Египтяне расплющивали и склеивали стебли папируса, чтобы получить нечто напоминающее бумагу, и прикрепляли ее к длинным льняным полотнищам. С таких свитков, если возникала нужда, и счищали древние надписи, сделанные чернилами из размешанной в воде сажи.
Рхиоу стала рассматривать первый из таких свитков в витрине, на которой она стояла, поворачивая голову из стороны в сторону, чтобы разобрать написанное. Эххифы того периода пользовались двумя разными видами письма: иератическим, представлявшим собой пиктограммы, и демотическим – изящной скорописью, располагавшейся одинаково часто как по горизонтали, так и по вертикали; некоторые структурные особенности демотического письма напоминали Рхиоу современные письменные формы Речи. В соответствии со своим названием выставленные палимпсесты не сохранили первоначальных надписей; они были лишь иллюстрацией того, как папирус использовался повторно (Рхиоу узнала об этом, прочтя пояснение на находящейся в витрине карточке). Однако для знакомой с магией представительницы Народа, умеющей видеть невидимое, древние рукописи открывали свои тайны. Рхиоу, прищурившись, вгляделась в первый палимпсест, разбирая стертые иероглифы.
«Возьми восемь мер ячменя, – прочла она, – добавь воды двадцать мер и кусок вчерашнего теста величиной с кулак. Пусть все стоит на солнце девять дней, и когда жидкость начнет вкусно пахнуть, а бурление в кувшине успокоится, процеди в больший сосуд и добавь еще двадцать мер воды».
Рхиоу усмехнулась. Рецепт пива! Эххифы тех времен любили пиво – они лишь недавно его изобрели – и постоянно подносили кувшины с напитком своим богам. В том, что пиво столь же постоянно исчезало, люди видели доказательство существования божеств. Юностью и невинностью вида объяснялось и то, что эххифы редко замечали, какими пьяными на следующее утро оказывались жрецы…
Рхиоу оторвалась от изучения папируса и через плечо оглянулась на своих спутников. Они стояли перед очередной скульптурой, на этот раз из светлого камня. Статуя изображала сидящее существо со свитком папируса на коленях; голова у нее тоже оказалась кошачья, но выражение мордочки было более задумчивым, чем у Прародительницы Иау, и более мягким, чем у воительницы Ааурх.
«Затем явилась Храуа Укротительница, – говорил Урруах, – которая умерила жар пламени, разожженного Ааурх, и установила порядок. Она – госпожа очага, дающего тепло, она познает истину и учит ей. Ее найдешь в любом теплом убежище, в любом сердце, ищущем правды. Она вливает безмолвное знание в уши тех, кто способен услышать…»
Рхиоу взмахнула хвостом, перешла на стеклянную крышку витрины, содержащей следующий палимпсест, и стала разбирать почти исчезнувшие иероглифы. Первоначальный текст с этого папируса был соскоблен более тщательно, но Рхиоу все же могла его прочесть. Длинный ряд значков демотического письма бежал вдоль страницы, когда-то заполненной иератическими письменами – схематическими рисунками птиц, поднятых рук, перьев, глаз, кресел, волнистыми линиями, обозначающими воду… В верхней части свитка написанный иероглифами текст читать было легче, хотя Рхиоу и приходилось щуриться.
«И сотворил он это могучими словами силы, излившимися из уст его, и в подземном мире нанес раны Апопу, место которого на небесах…»
Странная фраза… Рхиоу знала, что Апоп – одно из многих имен, которые эххифы давали Одинокой Силе в ее ипостаси Змеи. Кошка озадаченно дернула хвостом и стала читать дальше.
«Таковы слезы из моего ока, и Иау под именем Мейт – великая кошка-повелительница, и Сехмет-львица да возродят души людские. Они прольют пламя в твою тьму, и огненная река хлынет в твои глубины, и из пылающих бездн восстанут Пятеро: атру-шехен-несерт-фем-шет…»
Стиль и ритм текста резко изменились, и Рхиоу начала хлестать себя хвостом по бокам. Это была Речь! Речь, грубо переданная значками эххифов, как делалось это в те древние времена, когда люди пытались изобразить многочисленные гласные языка, на котором с ними говорили кошки, своей несовершенной орфографией. Из каждых трех гласных две терялись…
Часть заклинания? – подумала Рхиоу. – Нечто, записанное древним магом-человеком?
Да, конечно, это всего лишь фрагмент. Кольцевая замкнутая структура, которую узнал бы любой маг, тут отсутствовала.
Рхиоу на мгновение отвлеклась, оглянулась и заметила, что Сааш и Урруах смотрят друг на друга с несколько озадаченным видом, словно говоря:
А как насчет?.. Следует ли нам упомянуть?..
Но тут Сааш перевела взгляд на одну из витрин и начала:
– А вот здесь…
Однако Арху не слушал ее и смотрел на пол. Сааш и Урруах проследили за его взглядом; Рхиоу тоже взглянула на то же место на полу, ожидая увидеть там таракана. Арху очень медленно произнес:
– И пришла следом за ней Саррахх, Неукрощенный Огонь, пылающий темным жаром, Безжалостная Охотница, пришла она. Она, которая убивает не задумываясь, в гневе, без предупреждения, и столь же бездумно воскрешает. – Арху сглотнул и нервно облизнул язычком нос. Его невыразительный голос звучал словно издалека. – Это она, самая сильная после Ааурх, рожденной первой, не знающая границ своей мощи и алчущая эти границы найти. Это она, Ужасная, посылающая мертворожденных младенцев и убивающая при родах мать, но и повелевающая десятой жизнью, – та Сила, что зовется Одинокой, потому что она глуха к мудрости, та, которую собственная родительница изгнала, чтобы преподать урок. – Арху снова сглотнул; голос его сохранял странную интонацию, словно его языком говорил кто-то другой. – В любой пустоте найдешь ее, ищущую и разгневанную, ибо все еще не знает она, что ищет.
Котенок, явно испуганный тем, что с ним происходит, обвел остальных глазами.
– Да, – сказала Сааш, – ты теперь, несомненно, знаешь, как звучит голос Шепчущей. Раз уж она так старается предостеречь тебя насчет своей сестры…
Рхиоу дернула ухом.
Ах, госпожа, как же хорошо ты о нем заботишься! Но что будет со мной? Какой, по-твоему, я должна из всего этого сделать вывод? Происходящее лишено всякого смысла… – Рхиоу немного переместилась, чтобы видеть остальную часть папируса, с которого была счищена надпись. – Семит-хор-абтуа; мхетчет-небт-Туатиу аш-храу кхесеф-баа-хесек…
Рхиоу замерла на месте, почувствовав, как в глубине ее рассудка что-то внезапно сместилось. Во тьме вспыхнул свет, начал двигаться, изменил форму, обнаружив нечто родственное себе…
У слов оказались крылья; они летали, парили в темном внутреннем пространстве, усаживались между других светящихся фигур. Это движение, возникновение новой формы длилось мгновение, затем снова воцарились тишина и неподвижность… однако безмолвие таило в себе тревогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Рхиоу стала рассматривать первый из таких свитков в витрине, на которой она стояла, поворачивая голову из стороны в сторону, чтобы разобрать написанное. Эххифы того периода пользовались двумя разными видами письма: иератическим, представлявшим собой пиктограммы, и демотическим – изящной скорописью, располагавшейся одинаково часто как по горизонтали, так и по вертикали; некоторые структурные особенности демотического письма напоминали Рхиоу современные письменные формы Речи. В соответствии со своим названием выставленные палимпсесты не сохранили первоначальных надписей; они были лишь иллюстрацией того, как папирус использовался повторно (Рхиоу узнала об этом, прочтя пояснение на находящейся в витрине карточке). Однако для знакомой с магией представительницы Народа, умеющей видеть невидимое, древние рукописи открывали свои тайны. Рхиоу, прищурившись, вгляделась в первый палимпсест, разбирая стертые иероглифы.
«Возьми восемь мер ячменя, – прочла она, – добавь воды двадцать мер и кусок вчерашнего теста величиной с кулак. Пусть все стоит на солнце девять дней, и когда жидкость начнет вкусно пахнуть, а бурление в кувшине успокоится, процеди в больший сосуд и добавь еще двадцать мер воды».
Рхиоу усмехнулась. Рецепт пива! Эххифы тех времен любили пиво – они лишь недавно его изобрели – и постоянно подносили кувшины с напитком своим богам. В том, что пиво столь же постоянно исчезало, люди видели доказательство существования божеств. Юностью и невинностью вида объяснялось и то, что эххифы редко замечали, какими пьяными на следующее утро оказывались жрецы…
Рхиоу оторвалась от изучения папируса и через плечо оглянулась на своих спутников. Они стояли перед очередной скульптурой, на этот раз из светлого камня. Статуя изображала сидящее существо со свитком папируса на коленях; голова у нее тоже оказалась кошачья, но выражение мордочки было более задумчивым, чем у Прародительницы Иау, и более мягким, чем у воительницы Ааурх.
«Затем явилась Храуа Укротительница, – говорил Урруах, – которая умерила жар пламени, разожженного Ааурх, и установила порядок. Она – госпожа очага, дающего тепло, она познает истину и учит ей. Ее найдешь в любом теплом убежище, в любом сердце, ищущем правды. Она вливает безмолвное знание в уши тех, кто способен услышать…»
Рхиоу взмахнула хвостом, перешла на стеклянную крышку витрины, содержащей следующий палимпсест, и стала разбирать почти исчезнувшие иероглифы. Первоначальный текст с этого папируса был соскоблен более тщательно, но Рхиоу все же могла его прочесть. Длинный ряд значков демотического письма бежал вдоль страницы, когда-то заполненной иератическими письменами – схематическими рисунками птиц, поднятых рук, перьев, глаз, кресел, волнистыми линиями, обозначающими воду… В верхней части свитка написанный иероглифами текст читать было легче, хотя Рхиоу и приходилось щуриться.
«И сотворил он это могучими словами силы, излившимися из уст его, и в подземном мире нанес раны Апопу, место которого на небесах…»
Странная фраза… Рхиоу знала, что Апоп – одно из многих имен, которые эххифы давали Одинокой Силе в ее ипостаси Змеи. Кошка озадаченно дернула хвостом и стала читать дальше.
«Таковы слезы из моего ока, и Иау под именем Мейт – великая кошка-повелительница, и Сехмет-львица да возродят души людские. Они прольют пламя в твою тьму, и огненная река хлынет в твои глубины, и из пылающих бездн восстанут Пятеро: атру-шехен-несерт-фем-шет…»
Стиль и ритм текста резко изменились, и Рхиоу начала хлестать себя хвостом по бокам. Это была Речь! Речь, грубо переданная значками эххифов, как делалось это в те древние времена, когда люди пытались изобразить многочисленные гласные языка, на котором с ними говорили кошки, своей несовершенной орфографией. Из каждых трех гласных две терялись…
Часть заклинания? – подумала Рхиоу. – Нечто, записанное древним магом-человеком?
Да, конечно, это всего лишь фрагмент. Кольцевая замкнутая структура, которую узнал бы любой маг, тут отсутствовала.
Рхиоу на мгновение отвлеклась, оглянулась и заметила, что Сааш и Урруах смотрят друг на друга с несколько озадаченным видом, словно говоря:
А как насчет?.. Следует ли нам упомянуть?..
Но тут Сааш перевела взгляд на одну из витрин и начала:
– А вот здесь…
Однако Арху не слушал ее и смотрел на пол. Сааш и Урруах проследили за его взглядом; Рхиоу тоже взглянула на то же место на полу, ожидая увидеть там таракана. Арху очень медленно произнес:
– И пришла следом за ней Саррахх, Неукрощенный Огонь, пылающий темным жаром, Безжалостная Охотница, пришла она. Она, которая убивает не задумываясь, в гневе, без предупреждения, и столь же бездумно воскрешает. – Арху сглотнул и нервно облизнул язычком нос. Его невыразительный голос звучал словно издалека. – Это она, самая сильная после Ааурх, рожденной первой, не знающая границ своей мощи и алчущая эти границы найти. Это она, Ужасная, посылающая мертворожденных младенцев и убивающая при родах мать, но и повелевающая десятой жизнью, – та Сила, что зовется Одинокой, потому что она глуха к мудрости, та, которую собственная родительница изгнала, чтобы преподать урок. – Арху снова сглотнул; голос его сохранял странную интонацию, словно его языком говорил кто-то другой. – В любой пустоте найдешь ее, ищущую и разгневанную, ибо все еще не знает она, что ищет.
Котенок, явно испуганный тем, что с ним происходит, обвел остальных глазами.
– Да, – сказала Сааш, – ты теперь, несомненно, знаешь, как звучит голос Шепчущей. Раз уж она так старается предостеречь тебя насчет своей сестры…
Рхиоу дернула ухом.
Ах, госпожа, как же хорошо ты о нем заботишься! Но что будет со мной? Какой, по-твоему, я должна из всего этого сделать вывод? Происходящее лишено всякого смысла… – Рхиоу немного переместилась, чтобы видеть остальную часть папируса, с которого была счищена надпись. – Семит-хор-абтуа; мхетчет-небт-Туатиу аш-храу кхесеф-баа-хесек…
Рхиоу замерла на месте, почувствовав, как в глубине ее рассудка что-то внезапно сместилось. Во тьме вспыхнул свет, начал двигаться, изменил форму, обнаружив нечто родственное себе…
У слов оказались крылья; они летали, парили в темном внутреннем пространстве, усаживались между других светящихся фигур. Это движение, возникновение новой формы длилось мгновение, затем снова воцарились тишина и неподвижность… однако безмолвие таило в себе тревогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122