— Чьи?
— Тех, кто поклоняется Макумбе, Кандомбле. Видите? В каждом мешке подношение Богу. В одном рис, в другом — что-то еще, наверное, кукуруза, видите, они образуют круг. Здесь же горят свечи.
Я пришла в восторг. Но на меня не снизошло никакого сверхъестественного откровения, я лишь удивилась человеческим существам, их вере, самому лесу, создавшему эту маленькую зеленую часовню для странной бразильской религии со множеством различных ритуалов, в которой нашлось место и католическим святым.
Мартин засыпал гида вопросами. Сколько лет тому назад они впервые здесь собрались? Для чего все это? Антонио с трудом подбирал слова… ритуальное очищение.
— А тебя это не спасло бы? — прошептала я. Разумеется, я обратилась к Стефану. Ответа не последовало.
Со всех сторон нас окружал лес, сияющий лес, омытый ливневым дождем. Я крепче обняла хорошо укутанную скрипку, чтобы внутрь мешка не просочилась влага. Я разглядывала старый круг из необычных липких синих полиэтиленовых мешков, свечные огарки. А почему бы и не синие мешки? Почему бы и нет? Неужели в Древнем Риме лампы в храмах отличались от обычных домашних светильников? Синие мешки риса, кукурузы… для духов. Ритуальный круг. Свечи.
— Человек становится… в центр… — Антонио вспоминал английский. — Для того, наверное, чтобы очиститься.
От Стефана ни звука, ни шепота. Я взглянула наверх сквозь зеленый полог. Дождь беззвучно омыл мое лицо.
— Пора идти, — сказал Мартин. — Триана, тебе нужно поспать. Подумай о наших хозяевах. Они затеяли что-то грандиозное и хотят пораньше за тобой заехать. Видимо, они чрезвычайно гордятся этим своим муниципальным театром.
— Но ведь это оперный театр, — умиротворяюще заметил Антонио, — очень пышный. Многие люди любят его осматривать. А после концерта там будут огромные толпы.
— Да-да, я хочу поехать пораньше, — сказала я. — Он весь из красивейшего мрамора, кажется так?
— А-а, так вы уже знаете, — сказал Антонио. — Он великолепен.
Обратно мы отправились в дождь. Антонио со смехом признался, что за все годы, что он проводит подобные экскурсии, ему ни разу не доводилось видеть ливневый лес во время ливня, так что для него это новое зрелище. Я была очарована красотой и уже ничего не боялась. Мне казалось, я поняла, что намерен предпринять Стефан. В голове гудела какая-то мысль, которая почти казалась планом.
Я решила, что все началось в Вене, когда я впервые сыграла для постояльцев отеля «Империал». Я так и не сумела заснуть. Дождь слился с морем. Все стало серым, затем темным. Яркие огни определили широкие границы бульвара Копакабана или авенида Атлантика.В спальне, выполненной в пастельных тонах, оборудованной кондиционером, я лишь слегка дремала, глядя на окна, запечатанные серой электрической ночью.
Несколько часов я лежала, вперившись в тот якобы реальный мир тикающих часов, в президентском люксе, глядя на все сквозь полуприкрытые веки.
Я обняла скрипку, свернулась вокруг нее калачиком, и держала ее, как когда-то держала меня мама, или я держала Лили, или я и Лев, или Карл и я, тулились друг к другу.
В какую-то минуту под влиянием паники я чуть было не пошла к телефону, чтобы звонить моему мужу, Льву, моему законному мужу, от которого я так глупо отказалась. Нет, это только причинит ему боль, ему и Челси.
Подумай о трех мальчиках. А кроме того, почему я вдруг решила, что он захочет вернуться, мой Лев? Он не может оставить ее и своих детей.
Он не должен этого делать, а я не должна думать об этом или даже желать этого.
Карл, побудь со мной. Карл, книга в хороших руках. Карл, работа завершена. Я отодвинула изможденную фигуру от стола, потянув за собой. «Приляг, Карл, все бумаги уже в порядке». Раздался громкий стук. Я проснулась.
Должно быть, я все-таки уснула. Небо за окном было ясным и черным. Где-то в гостиной или столовой распахнулось окно. Я слышала, как оно стучит. Окно в гостиной, то самое окно в центре фасада. В одних носках, не выпуская скрипку из рук, я прошла по темной спальне в гостиную и почувствовала сильный порыв освежающего ветра. Я выглянула в окно. Небо было чистым, усеянным звездами. Песок золотился при свете электрических фонарей, протянувшихся по всему бульвару. Море бушевало на широком пляже. Оно накатывало бесконечными блестящими волнами, нахлестывавшими друг на друга, и в этом свете гребень каждой волны на мгновение становился почти зеленым, а затем вода снова окрашивалась в черный цвет, после чего предо мною поднимались из пены танцующие фигурки.
Это происходило по всему пляжу, с каждой волной.
Я увидела это один раз, второй, я увидела это, глядя направо и налево. Я внимательно изучала одну шеренгу танцоров за другой. Одна волна за другой приносила их из глубин, они поднимались и протягивали руки к берегу или к звездам, или ко мне, я точно не знала.
Иногда волна оказывалась такой длинной, а пена такой густой, что порождала восемь или девять гибких грациозных фигурок, они откатывались назад в море, а на смену им уже шла следующая пенная полоса.
— Никакие вы не души проклятых или спасенных, — сказала я. — Вы просто красивы. Так же красивы, как в том пророческом сне. Так же красивы, как ливневый лес в горах, как облака, проплывающие мимо лица Господа. Лили, — тебя здесь нет, моя дорогая, ты не связана ни с одним местом, даже таким красивым, как это. Я бы почувствовала, если бы ты была здесь.
И снова ко мне пришла та мысль, тот незаконченный план, та недосказанная молитва, что нужно прогнать призрака.
Я взяла стул и уселась у окна. Ветер откинул мои волосы назад.
Волна за волной приносили на берег танцоров, ни один из них не был похож на другого, каждая группа нимф особенная, как мои концерты, а если и было какое-то повторение, то о нем знали только приверженцы теории хаоса. Время от времени какой-нибудь танцор поднимался во весь рост, и казалось, еще немного, и он высвободится из водного плена.
Так я просидела до утра.
Чтобы играть, мне вовсе не нужен сон. В любом случае я сумасшедшая. А если совсем свихнусь, то это только поможет делу.
Наступил рассвет, а с ним началось оживленное движение на улицах, внизу засуетились люди, распахнулись двери магазинов, покатили автобусы. В волнах заплескались купальщики. Я стояла у окна, с моего плеча свешивался мешок со скрипкой.
Какой-то звук отвлек мое внимание. Вздрогнув, я обернулась. Но это был всего лишь посыльный, который вошел с букетом роз.
— Мадам, я очень долго стучал.
— Ничего страшного, это ветер виноват.
— Внизу собрались молодые люди. Вы для них так много значите, они пришли издалека, чтобы взглянуть на вас. Мадам, простите меня.
— Все в порядке. Дайте мне розы, я им помашу. Они узнают меня, когда увидят с розами, а я узнаю их.
Я вернулась к окну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90