Меня поразил дьявол. Дай мне поцеловать руку.
К о н с у э л л а . Нет. (Задумалась и вздыхает.)
Б а р о н . Разве ты когда-нибудь думаешь? О чем ты задумалась, Консуэлла?
К о н с у э л л а (вздыхает). Мне почему-то стало жаль Безано. (Вздыхает.) Он такой добрый, когда учит меня, и у него такая маленькая комнатка…
Б а р о н (гневно). Вы были там?
К о н с у э л л а . Нет, мне говорил Тот. (Улыбаясь.) Слышите, как там шумят? Это он получает пощечины. Бедный! Хотя это вовсе не больно, это только нарочно. Теперь скоро и антракт.
Барон бросает сигару, быстро делает два шага и становится на колени перед девушкой.
Б а р о н . Консуэлла!..
К о н с у э л л а . Ах, нет, встаньте, встаньте. Пустите мою руку!
Б а р о н . Консуэлла!..
К о н с у э л л а (с отвращением) . Да встаньте же, мне противно. Вы такой толстый!
Барон встает. В дверях шум голосов и публики –антракт. С веселым говором, возбужденные входят к л о у н ы. Первым идет Тот, в костюме клоуна, с насурмленными бровями и белым носом, остальные рукоплещут ему. Голоса артистов: «Браво, Тот!» А р т и с т к и, б е р е й т о р ы, г и м н а с т ы , все в соответствующих костюмах. Зиниды нет. Потом является п а п а Б р и к е.
П о л и. Сто пощечин! Браво, Тот!
Д ж е к с о н . Недурно, недурно! Ты сделаешь карьеру.
Т и л и. Сегодня он был профессор, а мы ученики. На еще, получи сто одну! (Шутя бьет Тота)
Смех. Здороваются с бароном. Он приличен, но грубоват, ему надоели эти бродяги. Молчалив, к чему все привыкли. Подходит М а н ч и н и, все тот же, с тою же палкой.
М а н ч и н и (здоровается) . Какой успех, барон! И подумать, до чего эта публика любит пощечины… (Шепотом.) У вас испачканы колени, барон, отряхните. Здесь очень грязный пол. (Громко.) Консуэлла, дитя мое! Как ты себя чувствуешь? (Отходит к дочери.)
Веселый шум, голоса. Лакеи из буфета носят содовую и вино. Голос Консуэллы: «А где же Безано?»
Т о т (кланяясь барону, интимно). Вы меня не узнаете, барон?
Б а р о н . Нет, узнаю. Вы клоун Тот.
Т о т . Да. Я – Тот, который получает пощечины. Осмелюсь спросить, барон, вам передали брильянты?
Б а р о н . Что такое?!
Т о т . Мне поручили отнести вам какие-то брильянты, и вот я осмеливаюсь…
Барон поворачивает к нему спину. Тот громко смеется.
Д ж е к с о н . Сода и виски! Поверьте, господа, он сделает карьеру, я старый клоун и понимаю публику. Сегодня он затмил даже меня, и на мое солнце нашли тучи! (Хлопает, себя сзади.) Они не любят головоломки, им нужны пощечины, о которых они скучают и мечтают дома. Твое здоровье, Тот! Еще сода-виски! Сегодня он получил столько пощечин, что их хватило бы на весь партер…
Т и л и. Нет, не хватило бы! Пари!
П о л и. Пари! Бейте по рукам. Я буду ходить и считать, сколько рож в партере.
Г о л о с. Партер не смеялся.
Д ж е к с о н . Потому что он получал. А галерка смеялась, потому что смотрела, как получает партер. Твое здоровье, Тот!
Т о т . Твое здоровье, Джим! Но зачем ты не дал мне окончить речи, я так настроился?
Д ж е к с о н (важно). Потому что она была кощунственна, мой друг. Политика – да, нравы – сколько хочешь, но Провидение оставь в покое. И поверь, приятель, я вовремя захлопнул тебе рот. Не правда ли, папа Брике?.
Б р и к е (подходя). Это было слишком литературно, здесь не академия. Ты забываешь, Тот!
Т и л и. Но захлопывать человеку рот – фи!
Б р и к е (наставительно). Когда бы человеку ни заткнули рот, это всегда вовремя. Разве только, когда он пьет… Эй, сода-виски!
Г о л о с а. Сода-виски директору!
М а н ч и н и. Но это же обскурантизм! Ты опять философствовать, Брике?
Б р и к е. Я сегодня тобою недоволен, Тот. Зачем их дразнить? Они этого не любят. Ваше здоровье! Хорошая пощечина должна быть чиста, как кристалл – бац! бац! правая, левая – и готово. Им приятно, и они смеются и любят тебя. А в твоих пощечинах есть какой-то привкус… понимаешь, какой-то запах!
Т о т . Но ведь они же смеялись!
Б р и к е. Но без удовольствия, без удовольствия, Тот! Ты платишь, но тотчас же делаешь перевод на их имя, это неправильная игра, тебя не будут любить.
Д ж е к с о н . Это самое и я ему говорю. Он уже начал их злить.
Б е з а н о (входя). Консуэлла, где ты? Я тебя ищу. Идем!
Оба выходят. Барон, помедлив, следует за ними; Манчини почтительно провожает его до дверей.
Т о т . Ах, вы не понимаете, друзья! Вы просто устарели и потеряли нюх сцены.
Д ж е к с о н . Ого! Это кто же устарел, молодой человек?
Т о т . Не сердись, Джим. Но это же – игра, вы понимаете? Я становлюсь счастлив, когда я выхожу на арену и слышу музыку. На мне маска, и мне смешно, как во сне. На мне маска, и я играю. Я могу говорить все, как пьяный, ты понимаешь? Когда я вчера с этой дурацкой рожей играл великого человека – философа!.. (Приняв надменно-монументальный вид, Тот повторяет при общем смехе вчерашнюю игру.) И шел так, – и говорил, как я велик, мудр, несравненен, – какое живет во мне божество, – и как я высок над землею, – и как слава сияет вокруг моей головы! – (Меняя голос, скороговоркой.) – И ты, Джим, первый раз ударил меня – и я спросил: что это? Мне аплодируют? – И когда при десятой пощечине я сказал: кажется, за мной прислали из академии? (Играя, оглядывается с видом непобедимой надменности и величия.)
Смех. Джексон наносит Тоту пощечину.
За что?
Д ж е к с о н . За то, что ты играешь даром, дурак. Гарсон, счет.
Смех. Вдали звонок, призывающий на арену. Артисты быстро расходятся, некоторые бегут. Торопливо получают по счету лакеи.
Б р и к е (протяжно). На арену! На арену! Манчини. Мне нужно сказать тебе два слова, Тот. Ты еще не уходишь?
Т о т. Нет, я буду отдыхать.
Б р и к е. На арену! На арену!
Клоуны, визгливо напевая, уходят. Постепенно расходятся все. Там бравурные звуки музыки. Тот с ногами забирается на диван, зевает.
М а н ч и н и. Тот, у тебя есть то, чего никогда не было в моем роду: деньги. Я скажу дать бутылочку? Послушайте, принесите.
Лакей, убиравший посуду, приносит бутылку вина и бокалы. Уходит.
Т о т . Ты что-то мрачен, Манчини. (Потягивается.) Нет, в мои года сто пощечин это трудно… Ты что-то мрачен. Как у тебя с девочкой?
М а н ч и н и. Тсс! Скверно. Осложнения. Родители. (Вздрагивает.) Ах!
Т о т . Тюрьма?
М а н ч и н и (смеется). Тюрьма! Надо же поддерживать блеск имени. Ах, Тот, я шучу, а на душе у меня ад! Ты один меня понимаешь. Но послушай, – что это за страсть? Объясни мне. Она доведет меня до седых волос, до тюрьмы, до могилы – я трагический человек, Тот. (Утирает слезы грязным платком.) Почему я не люблю дозволенное и каждое мгновение, даже в моменты экстаза, должен думать о каком-то… законе? Это глупо, Тот. Я становлюсь анархистом! Боже мой! Граф Манчини – анархист, этого только недоставало!
Т о т. А уладить?
М а н ч и н и. А деньги?
Т о т. А барон?
М а н ч и н и. Ну да, он только этого и ждет, этот кровопийца. И он дождется! – он дождется, что я отдам ему Консуэллу за десять тысяч франков!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
К о н с у э л л а . Нет. (Задумалась и вздыхает.)
Б а р о н . Разве ты когда-нибудь думаешь? О чем ты задумалась, Консуэлла?
К о н с у э л л а (вздыхает). Мне почему-то стало жаль Безано. (Вздыхает.) Он такой добрый, когда учит меня, и у него такая маленькая комнатка…
Б а р о н (гневно). Вы были там?
К о н с у э л л а . Нет, мне говорил Тот. (Улыбаясь.) Слышите, как там шумят? Это он получает пощечины. Бедный! Хотя это вовсе не больно, это только нарочно. Теперь скоро и антракт.
Барон бросает сигару, быстро делает два шага и становится на колени перед девушкой.
Б а р о н . Консуэлла!..
К о н с у э л л а . Ах, нет, встаньте, встаньте. Пустите мою руку!
Б а р о н . Консуэлла!..
К о н с у э л л а (с отвращением) . Да встаньте же, мне противно. Вы такой толстый!
Барон встает. В дверях шум голосов и публики –антракт. С веселым говором, возбужденные входят к л о у н ы. Первым идет Тот, в костюме клоуна, с насурмленными бровями и белым носом, остальные рукоплещут ему. Голоса артистов: «Браво, Тот!» А р т и с т к и, б е р е й т о р ы, г и м н а с т ы , все в соответствующих костюмах. Зиниды нет. Потом является п а п а Б р и к е.
П о л и. Сто пощечин! Браво, Тот!
Д ж е к с о н . Недурно, недурно! Ты сделаешь карьеру.
Т и л и. Сегодня он был профессор, а мы ученики. На еще, получи сто одну! (Шутя бьет Тота)
Смех. Здороваются с бароном. Он приличен, но грубоват, ему надоели эти бродяги. Молчалив, к чему все привыкли. Подходит М а н ч и н и, все тот же, с тою же палкой.
М а н ч и н и (здоровается) . Какой успех, барон! И подумать, до чего эта публика любит пощечины… (Шепотом.) У вас испачканы колени, барон, отряхните. Здесь очень грязный пол. (Громко.) Консуэлла, дитя мое! Как ты себя чувствуешь? (Отходит к дочери.)
Веселый шум, голоса. Лакеи из буфета носят содовую и вино. Голос Консуэллы: «А где же Безано?»
Т о т (кланяясь барону, интимно). Вы меня не узнаете, барон?
Б а р о н . Нет, узнаю. Вы клоун Тот.
Т о т . Да. Я – Тот, который получает пощечины. Осмелюсь спросить, барон, вам передали брильянты?
Б а р о н . Что такое?!
Т о т . Мне поручили отнести вам какие-то брильянты, и вот я осмеливаюсь…
Барон поворачивает к нему спину. Тот громко смеется.
Д ж е к с о н . Сода и виски! Поверьте, господа, он сделает карьеру, я старый клоун и понимаю публику. Сегодня он затмил даже меня, и на мое солнце нашли тучи! (Хлопает, себя сзади.) Они не любят головоломки, им нужны пощечины, о которых они скучают и мечтают дома. Твое здоровье, Тот! Еще сода-виски! Сегодня он получил столько пощечин, что их хватило бы на весь партер…
Т и л и. Нет, не хватило бы! Пари!
П о л и. Пари! Бейте по рукам. Я буду ходить и считать, сколько рож в партере.
Г о л о с. Партер не смеялся.
Д ж е к с о н . Потому что он получал. А галерка смеялась, потому что смотрела, как получает партер. Твое здоровье, Тот!
Т о т . Твое здоровье, Джим! Но зачем ты не дал мне окончить речи, я так настроился?
Д ж е к с о н (важно). Потому что она была кощунственна, мой друг. Политика – да, нравы – сколько хочешь, но Провидение оставь в покое. И поверь, приятель, я вовремя захлопнул тебе рот. Не правда ли, папа Брике?.
Б р и к е (подходя). Это было слишком литературно, здесь не академия. Ты забываешь, Тот!
Т и л и. Но захлопывать человеку рот – фи!
Б р и к е (наставительно). Когда бы человеку ни заткнули рот, это всегда вовремя. Разве только, когда он пьет… Эй, сода-виски!
Г о л о с а. Сода-виски директору!
М а н ч и н и. Но это же обскурантизм! Ты опять философствовать, Брике?
Б р и к е. Я сегодня тобою недоволен, Тот. Зачем их дразнить? Они этого не любят. Ваше здоровье! Хорошая пощечина должна быть чиста, как кристалл – бац! бац! правая, левая – и готово. Им приятно, и они смеются и любят тебя. А в твоих пощечинах есть какой-то привкус… понимаешь, какой-то запах!
Т о т . Но ведь они же смеялись!
Б р и к е. Но без удовольствия, без удовольствия, Тот! Ты платишь, но тотчас же делаешь перевод на их имя, это неправильная игра, тебя не будут любить.
Д ж е к с о н . Это самое и я ему говорю. Он уже начал их злить.
Б е з а н о (входя). Консуэлла, где ты? Я тебя ищу. Идем!
Оба выходят. Барон, помедлив, следует за ними; Манчини почтительно провожает его до дверей.
Т о т . Ах, вы не понимаете, друзья! Вы просто устарели и потеряли нюх сцены.
Д ж е к с о н . Ого! Это кто же устарел, молодой человек?
Т о т . Не сердись, Джим. Но это же – игра, вы понимаете? Я становлюсь счастлив, когда я выхожу на арену и слышу музыку. На мне маска, и мне смешно, как во сне. На мне маска, и я играю. Я могу говорить все, как пьяный, ты понимаешь? Когда я вчера с этой дурацкой рожей играл великого человека – философа!.. (Приняв надменно-монументальный вид, Тот повторяет при общем смехе вчерашнюю игру.) И шел так, – и говорил, как я велик, мудр, несравненен, – какое живет во мне божество, – и как я высок над землею, – и как слава сияет вокруг моей головы! – (Меняя голос, скороговоркой.) – И ты, Джим, первый раз ударил меня – и я спросил: что это? Мне аплодируют? – И когда при десятой пощечине я сказал: кажется, за мной прислали из академии? (Играя, оглядывается с видом непобедимой надменности и величия.)
Смех. Джексон наносит Тоту пощечину.
За что?
Д ж е к с о н . За то, что ты играешь даром, дурак. Гарсон, счет.
Смех. Вдали звонок, призывающий на арену. Артисты быстро расходятся, некоторые бегут. Торопливо получают по счету лакеи.
Б р и к е (протяжно). На арену! На арену! Манчини. Мне нужно сказать тебе два слова, Тот. Ты еще не уходишь?
Т о т. Нет, я буду отдыхать.
Б р и к е. На арену! На арену!
Клоуны, визгливо напевая, уходят. Постепенно расходятся все. Там бравурные звуки музыки. Тот с ногами забирается на диван, зевает.
М а н ч и н и. Тот, у тебя есть то, чего никогда не было в моем роду: деньги. Я скажу дать бутылочку? Послушайте, принесите.
Лакей, убиравший посуду, приносит бутылку вина и бокалы. Уходит.
Т о т . Ты что-то мрачен, Манчини. (Потягивается.) Нет, в мои года сто пощечин это трудно… Ты что-то мрачен. Как у тебя с девочкой?
М а н ч и н и. Тсс! Скверно. Осложнения. Родители. (Вздрагивает.) Ах!
Т о т . Тюрьма?
М а н ч и н и (смеется). Тюрьма! Надо же поддерживать блеск имени. Ах, Тот, я шучу, а на душе у меня ад! Ты один меня понимаешь. Но послушай, – что это за страсть? Объясни мне. Она доведет меня до седых волос, до тюрьмы, до могилы – я трагический человек, Тот. (Утирает слезы грязным платком.) Почему я не люблю дозволенное и каждое мгновение, даже в моменты экстаза, должен думать о каком-то… законе? Это глупо, Тот. Я становлюсь анархистом! Боже мой! Граф Манчини – анархист, этого только недоставало!
Т о т. А уладить?
М а н ч и н и. А деньги?
Т о т. А барон?
М а н ч и н и. Ну да, он только этого и ждет, этот кровопийца. И он дождется! – он дождется, что я отдам ему Консуэллу за десять тысяч франков!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19