переутомлен и находится в нервном состоянии. И, конечно, истощение сильное.
Своей большой рукой он взял запястье Гурьева и, шевеля губами, стал считать пульс - хороший пульс спящего человека со здоровым сердцем.
- Прекрасно, - сказал Левин, глядя на Шуру, - великолепно. С таким сердцем можно пойти обратно, туда, откуда он пришел, пошуметь там еще с полгода и без всякого риска вернуться обратно. Надо же иметь такое железное здоровье!
Глаза у Шуры повеселели, а он покивал головою и, жуя губами, пошел к Плотникову. Там тоже в кресле, забравшись на него с ногами, сидела девушка, назвавшая себя давеча Настей, и при слабом свете ночника читала толстую книгу. Левин молча опустился на край кровати, посмотрел в лицо Плотникову и только хотел спросить у Насти, просыпался ли он, как Плотников открыл глаза, вздохнул и, точно продолжая прерванный разговор, сказал:
- Там, видишь ли, было много времени для размышлений, и вот, когда меня особо мучила рука…
Глаза его выразили удивление, он улыбнулся и, вглядываясь в Левина, произнес:
- Простите, пожалуйста, подполковник, я задремал, а в это время вы тут очутились. Здравствуйте! Что это вы так похудели? Работы много?
И, продолжая улыбаться, по-прежнему вглядываясь в Левина светлыми, блестящими и серьезными глазами, добавил:
- Очень рад вас видеть.
- Так мы ведь уже виделись, - сказал Левин, - и разговаривали даже.
- Да? - нисколько не удивился Плотников. - Я теперь, знаете ли, многое стал забывать. Странное состояние. Это пройдет?
- Обязательно. Вам только спать побольше надо.
- Я и сплю все время. Там спал, куда нас вначале доставили, на катере спал и тут сплю. А может быть, это я умираю?
Левин улыбнулся и покачал головою.
- Нет, - сказал он, - вы не умираете. Так не умирают.
Плотников вздохнул, помолчал, потом ответил:
- Ну и отлично, если не умираю. Впрочем, это все по-разному бывает. Вот я Настеньке давеча рассказывал, что там у меня был период, когда самым трудным казалось не застрелиться. Меня рука тогда очень мучила, и вообще положение было безнадежное, так вот Федор Тимофеевич и придумал формулу, что ты, дескать, Плотников, сейчас затрудняешься жизнью.
- Затрудняешься жизнью? - с удивлением повторил Левин.
- Да, так он сказал - затрудняешься жизнью. И тебе надо через этот период перейти, потому что ты командир и большевик, ты коммунист Плотников, и ты обязан перейти через этот рубеж так же, как через все иное перешел. Вот это и было самое трудное. Слышишь, Настенька?
Настя кивнула головою и еще ниже наклонилась к Плотникову.
- Устал, - сказал он. - Вот так десять слов скажу и устану… Надоело это состояние, подполковник. И сам я себе надоел с этой слабостью и болями.
Он брезгливо поморщился и закрыл глаза. Левин еще посидел немного, глядя на Плотникова и думая о тех словах, которые он только что сказал, потом поднялся, взявшись рукою за изножье кровати, и сразу же почувствовал, что идти не может. Где-то близко словно бы зазвонил ему в уши колокол, от этого колокола помчались радужные, колеблющиеся круги, и тотчас же все стихло, оставив только одну нестерпимую и острую боль, которую он не смог скрыть и не смог вытерпеть. Хрипло застонав и услышав свой стон, он привалился к изножью плотниковской койки и пришел в себя уже раздетым и уложенным на вторую кровать в той же палате, где лежал Плотников. То, что он лежит вместе с Плотниковым, почему-то обрадовало его, но тут же ему стало неловко, и он громко сказал Насте, по-прежнему сидевшей в кресле с ногами:
- Напугал я вас, а?
Ольга Ивановна зашикала на него, но он не обратил на ее шиканье никакого внимания и опять спросил:
- Очень стало страшно? Это у меня теперь бывает, боли такие дурацкие, но они быстро проходят. Полежу немного и встану, правда, Ольга Ивановна?
Ему почему-то казалось, что лежит он недолго, что еще вечер, и, помолчав, он спросил:
- Раненых не привозили?
- Не привозили, - ответила она, - но наступление началось.
Он слегка приподнялся и заглянул ей в глаза.
- Правда?
- Правда. Рассказывают, что командующий повел штурмовиков, а лучше сами послушайте!
И она сделала движение головой кверху и замерла. Он тоже напрягся и даже закрыл глаза, чтобы лучше слышать: длинное, сильное и смутное гудение идущей армады машин донеслось до него.
- Мы с полчаса на крыльце стояли, - сказала Ольга Ивановна, - все слушали. Идут и идут. Как начало светать, так и пошли. Сколько тут служу в авиации, никогда не думала, что так много у нас машин. Даже смотреть страшно.
И она улыбнулась почему-то растерянно.
- Ну, хорошо, - сказал Александр Маркович, - вы себе идите, дорогая, а этой девушке скажите, чтобы отвернулась. Я одеваться буду.
Ольга Ивановна хотела что-то сказать, но промолчала. Он оценил это ее молчание и как бы в благодарность потрепал ладонью ее локоть. Потом поднялся, принял душ в еще пустой госпитальной душевой и долго брился перед маленьким зеркальцем, стараясь не замечать страшных изменений, происшедших с его лицом. Затем пришил чистый подворотничок к кителю и, поднявшись в ординаторскую, велел принести себе чаю покрепче. Чай ему принесла Анжелика- сизо-красная, суровая.
- Вот что, Анжелика, - сказал он ей, вылавливая ложечкой чаинку из стакана, - попрошу вас иметь теперь всегда наготове шприц и прочее необходимое мне. Пусть эти наборчикн в пригодном для употребления виде будут и в операционной, и в перевязочной, и, например, тут. Вы понимаете мою мысль?
Анжелика кивнула, и это получилось у нее похоже на поклон.
- А теперь мы с вами немножечко займемся терапией, - продолжал Александр Маркович. - У меня дела осталось еще порядочно, и я хотел бы подольше иметь приличную форму. Эта мысль вам тоже понятна? Дa вы садитесь, Анжелика, я сейчас рецепты буду писать…
И он принялся выписывать рецепты, вздев на лоб очки и порою ненадолго задумываясь. Он выписал раствор атропина, разведенную соляную кислоту, пантокрин, а потом подробно, иногда раздражаясь и даже покрикивая по старой привычке, обсуждал вместе с Анжеликой диету на будущее, и было похоже, что речь идет не о самом докторе Левине, а о совершенно постороннем человеке, об одном из тех, кто лежит сейчас в госпитальных палатах.
Когда диета была тоже выяснена, Александр Маркович облачился в халат, положил в карман пачку папирос и пошел в приемник, где поджидала раненых Ольга Ивановна. Но раненых не было пока что ни одного человека, и им обоим - Левину и Варварушкиной-стало от этого поспокойнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57