Путь был свободен, его никто не задержал, Анжелика, по обыкновению, торчала у аптекаря.
Ночь была тихая, звездная, чуть с морозцем. Над заливом негусто, с переливами, гудели, то скрываясь за сопками, то снова появляясь, барражирующие истребители. И Левин подумал, что уже очень давно не объявлялись в гарнизоне тревоги и что воздушная война теперь идет там, за линией фронта, на территории противника.
Опираясь на госпитальную белую палку, он дошел до командного пункта и удивился безлюдию вокруг скалы, около которой раньше всегда стояло несколько машин и внушительно прохаживался матрос с автоматом на шее. Теперь не было ни матроса, ни машин, а тропинку, которая раньше вела в скалу, вовсе замело снегом.
"Переехали, - подумал Левин, - вот оно что. Давно переехали. И правильно, что переехали, это значит, война перевалила через хребет, война идет к победе, времена изменились, теперь мы господствуем в воздухе, и пусть они уходят под землю, а нам уже пришло время дышать и смотреть в настоящие окна".
И он опять отправился в дальний путь, к серому зданию командного пункта. Штаб теперь ушел из скалы, и приемная командующего была в большой комнате с высокими потолками и окнами, в которые вставили стекла и только завешивали черными шторами.
Дальний переход утомил его, и он даже немножко опьянел от воздуха, но сердце работало ровно, и когда сн сел на диван в приемной, то никакой дурноты не сделалось и болей тоже не было.
- Вы к генералу? - спросил адъютант в очень коротком кителе.
Александр Маркович наклонил голову.
- Вам назначено?
- Мне не назначено, - сказал Александр Маркович, - но я рассчитываю быть принятым. Доложите, когда придет моя очередь, - подполковник медицинской службы Левин.
Адъютант слегка пожал плечами. Он был не лучше и не хуже других адъютантов, но очень боялся своего генерала и потому никогда еще никому не нагрубил; он только слегка пожимал плечами или несколько оттопыривал нижнюю губу, или просто углублялся в почту.
- Я извиняюсь, - сказал адъютант, когда прошло полчаса, - вам по какому делу, товарищ подполковник, как доложить?
- По моему личному делу, - медленно, как бы раздумывая, ответил Левин.
- Тогда придется подождать, - предупредил адъютант и уткнулся в почту, читая от скуки задом наперед адреса.
Теперь в приемной никого не оставалось, кроме Левина. Последним прошел интендант Недоброво. Он был у командующего долго, а когда выскочил, то несколько секунд неподвижно простоял в приемной, глядя на Левина выпученными глазами.
- Что, попало? - спросил Александр Маркович.
- Интенданты всегда во всем виноваты, - ответил Недоброво, - ваше счастье, что вы не интендант.
- Вы, наверное, действительно виноваты, - вдруг рассердившись, сказал Левин. - Мы еще с вами как-нибудь поговорим на досуге.
Он было начал переругиваться с интендантом насчет каких-то недоданных госпиталю вещей, но от командующего вышел адъютант и совсем другим голосом, чем раньше - даже с каким-то придыханием, - объявил, что генерал ждет. Но Левин еще не доругался с Недоброво, они встречались редко, и сейчас он должен был ему объяснить, что такое госпиталь и как надо относиться к госпитальным нуждам.
- Товарищ подполковник, я вас очень прошу, - сказал адъютант и подергал Левина за локоть.
Александр Маркович обернулся: адъютант был теперь другим человеком: на щеках у него горели красные пятна, аккуратные и круглые, как пятачки, глаза более не выражали скуки, и шаг сделался торопливым, сбивающимся. "Попало, наверное, за меня!" - подумал Левин и на прощанье сказал интенданту:
- Еще подождите, еще вас и в звании снизят. Дождетесь!
В большом и высоком кабинете с коричневой панелью по стенам командующий казался еще меньше ростом, чем на прежнем командном пункте "в скале". Волосы его в последнее время совсем поседели, а лицо немного обрюзгло, но глаза смотрели по-прежнему подкупающе прямо, с той твердой и юношеской искренностью, которую многие летчики сохраняют до глубокой старости.
Увидев Левина, он поднялся и пошел к нему навстречу, делая рукою жест, который означал, что доклады ваться не надо, потому что все равно Левин спутается и все кончится, как всегда, добродушно-сконфуженней улыбкой и беспомощным извинением. Но Александр Маркович на этот раз нисколько не запутался и договорил все до конца, подготовив себя мысленно к тому, чтобы ни в коем случае не казаться генералу жалким и достойным снисхождения по болезни.
- Однако вы выглядите не слишком важно, - сказал командующий, когда они сели, - но, с другой стороны, не так чтобы уж очень. Мне доктор Харламов звонил, говорил - язва, и режим, дескать, вам требуется. Ну, слушаю вас, докладывайте. Да нет, сидите же, сидите, эк в вас военная косточка разыгралась…
И, мгновенно улыбнувшись, он тотчас же, едва Левин начал говорить, сделал совершенно серьезное лицо. Но вдруг перебил:
- Особо хотим вас поблагодарить за лейтенанта Ватрушкина. Мне сообщили, что его выздоровление - целиком ваше дело. Продолжайте, пожалуйста.
И стал ходить по кабинету, покуда Александр Маркович говорил.
- Значит, не считаете необходимым ехать? - спросил он, когда ему показалось, что подполковник кончил докладывать. - Но советую подумать. Вот давеча не поехали, а болезнь ваша себя и показала. Да и для общего самочувствия хорошо - Москва, знакомые, в театр бы сходили, ну и семью бы навестили…
Левин слегка было приподнял голову, чтобы сказать, что у него никакой семьи нет, но промолчал, так как это могло показаться бьющим на жалость.
- Так, - заключил командующий, - ясно. Теперь второй вопрос: что слышно насчет вашего костюма?
Левин протирал очки платком. Он ждал этого вопроса, но ответил не сразу.
- Недовольны? - спросил командующий.
- Нет, в общем костюм приличный, - сказал Александр Маркович. - С моей точки зрения, в нем все хорошо, но вот Федор Тимофеевич…
- Это кто же Федор Тимофеевич?
- А Курочка Федор Тимофеевич…
- Так-так. Ну и что же Федор Тимофеевич?
- Ему чем-то костюм не нравится. Он еще не может сформулировать свои требования, но я ясно вижу, что он костюмом недоволен…
Командующий усмехнулся.
- Может сформулировать, - сказал он, - отлично может. Не формулирует, потому что вас жалеет. Перед отъездом, когда он у меня был, мы тут с начальником штаба задали ему один вопрос, - расстроили его. Да что же поделаешь - пришлось. Он нам тогда и сказал: "Я, дескать, инженер-майор Курочка, перенесу, а вот подполковник Левин, тот очень переживать будет".
Александр Маркович молчал.
- Да вы не расстраивайтесь, костюм ваш вещь хорошая, полезная, только вот скажите мне, что произойдет со мною, например, если я из самолета выброшусь раненым и упаду лицом вниз? А? Без сознания и лицом вниз, в воду? Ну-ка?
Левин хотел ответить, но не нашелся, и только поморгал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Ночь была тихая, звездная, чуть с морозцем. Над заливом негусто, с переливами, гудели, то скрываясь за сопками, то снова появляясь, барражирующие истребители. И Левин подумал, что уже очень давно не объявлялись в гарнизоне тревоги и что воздушная война теперь идет там, за линией фронта, на территории противника.
Опираясь на госпитальную белую палку, он дошел до командного пункта и удивился безлюдию вокруг скалы, около которой раньше всегда стояло несколько машин и внушительно прохаживался матрос с автоматом на шее. Теперь не было ни матроса, ни машин, а тропинку, которая раньше вела в скалу, вовсе замело снегом.
"Переехали, - подумал Левин, - вот оно что. Давно переехали. И правильно, что переехали, это значит, война перевалила через хребет, война идет к победе, времена изменились, теперь мы господствуем в воздухе, и пусть они уходят под землю, а нам уже пришло время дышать и смотреть в настоящие окна".
И он опять отправился в дальний путь, к серому зданию командного пункта. Штаб теперь ушел из скалы, и приемная командующего была в большой комнате с высокими потолками и окнами, в которые вставили стекла и только завешивали черными шторами.
Дальний переход утомил его, и он даже немножко опьянел от воздуха, но сердце работало ровно, и когда сн сел на диван в приемной, то никакой дурноты не сделалось и болей тоже не было.
- Вы к генералу? - спросил адъютант в очень коротком кителе.
Александр Маркович наклонил голову.
- Вам назначено?
- Мне не назначено, - сказал Александр Маркович, - но я рассчитываю быть принятым. Доложите, когда придет моя очередь, - подполковник медицинской службы Левин.
Адъютант слегка пожал плечами. Он был не лучше и не хуже других адъютантов, но очень боялся своего генерала и потому никогда еще никому не нагрубил; он только слегка пожимал плечами или несколько оттопыривал нижнюю губу, или просто углублялся в почту.
- Я извиняюсь, - сказал адъютант, когда прошло полчаса, - вам по какому делу, товарищ подполковник, как доложить?
- По моему личному делу, - медленно, как бы раздумывая, ответил Левин.
- Тогда придется подождать, - предупредил адъютант и уткнулся в почту, читая от скуки задом наперед адреса.
Теперь в приемной никого не оставалось, кроме Левина. Последним прошел интендант Недоброво. Он был у командующего долго, а когда выскочил, то несколько секунд неподвижно простоял в приемной, глядя на Левина выпученными глазами.
- Что, попало? - спросил Александр Маркович.
- Интенданты всегда во всем виноваты, - ответил Недоброво, - ваше счастье, что вы не интендант.
- Вы, наверное, действительно виноваты, - вдруг рассердившись, сказал Левин. - Мы еще с вами как-нибудь поговорим на досуге.
Он было начал переругиваться с интендантом насчет каких-то недоданных госпиталю вещей, но от командующего вышел адъютант и совсем другим голосом, чем раньше - даже с каким-то придыханием, - объявил, что генерал ждет. Но Левин еще не доругался с Недоброво, они встречались редко, и сейчас он должен был ему объяснить, что такое госпиталь и как надо относиться к госпитальным нуждам.
- Товарищ подполковник, я вас очень прошу, - сказал адъютант и подергал Левина за локоть.
Александр Маркович обернулся: адъютант был теперь другим человеком: на щеках у него горели красные пятна, аккуратные и круглые, как пятачки, глаза более не выражали скуки, и шаг сделался торопливым, сбивающимся. "Попало, наверное, за меня!" - подумал Левин и на прощанье сказал интенданту:
- Еще подождите, еще вас и в звании снизят. Дождетесь!
В большом и высоком кабинете с коричневой панелью по стенам командующий казался еще меньше ростом, чем на прежнем командном пункте "в скале". Волосы его в последнее время совсем поседели, а лицо немного обрюзгло, но глаза смотрели по-прежнему подкупающе прямо, с той твердой и юношеской искренностью, которую многие летчики сохраняют до глубокой старости.
Увидев Левина, он поднялся и пошел к нему навстречу, делая рукою жест, который означал, что доклады ваться не надо, потому что все равно Левин спутается и все кончится, как всегда, добродушно-сконфуженней улыбкой и беспомощным извинением. Но Александр Маркович на этот раз нисколько не запутался и договорил все до конца, подготовив себя мысленно к тому, чтобы ни в коем случае не казаться генералу жалким и достойным снисхождения по болезни.
- Однако вы выглядите не слишком важно, - сказал командующий, когда они сели, - но, с другой стороны, не так чтобы уж очень. Мне доктор Харламов звонил, говорил - язва, и режим, дескать, вам требуется. Ну, слушаю вас, докладывайте. Да нет, сидите же, сидите, эк в вас военная косточка разыгралась…
И, мгновенно улыбнувшись, он тотчас же, едва Левин начал говорить, сделал совершенно серьезное лицо. Но вдруг перебил:
- Особо хотим вас поблагодарить за лейтенанта Ватрушкина. Мне сообщили, что его выздоровление - целиком ваше дело. Продолжайте, пожалуйста.
И стал ходить по кабинету, покуда Александр Маркович говорил.
- Значит, не считаете необходимым ехать? - спросил он, когда ему показалось, что подполковник кончил докладывать. - Но советую подумать. Вот давеча не поехали, а болезнь ваша себя и показала. Да и для общего самочувствия хорошо - Москва, знакомые, в театр бы сходили, ну и семью бы навестили…
Левин слегка было приподнял голову, чтобы сказать, что у него никакой семьи нет, но промолчал, так как это могло показаться бьющим на жалость.
- Так, - заключил командующий, - ясно. Теперь второй вопрос: что слышно насчет вашего костюма?
Левин протирал очки платком. Он ждал этого вопроса, но ответил не сразу.
- Недовольны? - спросил командующий.
- Нет, в общем костюм приличный, - сказал Александр Маркович. - С моей точки зрения, в нем все хорошо, но вот Федор Тимофеевич…
- Это кто же Федор Тимофеевич?
- А Курочка Федор Тимофеевич…
- Так-так. Ну и что же Федор Тимофеевич?
- Ему чем-то костюм не нравится. Он еще не может сформулировать свои требования, но я ясно вижу, что он костюмом недоволен…
Командующий усмехнулся.
- Может сформулировать, - сказал он, - отлично может. Не формулирует, потому что вас жалеет. Перед отъездом, когда он у меня был, мы тут с начальником штаба задали ему один вопрос, - расстроили его. Да что же поделаешь - пришлось. Он нам тогда и сказал: "Я, дескать, инженер-майор Курочка, перенесу, а вот подполковник Левин, тот очень переживать будет".
Александр Маркович молчал.
- Да вы не расстраивайтесь, костюм ваш вещь хорошая, полезная, только вот скажите мне, что произойдет со мною, например, если я из самолета выброшусь раненым и упаду лицом вниз? А? Без сознания и лицом вниз, в воду? Ну-ка?
Левин хотел ответить, но не нашелся, и только поморгал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57