– Нам так или иначе некуда спешить, господа, – вмешалась Элана. – Даже если мы найдем документы, которые так усердно прячут от нас в министерстве, мы ничего не сможем сделать, покуда мой загулявший супруг не вернется домой.
– Элана, почему ты так уверена, что Спархок обманывает тебя? – спросил Сарабиан.
– Потому что это согласуется с его характером. Спархок всю свою жизнь посвятил тому, чтобы оберегать и защищать меня. Это очень мило, хотя порой дьявольски неудобно. Он все еще считает меня маленькой девочкой – хотя я уже неоднократно доказывала ему, что выросла. Сейчас он занят каким-то опасным делом и не хочет, чтобы я тревожилась за него. На самом-то деле ему нужно было только рассказать мне, что он задумал, и привести доводы, почему это необходимо сделать. Знаю, вам, мужчинам, трудно в это поверить, но женщины тоже умеют думать, а уж здравого смысла у них гораздо больше, чем у вас.
– Элана, ты безжалостна, – укоризненно сказал Сарабиан.
– Нет, я просто умею трезво мыслить. Что бы я ни говорила, Спархок всегда делает то, что считает нужным, и я привыкла смиряться с этим. Вот что, собственно, я хотела сказать: что бы мы ни обнаружили в стенах и полах министерства внутренних дел, мы не можем пустить это в ход, пока Спархок со своим отрядом рыскает где-то по континенту. Мы хотим разогнать министерство внутренних дел и бросить в тюрьму добрую четверть имперской полиции. Затем мы введем во всей империи военное положение и выпустим атанов. Дарезия станет похожа на муравейник, по которому прошлась атакующая конница. Я не знаю, чем занят Спархок, а потому не представляю, как этот хаос отразится на его делах. Я не намерена подвергать его большей опасности, чем та, которой, я думаю, он уже подвергается.
– Знаешь что, Элана? – сказал Сарабиан. – Ты трясешься над Спархоком даже больше, чем он над тобой.
– Разумеется. В этом и состоит брак.
– Только не для меня, – вздохнул он.
– Потому что у тебя слишком много жен, Сарабиан. Твои нежные чувства распылены. Каждая из твоих жен отдает тебе ровно столько любви, сколько получает от тебя.
– Насколько я убедился, так безопаснее.
– Зато намного скучнее, друг мой. Пылать страстью к одному-единственному человеку – это очень волнующе. Все равно что жить на вулкане.
– До чего изнурительно, – пробормотал он, содрогнувшись.
– Зато весело, – улыбнулась она.


***

Баронесса Мелидира, сославшись на головную боль, рано удалилась к себе. Не то чтобы она находила обязанности фрейлины королевы Эланы утомительными, но ей нужно было принять важное решение, и она знала, что чем дольше будет его откладывать, тем труднее будет принять его. Откровенно говоря, баронесса достигла той стадии, когда нужно было решить, что делать со Стрейдженом.
Надо честно признать, что Мелидира не была невинной девушкой. Невинные девушки при. дворе – явление редкое. Для невинной девушки существует лишь один путь в отношениях с противоположным полом. Для девушки более светской и искушенной есть два пути, и в том-то и состояла суть затруднений Мелидиры. Стрейджен, конечно, мог стать идеальным любовником. Он был привлекателен, изыскан, обладал отточенными манерами. Репутация Мелидиры при дворе отнюдь не пострадала бы от такой связи – скорее наоборот. Изначально ее намерение было именно таково, и настало время пригласить его в свою спальню и довести дело до логического конца. Связь может быть короткой или же долгой и будет возобновляться всякий раз, когда Стрейджен появится в Симмуре. Это придало бы их роману определенный статус, а между тем оба могли бы без помех искать развлечений на стороне, что считалось естественным в таком положении. Мелидира, однако, не была уверена, что хочет именно этого. В последнее время она все чаще и чаще задумывалась о более прочных отношениях, отсюда и возникали затруднения.
В сердечных делах, почти как в приливах и отливах, существует собственный ритм. Когда прилив достигает высшей точки, женщина должна подать своей добыче определенного рода знаки. Одни знаки указывают на постель, другие – на алтарь. Мелидира не могла больше откладывать. Она должна была решить, какие сигнальные флаги поднять на мачте своего корабля.
Стрейджен интриговал ее. В нем была некая опасная притягательность, и Мелидиру, придворное существо, эта черта весьма привлекала. Это было опьяняюще, волнующе – однако Мелидира вовсе не была уверена в том, что эта притягательность не поблекнет с годами.
Проблемой был и сам Стрейджен. Его незаконное происхождение и неопределенное положение сделали его чересчур чувствительным, и он постоянно усматривал пренебрежение к своей особе – по большей части на пустом месте. Он маячил при дворе Эланы, словно незваный гость на пиру, который все время втайне опасается, что его сейчас вытолкают взашей. Как надлежит чужаку, он трепетал перед аристократией, порой считая дворян чуть ли не существами иной породы. Мелидира понимала, что, если она решит повести Стрейджена к алтарю, первым делом ей придется атаковать именно эту цель. Она-то знала, что титулы – бесполезный хлам, что их можно купить, но вот как убедить в этом Стрейджена? Она могла бы купить ему титул и превратить бастарда в аристократа, но для этого пришлось бы раскрыть тайну, которую она хранила с детства. Мелидира всегда тщательно скрывала то, что она принадлежит к первым богачам страны – главным образом потому, что ее богатство было незаконного происхождения.
Вот оно! Мелидира едва не рассмеялась вслух, осознав наконец, насколько все просто. Если она хочет стать женой Стрейджена, ей довольно всего лишь поделиться с ним своей тайной. Это поставит их на одну доску и напрочь сметет воображаемый барьер между ними.
Мелидира была баронессой, но этот титул принадлежал ее семейству не так уж давно. Ее отец, широкоплечий здоровяк с копной курчавых светлых волос, начал свою жизнь простым кузнецом в Кардосе и сколотил состояние с помощью простенького устройства, которое сам придумал и воплотил в жизнь в собственной кузнице. Большинство людей относится к золотым монетам как к деньгам – то есть предмету, которому присуща внутренняя неизменная цена. Есть, однако, и такие, кто понимает, что цена монеты заключается в готовности общества признать, будто монета стоит столько, сколько на ней выбито слов и цифр. Слова не меняются, даже если по ребру монеты пару раз провести острым кинжалом. Полученные таким образом мельчайшие частички золота ничтожны, если произвести подобное действие над одной монетой. А если обработать тысячу монет? Власти, пытаясь помешать такой предприимчивости, во время чеканки гуртят монеты – то есть наносят на ребро зазубринки, и, если монету поцарапать или обрезать, этo тут же становится заметно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144