Моя милая Вера.
— Вера говорит, вы должны уехать. Отправляйтесь в Америку, в Бразилию, к португальскому двору — куда угодно, но только туда, где вам как следует подлечат руки и где вы сможете жить. Потому что здесь жизни не будет! Бразилия далеко. Но есть и другие страны. Например, Англия. Отправляйтесь туда, в Лондон, но только уезжайте из Габсбургской империи, непременно. Посмотрите, мы рискуем уже тем, что помогаем вам.
Молодая женщина пришла в ярость.
— Ты сам знаешь, сколько он всего для тебя сделал! — сказала она. — Я не оставлю его. — Женщина бросила сердитый взгляд на Стефана, а он попытался погладить ее забинтованной рукой, но вовремя остановился, и его глаза неожиданно затуманились — то ли от боли, то ли от отчаяния.
— Ну разумеется, — сказал Ганс Он ведь наш мальчик, наш Стефан и всегда им был. Я только хочу сказать, что не пройдет и нескольких дней, как вас обязательно обнаружат. Вена не такая большая, а вы со своими руками, что вы сможете сделать? И вообще, чего вы медлите?
— Моя скрипка, — сказал Стефан убитым голосом. — Она моя, а я не могу ее взять.
— А почему бы тебе ее не взять? — обратилась женщина к коренастому человечку, бросив на него взгляд через плечо. Она все еще продолжала бинтовать левую руку Стефана.
— Мне? Взять скрипку? — переспросил коротышка.
— Разве ты не можешь зайти в дом? Раньше ведь тебе приходилось это делать. Под предлогом, что нужно позаботиться о кондитерских столах. Добавить каких-то особых пирожных. Бог свидетель, когда в Вене кто-то умирает, то удивительно, что не умирают все остальные от переедания сладкого. Зайдешь вместе с пекарями, якобы убедиться, что со сладким столом все в порядке. Это довольно просто. А после проскользнешь наверх в комнату, где выставлен покойный, и заберешь скрипку. Что, если тебя остановят? Скажешь тогда, что ищешь кого-то из семьи, чтобы узнать новости, ты ведь так любил парнишку. Все это знают. Одним словом, добудь ему скрипку.
— «Все это знают», — повторил он. Именно эти слова взволновали человечка. Он подошел к окну и выглянул наружу. — Да, все знают, что именно с моей дочерью он проводил пьяные часы в любое время, когда ему вздумается.
— И дарил мне чудесные вещи за это, которые у меня останутся и будут на мне в день свадьбы! — с горечью сказала она.
— Он прав, — сказал Стефан. — Придется уйти. Мне нельзя оставаться здесь и подвергать вас обоих опасности. Они могут догадаться и прийти сюда…
— Не уверена, — сказала она. — Каждый слуга в доме, каждый торговец, имевший дело с вашей семьей, любит вас. Скорее они примутся выслеживать всех тех француженок, всю ту погань, что явилась вместе с завоевателем, ведь вы у них такая популярная фигура, но никто не подумает о дочке пекаря. Отец прав, вам нужно уехать. А я разве другое говорила? Если вы не покинете Вену, вас поймают в ближайшие дни.
Стефан погрузился в глубокое раздумье. Он попытался опереться на правую руку, но тут же понял свою ошибку и вновь привалился к деревянной спинке. В этой маленькой комнатушке со сводчатым потолком и крошечным окошком в толстой стене он казался чересчур высоким, чересчур изысканным и разъяренным.
Это был молодой двойник моего призрака, блуждающего по огромным комнатам и широким улицам.
Дочь повернулась к отцу.
— Ступай в дом и раздобудь скрипку! — сказала она.
— Ты бредишь! — воскликнул коротышка. — Совсем спятила от любви. Ты глупая пекарская дочка.
— А ты, кто старается строить из себя господина в своем вычурном кафе на Рингштрассе, ты сам знаешь, что у тебя кишка тонка.
— Ничего удивительного, — авторитетно заявил Стефан. — А кроме того, Ганс не сможет отличить одну скрипку от другой.
— Она лежит в гробу! — сказала девушка. — Мне рассказывали. — Она прикусила марлю и разорвала ее пополам, потом завязала еще один тугой узел у него на запястье. Бинты уже успели пропитаться кровью. — Отец, достань ему скрипку.
— В гробу! — прошептал Стефан. — Рядом с ним! — В последних словах слышалось презрение.
Я бы закрыла глаза, но не могла настолько управлять физическим телом. Я держала в руках ту самую скрипку, о которой они говорили, и думала при этом: значит, вот эта вещь, кровавую историю которой мы прослеживаем в то время, скажем в 1825 году или позже, — эта вещь уже лежит в гробу! Наверное, ее успели окропить святой водой, или это случится только во время последних приготовлений? Где ее похоронят? Под одной из венских церквей с сахарно-золочеными ангелочками?
Даже я понимала, что коротышке никогда не добыть скрипку. Но он вовсю пыжился, стараясь защитить себя перед ними и перед своим собственным сердцем; он метался по комнате, выпятив губу и поблескивая стеклами очков.
— Как, каким образом? Нельзя же просто войти в комнату, где лежит князь в гробу, в пышном убранстве…
— Берта, он прав, — мягко произнес Стефан. — Я не могу подвергнуть его такому риску. А кроме того, когда ему это осуществить? И что ему делать — смело войти в дом, выхватить скрипку из-под рук мертвеца и кинуться вон?
Берта подняла на него глаза, молящие и умные глаза с длинными ресницами, ее темные волосы обрамляли побелевшее лицо.
— Наступит час, — сказала она, — глубокой ночью, когда комнаты почти опустеют. Вы сами знаете. Мужчины уснут. Только несколько человек останутся помолиться, но и они, скорее всего, сомкнут веки. Итак, отец, ты отправишься в дом присмотреть за столами. Выберите час, когда уснет даже мать Стефана.
— Нет! — воскликнул Стефан, но зерно упало в благодатную почву. Он поднял глаза, весь захваченный собственным планом. — Подняться на второй этаж, подойти к гробу, забрать скрипку, что лежит рядом с ним, мою скрипку…
— Вы не можете это сделать, — сказала Берта. — У вас нет даже пальцев, чтобы взять ее. — Она была убита ужасом. — Вам даже к дому нельзя приближаться.
Он ничего не сказал. Только огляделся и еще раз попробовал облокотиться на руки, но тут же выпрямился, почувствовав боль. Внимание его привлекла одежда, разложенная на стуле. Он увидел плащ. Тогда прозвучал вопрос:
— Скажи мне, Ганс, скажи мне правду, это Вера прислала деньги?
— Да, и ваша мать все знает, но если вы когда-нибудь заявите об этом вслух, то я погиб; не вздумайте хвастаться, какая у вас добрая сестра перед кем-нибудь из других тайных друзей. Потому что, если вы так поступите, то ни ваша сестра, ни ваша мать не смогут меня защитить.
Стефан горестно улыбнулся и кивнул.
— Вы знали, — продолжал маленький Ганс, поправляя очки на курносом носу, — что ваша матушка ненавидела вашего отца?
— Разумеется, — ответил Стефан, — но сейчас я ранил ее гораздо сильнее, чем когда-либо ранил отец, разве не так? — Он не стал дожидаться, пока коротышка подберет слова, чтобы ответить, спустил ноги на пол, чтобы встать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
— Вера говорит, вы должны уехать. Отправляйтесь в Америку, в Бразилию, к португальскому двору — куда угодно, но только туда, где вам как следует подлечат руки и где вы сможете жить. Потому что здесь жизни не будет! Бразилия далеко. Но есть и другие страны. Например, Англия. Отправляйтесь туда, в Лондон, но только уезжайте из Габсбургской империи, непременно. Посмотрите, мы рискуем уже тем, что помогаем вам.
Молодая женщина пришла в ярость.
— Ты сам знаешь, сколько он всего для тебя сделал! — сказала она. — Я не оставлю его. — Женщина бросила сердитый взгляд на Стефана, а он попытался погладить ее забинтованной рукой, но вовремя остановился, и его глаза неожиданно затуманились — то ли от боли, то ли от отчаяния.
— Ну разумеется, — сказал Ганс Он ведь наш мальчик, наш Стефан и всегда им был. Я только хочу сказать, что не пройдет и нескольких дней, как вас обязательно обнаружат. Вена не такая большая, а вы со своими руками, что вы сможете сделать? И вообще, чего вы медлите?
— Моя скрипка, — сказал Стефан убитым голосом. — Она моя, а я не могу ее взять.
— А почему бы тебе ее не взять? — обратилась женщина к коренастому человечку, бросив на него взгляд через плечо. Она все еще продолжала бинтовать левую руку Стефана.
— Мне? Взять скрипку? — переспросил коротышка.
— Разве ты не можешь зайти в дом? Раньше ведь тебе приходилось это делать. Под предлогом, что нужно позаботиться о кондитерских столах. Добавить каких-то особых пирожных. Бог свидетель, когда в Вене кто-то умирает, то удивительно, что не умирают все остальные от переедания сладкого. Зайдешь вместе с пекарями, якобы убедиться, что со сладким столом все в порядке. Это довольно просто. А после проскользнешь наверх в комнату, где выставлен покойный, и заберешь скрипку. Что, если тебя остановят? Скажешь тогда, что ищешь кого-то из семьи, чтобы узнать новости, ты ведь так любил парнишку. Все это знают. Одним словом, добудь ему скрипку.
— «Все это знают», — повторил он. Именно эти слова взволновали человечка. Он подошел к окну и выглянул наружу. — Да, все знают, что именно с моей дочерью он проводил пьяные часы в любое время, когда ему вздумается.
— И дарил мне чудесные вещи за это, которые у меня останутся и будут на мне в день свадьбы! — с горечью сказала она.
— Он прав, — сказал Стефан. — Придется уйти. Мне нельзя оставаться здесь и подвергать вас обоих опасности. Они могут догадаться и прийти сюда…
— Не уверена, — сказала она. — Каждый слуга в доме, каждый торговец, имевший дело с вашей семьей, любит вас. Скорее они примутся выслеживать всех тех француженок, всю ту погань, что явилась вместе с завоевателем, ведь вы у них такая популярная фигура, но никто не подумает о дочке пекаря. Отец прав, вам нужно уехать. А я разве другое говорила? Если вы не покинете Вену, вас поймают в ближайшие дни.
Стефан погрузился в глубокое раздумье. Он попытался опереться на правую руку, но тут же понял свою ошибку и вновь привалился к деревянной спинке. В этой маленькой комнатушке со сводчатым потолком и крошечным окошком в толстой стене он казался чересчур высоким, чересчур изысканным и разъяренным.
Это был молодой двойник моего призрака, блуждающего по огромным комнатам и широким улицам.
Дочь повернулась к отцу.
— Ступай в дом и раздобудь скрипку! — сказала она.
— Ты бредишь! — воскликнул коротышка. — Совсем спятила от любви. Ты глупая пекарская дочка.
— А ты, кто старается строить из себя господина в своем вычурном кафе на Рингштрассе, ты сам знаешь, что у тебя кишка тонка.
— Ничего удивительного, — авторитетно заявил Стефан. — А кроме того, Ганс не сможет отличить одну скрипку от другой.
— Она лежит в гробу! — сказала девушка. — Мне рассказывали. — Она прикусила марлю и разорвала ее пополам, потом завязала еще один тугой узел у него на запястье. Бинты уже успели пропитаться кровью. — Отец, достань ему скрипку.
— В гробу! — прошептал Стефан. — Рядом с ним! — В последних словах слышалось презрение.
Я бы закрыла глаза, но не могла настолько управлять физическим телом. Я держала в руках ту самую скрипку, о которой они говорили, и думала при этом: значит, вот эта вещь, кровавую историю которой мы прослеживаем в то время, скажем в 1825 году или позже, — эта вещь уже лежит в гробу! Наверное, ее успели окропить святой водой, или это случится только во время последних приготовлений? Где ее похоронят? Под одной из венских церквей с сахарно-золочеными ангелочками?
Даже я понимала, что коротышке никогда не добыть скрипку. Но он вовсю пыжился, стараясь защитить себя перед ними и перед своим собственным сердцем; он метался по комнате, выпятив губу и поблескивая стеклами очков.
— Как, каким образом? Нельзя же просто войти в комнату, где лежит князь в гробу, в пышном убранстве…
— Берта, он прав, — мягко произнес Стефан. — Я не могу подвергнуть его такому риску. А кроме того, когда ему это осуществить? И что ему делать — смело войти в дом, выхватить скрипку из-под рук мертвеца и кинуться вон?
Берта подняла на него глаза, молящие и умные глаза с длинными ресницами, ее темные волосы обрамляли побелевшее лицо.
— Наступит час, — сказала она, — глубокой ночью, когда комнаты почти опустеют. Вы сами знаете. Мужчины уснут. Только несколько человек останутся помолиться, но и они, скорее всего, сомкнут веки. Итак, отец, ты отправишься в дом присмотреть за столами. Выберите час, когда уснет даже мать Стефана.
— Нет! — воскликнул Стефан, но зерно упало в благодатную почву. Он поднял глаза, весь захваченный собственным планом. — Подняться на второй этаж, подойти к гробу, забрать скрипку, что лежит рядом с ним, мою скрипку…
— Вы не можете это сделать, — сказала Берта. — У вас нет даже пальцев, чтобы взять ее. — Она была убита ужасом. — Вам даже к дому нельзя приближаться.
Он ничего не сказал. Только огляделся и еще раз попробовал облокотиться на руки, но тут же выпрямился, почувствовав боль. Внимание его привлекла одежда, разложенная на стуле. Он увидел плащ. Тогда прозвучал вопрос:
— Скажи мне, Ганс, скажи мне правду, это Вера прислала деньги?
— Да, и ваша мать все знает, но если вы когда-нибудь заявите об этом вслух, то я погиб; не вздумайте хвастаться, какая у вас добрая сестра перед кем-нибудь из других тайных друзей. Потому что, если вы так поступите, то ни ваша сестра, ни ваша мать не смогут меня защитить.
Стефан горестно улыбнулся и кивнул.
— Вы знали, — продолжал маленький Ганс, поправляя очки на курносом носу, — что ваша матушка ненавидела вашего отца?
— Разумеется, — ответил Стефан, — но сейчас я ранил ее гораздо сильнее, чем когда-либо ранил отец, разве не так? — Он не стал дожидаться, пока коротышка подберет слова, чтобы ответить, спустил ноги на пол, чтобы встать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90