Такие кошки утверждали, что у двух видов на самом деле нет ничего общего, что не может быть взаимопонимания между плотоядными и всеядными, между хищниками и охотниками-собирателями; их совместное проживание – всего лишь печальная необходимость, приводящая в конце концов к глубокому разочарованию. Те, кто придерживался такого мнения, обычно долго распинались о том, что Народ живет в неволе и что необходимо любой ценой освободить его – или по крайней мере так повысить сознательность всех его представителей, чтобы, как уютно ни было бы жилище, вкусна еда и ласковы хозяева, кошки никогда не забывали о своей неволе и о принадлежности к благородному Народу, пусть и подвергающемуся угнетению, но который в один прекрасный день завоюет свободу.
Когда цивилизация эххифов падет, – с сухим смешком подумала Рхиоу, – когда в городе не останется ни единого человека и в ту же секунду все кошки Манхэттена станут самостоятельны, – сколько из них сумеет выжить? Легко кричать «Свобода!», а вот попробуйте-ка найти себе еду, когда ничего, кроме «Фрискаса», в жизни не видели!
Собственная ирония заставила Рхиоу поморщиться. Может, и было бы лучше, если бы все кошки жили на природе, вне зданий, независимо от людей; может, и было бы лучше, если бы они никогда не испытали на себе влияния человека… Однако мир таков, каков есть, и едва ли подобная ситуация может в скором времени возникнуть. Истина заключается в том, что эххифы держат кошек, и многим кошкам это нравится… как, например, самой Рхиоу.
В этом-то и проблема, – подумала Рхиоу. – Мы стесняемся признаться, что наслаждаемся взаимной зависимостью. Слишком многие из нас купились на идею о том, что кошки гуляют сами по себе. Как будто можно по собственному желанию перестать есть или дышать!
Рхиоу вздохнула и снова потянулась; Хуха перестала ее гладить и опять взялась за бумаги.
Да и какой смысл, – думала Рхиоу, – добиваться того, чтобы Народ обязательно осознал факт угнетения, когда почти никто ничего с этим поделать не может? Очень часто, когда кошки и не хотят ничего менять, такое осознание только заставляет их чувствовать себя виноватыми, – и тем самым становиться еще более схожими с эххифами… Такое навязанное извне понимание не радует никого, кроме активистов движения за свободу. Они действуют по принципу: «Раз я страдаю от угнетения, страдай и ты».
Спору нет: Рхиоу находилась в привилегированном положении, а потому ей легко было придерживаться таких взглядов. Все языки – лишь подсистемы Речи, и, владея магией, любая кошка по крайней мере оказывается знакома с Речью, если даже не владеет ею свободно, а потому понимает любое существо, способное говорить (а также многих тварей, на это неспособных). Рхиоу безусловно легче было ужиться с эххифами потому, что она ясно понимала все их высказывания. К несчастью, о большинстве кошек сказать того же было нельзя, что и приводило к трениям.
Впрочем, и Рхиоу не всем в этом отношении была довольна. К своему огорчению она обнаружила, что все чаще пользуется человеческим и айлуринским языком на равных; она ловила себя на том, что даже в мыслях прибегает к таким позаимствованным из языка людей жаргонным словечкам, как рахио или оххра, что никак не делало ей чести. Ее матушка, которая всегда очень следила за своей речью, была бы шокирована.
– Рхи, проснись! – раздался в голове Рхиоу голос Сааш.
– Я уже проснулась, – беззвучно ответила Рхиоу.
– Долго же ты спала. Должна тебе сказать, что когда все это кончится, мне придется как следует отсыпаться.
– В чем дело?
– Наш малыш, – сухо сказала Сааш, – уже давно проснулся и резвится. Очень увлекательное занятие – удерживать его здесь, и я сомневаюсь, что смогу делать это долго. Мне пришлось научить его «шагу вбок», чтобы хоть чем-то занять до настоящего момента.
– Ты хочешь сказать, что попыталась научить его «шагу вбок»; – поправила Сааш Рхиоу.
– Я хочу сказать именно то, что сказала: он уже два часа только тем и занят.
Рхиоу изумленно моргнула. Почти все кошки, обладающие магическими способностями, могли делать «шаг вбок», но большинству, чтобы научиться, требовалось не менее недели, а некоторым – и месяца.
Милосердная Прародительница, – подумала Рхиоу, – что нам послали Вечные Силы? Как будто мало свалившихся на нас неприятностей…
– Ладно, – сказала она Сааш, – через полчасика я тебя сменю. А где Урруах?
– У него перерыв. Я давно уже его отпустила… иначе могло дойти и до убийства.
Вот радость-то, – подумала Рхиоу.
Сааш она сказала:
– Он что, отправился в парк? Он вчера упомянул о том, что там намечается какое-то важное мероприятие.
– Мне он тоже об этом говорил, – ответила Сааш. – Только я поняла хорошо если одно слово из пяти: он перешел на такой профессиональный жаргон… Так или иначе, он очень спешил, и мне не захотелось его задерживать.
Могу себе представить, – подумала Рхиоу. Когда Урруах бывал в подобном настроении, попытка задержать его могла дорого обойтись. – Ну, продержись еще немного, – сказала она Сааш. – Я выхожу.
С некоторым сожалением – спокойные минутки что-то стали выпадать все реже и реже – Рхиоу спрыгнула с софы, уселась на полу и закончила приведение шкурки в порядок, потом отправилась на балкон к своему ящику для хиоух.
Спустившись на крышу соседнего здания, Рхиоу занялась медитацией – повернувшись не на восток, как обычно, а на запад. Над городом сегодня висел густой смог, и кошка порадовалась, что в квартире хозяев установлен кондиционер. Впрочем, к вечеру стало прохладнее, подул легкий ветерок и уровень озонового слоя понизился, так что стало можно дышать, не ощущая тяжести в груди. И еще – в качестве некоторого утешения после душного дня – закат оказался непривычно ярким. Солнечный диск, наполовину скрытый дымкой, сиял, как начищенный медный щит. Окна зданий, расположенных на идущей в западном направлении улице, вспыхивали золотисто-оранжевым светом; со всех сторон Рхиоу окружали сплошь стеклянные стены небоскребов, казалось, почти тающие от жары. Сияние заката окрасило их в алые, золотые, янтарные оттенки.
Рхиоу свернулась клубочком и стала глядеть на пылающий диск, медленно опускающийся вниз, к Палисэйдс, золотя воды Гудзона. Владея магией, Рхиоу хорошо знала, что Солнце – ближайшая к Земле звезда, полная ядерного кипения падчерица той силы, что создала вселенную. Рхоуа – так называл ее Народ. Слово это было метафорой: Рхоуа являлось именем Прародительницы Иау, Первой, в ее ипостаси начинающей и заканчивающей физическое существование любой жизни. Когда-то кошки воспринимали Солнце лишь как абстракцию, как нечто, дарующее жизнь. Потребовалось много времени, чтобы они примирились с фактом существования многочисленных звезд, одной из которых и было Солнце;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Когда цивилизация эххифов падет, – с сухим смешком подумала Рхиоу, – когда в городе не останется ни единого человека и в ту же секунду все кошки Манхэттена станут самостоятельны, – сколько из них сумеет выжить? Легко кричать «Свобода!», а вот попробуйте-ка найти себе еду, когда ничего, кроме «Фрискаса», в жизни не видели!
Собственная ирония заставила Рхиоу поморщиться. Может, и было бы лучше, если бы все кошки жили на природе, вне зданий, независимо от людей; может, и было бы лучше, если бы они никогда не испытали на себе влияния человека… Однако мир таков, каков есть, и едва ли подобная ситуация может в скором времени возникнуть. Истина заключается в том, что эххифы держат кошек, и многим кошкам это нравится… как, например, самой Рхиоу.
В этом-то и проблема, – подумала Рхиоу. – Мы стесняемся признаться, что наслаждаемся взаимной зависимостью. Слишком многие из нас купились на идею о том, что кошки гуляют сами по себе. Как будто можно по собственному желанию перестать есть или дышать!
Рхиоу вздохнула и снова потянулась; Хуха перестала ее гладить и опять взялась за бумаги.
Да и какой смысл, – думала Рхиоу, – добиваться того, чтобы Народ обязательно осознал факт угнетения, когда почти никто ничего с этим поделать не может? Очень часто, когда кошки и не хотят ничего менять, такое осознание только заставляет их чувствовать себя виноватыми, – и тем самым становиться еще более схожими с эххифами… Такое навязанное извне понимание не радует никого, кроме активистов движения за свободу. Они действуют по принципу: «Раз я страдаю от угнетения, страдай и ты».
Спору нет: Рхиоу находилась в привилегированном положении, а потому ей легко было придерживаться таких взглядов. Все языки – лишь подсистемы Речи, и, владея магией, любая кошка по крайней мере оказывается знакома с Речью, если даже не владеет ею свободно, а потому понимает любое существо, способное говорить (а также многих тварей, на это неспособных). Рхиоу безусловно легче было ужиться с эххифами потому, что она ясно понимала все их высказывания. К несчастью, о большинстве кошек сказать того же было нельзя, что и приводило к трениям.
Впрочем, и Рхиоу не всем в этом отношении была довольна. К своему огорчению она обнаружила, что все чаще пользуется человеческим и айлуринским языком на равных; она ловила себя на том, что даже в мыслях прибегает к таким позаимствованным из языка людей жаргонным словечкам, как рахио или оххра, что никак не делало ей чести. Ее матушка, которая всегда очень следила за своей речью, была бы шокирована.
– Рхи, проснись! – раздался в голове Рхиоу голос Сааш.
– Я уже проснулась, – беззвучно ответила Рхиоу.
– Долго же ты спала. Должна тебе сказать, что когда все это кончится, мне придется как следует отсыпаться.
– В чем дело?
– Наш малыш, – сухо сказала Сааш, – уже давно проснулся и резвится. Очень увлекательное занятие – удерживать его здесь, и я сомневаюсь, что смогу делать это долго. Мне пришлось научить его «шагу вбок», чтобы хоть чем-то занять до настоящего момента.
– Ты хочешь сказать, что попыталась научить его «шагу вбок»; – поправила Сааш Рхиоу.
– Я хочу сказать именно то, что сказала: он уже два часа только тем и занят.
Рхиоу изумленно моргнула. Почти все кошки, обладающие магическими способностями, могли делать «шаг вбок», но большинству, чтобы научиться, требовалось не менее недели, а некоторым – и месяца.
Милосердная Прародительница, – подумала Рхиоу, – что нам послали Вечные Силы? Как будто мало свалившихся на нас неприятностей…
– Ладно, – сказала она Сааш, – через полчасика я тебя сменю. А где Урруах?
– У него перерыв. Я давно уже его отпустила… иначе могло дойти и до убийства.
Вот радость-то, – подумала Рхиоу.
Сааш она сказала:
– Он что, отправился в парк? Он вчера упомянул о том, что там намечается какое-то важное мероприятие.
– Мне он тоже об этом говорил, – ответила Сааш. – Только я поняла хорошо если одно слово из пяти: он перешел на такой профессиональный жаргон… Так или иначе, он очень спешил, и мне не захотелось его задерживать.
Могу себе представить, – подумала Рхиоу. Когда Урруах бывал в подобном настроении, попытка задержать его могла дорого обойтись. – Ну, продержись еще немного, – сказала она Сааш. – Я выхожу.
С некоторым сожалением – спокойные минутки что-то стали выпадать все реже и реже – Рхиоу спрыгнула с софы, уселась на полу и закончила приведение шкурки в порядок, потом отправилась на балкон к своему ящику для хиоух.
Спустившись на крышу соседнего здания, Рхиоу занялась медитацией – повернувшись не на восток, как обычно, а на запад. Над городом сегодня висел густой смог, и кошка порадовалась, что в квартире хозяев установлен кондиционер. Впрочем, к вечеру стало прохладнее, подул легкий ветерок и уровень озонового слоя понизился, так что стало можно дышать, не ощущая тяжести в груди. И еще – в качестве некоторого утешения после душного дня – закат оказался непривычно ярким. Солнечный диск, наполовину скрытый дымкой, сиял, как начищенный медный щит. Окна зданий, расположенных на идущей в западном направлении улице, вспыхивали золотисто-оранжевым светом; со всех сторон Рхиоу окружали сплошь стеклянные стены небоскребов, казалось, почти тающие от жары. Сияние заката окрасило их в алые, золотые, янтарные оттенки.
Рхиоу свернулась клубочком и стала глядеть на пылающий диск, медленно опускающийся вниз, к Палисэйдс, золотя воды Гудзона. Владея магией, Рхиоу хорошо знала, что Солнце – ближайшая к Земле звезда, полная ядерного кипения падчерица той силы, что создала вселенную. Рхоуа – так называл ее Народ. Слово это было метафорой: Рхоуа являлось именем Прародительницы Иау, Первой, в ее ипостаси начинающей и заканчивающей физическое существование любой жизни. Когда-то кошки воспринимали Солнце лишь как абстракцию, как нечто, дарующее жизнь. Потребовалось много времени, чтобы они примирились с фактом существования многочисленных звезд, одной из которых и было Солнце;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122