Если бы мы убили его, то энергия перешла бы из рук фракции Пола, но конец войне это бы не положило. Конечно, дополнительная энергия нам очень нужна, глупо было бы этим не воспользоваться… Но решение принадлежит тебе, и только тебе. Я поддержал бы тебя в любом случае.
– Ты такой… странный, Эдмунд Тальбот, – вздохнула она и улыбнулась. – Ты всегда думаешь о будущем, не так ли?
– Если начинаешь жить прошлым, то оказываешься одной ногой в могиле, – заметил Эдмунд. – Оставайся на ужин, Мак-Кейнок сегодня тут не объявится. Мы расставили слишком много ловушек вдоль дороги.
– К сожалению, мне нужно назад, – сказала Даная и похлопала Тальбота по щеке. – По пути остановлюсь у походного лазарета, посмотрю, как дела у Рейчел. Будь добр, не становись моим пациентом.
И она ушла в сторону повозок.
– Ладно. – Эдмунд взял в руки карту, которую отложил до этого, но потом вздохнул, положил карту на стол и крикнул: – Герцер!
– Да, барон, – откликнулся триарий.
– Разыщи Магиббона, мне надо кое-что вам сказать. Когда Герцер вернулся с командиром лучников, Эдмунд передал им просьбу Шейды, но не рассказал о причинах.
– Я знаю, почему она просит об этом, и согласился исполнить ее просьбу. Его убивать нельзя. Понятно?
– Да, сэр, – неохотно ответил Герцер.
– Но почему, черт побери? – спросил Магиббон. – Вы ведь знаете, сколько злодеяний на его совести.
– Да, знаю, – спокойно ответил Эдмунд. – Но я дал вам приказ. Будете выполнять? И следить, чтобы его выполняли другие? Или мне придется переложить командование на Стейнвеггена?
Лицо Магиббона исказилось, но он справился с собой и ответил:
– Вы знаете, что я исполню приказ, Эдмунд. Но это не значит, что он мне нравится.
– Он не нравится никому, – ответил Тальбот. – Это необходимость.
– Разрешите спросить, сэр? – выступил вперед Герцер.
– Ты уже не рекрут, Герцер, – улыбнулся ему Тальбот.
– Доктор Даная в курсе? – спросил юноша.
– Да, – ответил Эдмунд.
– Хм… – Герцер не знал, как лучше сформулировать вопрос. – Она не возражает?
– Спроси у нее самой, – ответил Эдмунд, – когда представится возможность.
– Да, сэр.
– А теперь идите, объявите приказ всем.
– Последний вопрос: я знаю, что он все равно встанет, – начал Магиббон. – А ранить его можно?
– Боюсь, что без этого нам его будет не схватить, – ответил Эдмунд. – Но тот, кто его убьет, будет держать ответ передо мной.
После ужина Герцер проверил часовых и направился к своим вещам. Неожиданно он заметил на меховой подстилке Баст и вспомнил, что подстилка принадлежит ей.
– Пришла забрать назад свои вещи? – улыбнулся он.
– Если только ты себя называешь вещью, дорогой мой. – В глазах эльфийки блеснул озорной огонек.
– Баст… по-моему, ты не вовремя.
Он сел на корточки рядом с ней.
– Ты должен знать, что это всегда вовремя, кроме, пожалуй, тех случаев, когда на тебя нападают с целью убить.
И она попыталась поцеловать его.
– На мне так много всяких дел, – увернулся он. – К тому же тут все всё увидят.
– Мы накроемся. – Она улыбнулась и набросила на него одеяло. – И вообще становится холодно. Иди согрей меня.
Герцер снял доспехи, забрался под одеяло и обнял ее. И тут только понял, что не он один спит вместе с женщиной. И милиционеры, и лучники спали по двое; он мог поклясться, что слышал какие-то странные звуки с той стороны, где обычно спала Динн, а Круза вообще не было поблизости.
– Надеюсь, что хоть часовые не забыли о своих обязанностях, – пробормотал он, сбрасывая последнюю одежду.
– Когда ты уснешь, я пойду проверю, – прошептала она и поцеловала его в губы.
– Спасибо, – поблагодарил он и погладил ее. – Наверное, я тебя люблю.
– И я тебя тоже, – прошептала она. – Но любовь это сложное чувство. Круза, например, ты тоже любишь.
– Что? – Он даже сел. – Он ведь мой товарищ, но…
– Ты слишком уж разборчив в полах, дорогой. – И она снова уложила его. – Смотри, а то заморозишь нас обоих! Когда ты сражаешься, ты защищаешь друзей, товарищей, ты хочешь, чтобы они остались живы, не только ты. Правда?
– Да, – ответил он, – но…
– И это тоже любовь, – улыбнулась она. – Доблесть и мужество часто являются проявлениями любви. Когда я увидела тебя в самый первый раз, то сразу поняла, что ты можешь, умеешь любить. И еще я подумала: «Какой громадный парень, интересно, в постели с ним будет так же интересно?»
Герцер усмехнулся и боднул ее в грудь.
– И… как?
– Замечательно, – ответила она. – Но самое главное – это любовь. Ты любишь Соединенные Свободные Штаты?
– Ну…
– Ладно, а Воронью Мельницу?
Он задумался. Группа незнакомцев, оставшихся в живых после вселенской катастрофы и собравшихся теперь вместе. Но…
– Да, – ответил он, и вдруг его осенило.
– Ты мог бы сбежать, – продолжала она. – Ведь завтра ты можешь погибнуть, но ты не бежишь. Ты остаешься. Ради своих товарищей, ради города, ради своей чести. Это и есть любовь.
– Если я убегу, наказание – смерть, – сказал Герцер.
– И тебя это волнует? – усмехнулась Баст. – Неужели?
– Нет, – ответил он.
– Именно ради любви солдаты веками шли на смерть. Иногда страх пересиливает, и тогда их нужно подгонять. Существуют призывники, которые идут в бой из-за страха или потому, что им больше нечего делать в жизни. Есть и такие, которые просто любят убивать; к последним относится Мак-Кейнок. Но из них получаются плохие солдаты. Самые лучшие это те, кто любит, кто идет в бой с открытыми глазами. Бывает так, что любят они не то, что стоит их любви. Вспомни о джихадах, погромах, холокосте. Ненависть смешивается с любовью. Но чтобы солдат вышел на поле боя, он должен что-то или кого-то любить. Может, это «что-то» намного выше их самих, но любовь должна быть обязательно. Самые великие воины были самыми лучшими любовниками. И в тебе я увидела именно такое величие.
– Спасибо, – прошептал Герцер.
– А теперь за дело, – улыбнулась она.
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
В предрассветной мгле Герцер как раз вылезал из-под одеяла, когда в лагерь ворвалась Баст. Судя по всему, она только что купалась в реке, волосы еще не успели высохнуть, а соски так напряглись, что были заметны даже под кожаной майкой.
– И ты жаловалась на холод, а теперь бегаешь полуголая? – ворчливо набросился на нее Герцер.
Он потирал больные места, у Баст хватка была, как настоящие тиски, и она иногда просто забывала ослабить ее.
– Я вообще спокойно переношу и жару, и холод, – улыбнулась она. – Но это не означает, будто они мне нравятся.
– Почему тогда не оденешься по-человечески? – удивленно спросил он.
– Знаешь, сколько врагов мне удалось победить только потому, что они слишком уж внимательно рассматривали мою грудь? – весело расхохоталась она.
– Завтрак почти готов, – бросил, проходя мимо, Круз. – Яичница с беконом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
– Ты такой… странный, Эдмунд Тальбот, – вздохнула она и улыбнулась. – Ты всегда думаешь о будущем, не так ли?
– Если начинаешь жить прошлым, то оказываешься одной ногой в могиле, – заметил Эдмунд. – Оставайся на ужин, Мак-Кейнок сегодня тут не объявится. Мы расставили слишком много ловушек вдоль дороги.
– К сожалению, мне нужно назад, – сказала Даная и похлопала Тальбота по щеке. – По пути остановлюсь у походного лазарета, посмотрю, как дела у Рейчел. Будь добр, не становись моим пациентом.
И она ушла в сторону повозок.
– Ладно. – Эдмунд взял в руки карту, которую отложил до этого, но потом вздохнул, положил карту на стол и крикнул: – Герцер!
– Да, барон, – откликнулся триарий.
– Разыщи Магиббона, мне надо кое-что вам сказать. Когда Герцер вернулся с командиром лучников, Эдмунд передал им просьбу Шейды, но не рассказал о причинах.
– Я знаю, почему она просит об этом, и согласился исполнить ее просьбу. Его убивать нельзя. Понятно?
– Да, сэр, – неохотно ответил Герцер.
– Но почему, черт побери? – спросил Магиббон. – Вы ведь знаете, сколько злодеяний на его совести.
– Да, знаю, – спокойно ответил Эдмунд. – Но я дал вам приказ. Будете выполнять? И следить, чтобы его выполняли другие? Или мне придется переложить командование на Стейнвеггена?
Лицо Магиббона исказилось, но он справился с собой и ответил:
– Вы знаете, что я исполню приказ, Эдмунд. Но это не значит, что он мне нравится.
– Он не нравится никому, – ответил Тальбот. – Это необходимость.
– Разрешите спросить, сэр? – выступил вперед Герцер.
– Ты уже не рекрут, Герцер, – улыбнулся ему Тальбот.
– Доктор Даная в курсе? – спросил юноша.
– Да, – ответил Эдмунд.
– Хм… – Герцер не знал, как лучше сформулировать вопрос. – Она не возражает?
– Спроси у нее самой, – ответил Эдмунд, – когда представится возможность.
– Да, сэр.
– А теперь идите, объявите приказ всем.
– Последний вопрос: я знаю, что он все равно встанет, – начал Магиббон. – А ранить его можно?
– Боюсь, что без этого нам его будет не схватить, – ответил Эдмунд. – Но тот, кто его убьет, будет держать ответ передо мной.
После ужина Герцер проверил часовых и направился к своим вещам. Неожиданно он заметил на меховой подстилке Баст и вспомнил, что подстилка принадлежит ей.
– Пришла забрать назад свои вещи? – улыбнулся он.
– Если только ты себя называешь вещью, дорогой мой. – В глазах эльфийки блеснул озорной огонек.
– Баст… по-моему, ты не вовремя.
Он сел на корточки рядом с ней.
– Ты должен знать, что это всегда вовремя, кроме, пожалуй, тех случаев, когда на тебя нападают с целью убить.
И она попыталась поцеловать его.
– На мне так много всяких дел, – увернулся он. – К тому же тут все всё увидят.
– Мы накроемся. – Она улыбнулась и набросила на него одеяло. – И вообще становится холодно. Иди согрей меня.
Герцер снял доспехи, забрался под одеяло и обнял ее. И тут только понял, что не он один спит вместе с женщиной. И милиционеры, и лучники спали по двое; он мог поклясться, что слышал какие-то странные звуки с той стороны, где обычно спала Динн, а Круза вообще не было поблизости.
– Надеюсь, что хоть часовые не забыли о своих обязанностях, – пробормотал он, сбрасывая последнюю одежду.
– Когда ты уснешь, я пойду проверю, – прошептала она и поцеловала его в губы.
– Спасибо, – поблагодарил он и погладил ее. – Наверное, я тебя люблю.
– И я тебя тоже, – прошептала она. – Но любовь это сложное чувство. Круза, например, ты тоже любишь.
– Что? – Он даже сел. – Он ведь мой товарищ, но…
– Ты слишком уж разборчив в полах, дорогой. – И она снова уложила его. – Смотри, а то заморозишь нас обоих! Когда ты сражаешься, ты защищаешь друзей, товарищей, ты хочешь, чтобы они остались живы, не только ты. Правда?
– Да, – ответил он, – но…
– И это тоже любовь, – улыбнулась она. – Доблесть и мужество часто являются проявлениями любви. Когда я увидела тебя в самый первый раз, то сразу поняла, что ты можешь, умеешь любить. И еще я подумала: «Какой громадный парень, интересно, в постели с ним будет так же интересно?»
Герцер усмехнулся и боднул ее в грудь.
– И… как?
– Замечательно, – ответила она. – Но самое главное – это любовь. Ты любишь Соединенные Свободные Штаты?
– Ну…
– Ладно, а Воронью Мельницу?
Он задумался. Группа незнакомцев, оставшихся в живых после вселенской катастрофы и собравшихся теперь вместе. Но…
– Да, – ответил он, и вдруг его осенило.
– Ты мог бы сбежать, – продолжала она. – Ведь завтра ты можешь погибнуть, но ты не бежишь. Ты остаешься. Ради своих товарищей, ради города, ради своей чести. Это и есть любовь.
– Если я убегу, наказание – смерть, – сказал Герцер.
– И тебя это волнует? – усмехнулась Баст. – Неужели?
– Нет, – ответил он.
– Именно ради любви солдаты веками шли на смерть. Иногда страх пересиливает, и тогда их нужно подгонять. Существуют призывники, которые идут в бой из-за страха или потому, что им больше нечего делать в жизни. Есть и такие, которые просто любят убивать; к последним относится Мак-Кейнок. Но из них получаются плохие солдаты. Самые лучшие это те, кто любит, кто идет в бой с открытыми глазами. Бывает так, что любят они не то, что стоит их любви. Вспомни о джихадах, погромах, холокосте. Ненависть смешивается с любовью. Но чтобы солдат вышел на поле боя, он должен что-то или кого-то любить. Может, это «что-то» намного выше их самих, но любовь должна быть обязательно. Самые великие воины были самыми лучшими любовниками. И в тебе я увидела именно такое величие.
– Спасибо, – прошептал Герцер.
– А теперь за дело, – улыбнулась она.
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
В предрассветной мгле Герцер как раз вылезал из-под одеяла, когда в лагерь ворвалась Баст. Судя по всему, она только что купалась в реке, волосы еще не успели высохнуть, а соски так напряглись, что были заметны даже под кожаной майкой.
– И ты жаловалась на холод, а теперь бегаешь полуголая? – ворчливо набросился на нее Герцер.
Он потирал больные места, у Баст хватка была, как настоящие тиски, и она иногда просто забывала ослабить ее.
– Я вообще спокойно переношу и жару, и холод, – улыбнулась она. – Но это не означает, будто они мне нравятся.
– Почему тогда не оденешься по-человечески? – удивленно спросил он.
– Знаешь, сколько врагов мне удалось победить только потому, что они слишком уж внимательно рассматривали мою грудь? – весело расхохоталась она.
– Завтрак почти готов, – бросил, проходя мимо, Круз. – Яичница с беконом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158