..
- А вот я, братцы, совсем напротив, - улыбался Масленников, румянобе-
лым низколобым лицом и закручивал усы в колечки. - В здешнем крае оже-
ниться думаю... Потому эта кутерьма в России протянется, видать, еще с
год. А тут предвидится эстоночка, Эльзой звать... И вот не угодно ли
стишки...
- Братцы, слушай... Ты! Кравчук!
- А ну его к бисовой суке! - плакал хохол, сморкаясь и кривя губы. -
Ой, Горпынка моя... И кто тебя, ведьмину внучку, там, без меня, коха-
ет...
- Брось, пей!.. Все кохают, кому не лень... Братцы, слушай! - Маслен-
ников вынул записную книжку, откинулся назад и в бок, прищурил левый
глаз, стараясь придать лицу значительность. - Например, так... - он от-
кашлялся, и начал высоким, с подвывом голосом, облизывая губы:

О, моя несравненная девица
Превосходная Эльза юница
Мы гуляли с вами по лесам
И по зеленым лугам
Ваши груди в аромате, как анис,
И любит вас старший писарь
Масленников Денис,
Чего и вам желаю.

- Какая же она юница, раз она вдова и ей под сорок? - глупый стишок!
Никакой девицы в ней не усмотреть, - проговорил задирчивый, с маленькими
усиками, питеряк Лычкин.
- Что-о?! - и Масленников сжал кулак. - А ты ейный пачпорт видал?!
Писаря ответили дружным ржаньем, даже слеза на хохлацком носу смешли-
во задрожала и упала в пиво.
- Все видали, все до одного!.. Ейный пачпорт...
- Даже читывали по многу раз...
- Даже после этих чтеньев я две недели в больнице пролежал. Не баба,
а оса... Жалит, чорт!..
Началась ругань, потом сильный мордобой. Николай Ребров помнит, как
он бросился разнимать, как его ударили по затылку и еще помнит чьи-то
вошедшие в его мозг слова:
- А сестра Мария, слыхать, обженихалась.

Глава VI

У поручика Баранова

Николай Ребров за два дня до Рождества зашел поздно вечером к
ад'ютанту, поручику Баранову, снимавшему комнату у управляющего имением,
эстонца Пукса. Его впустила маленькая женщина с сердитым ничтожным ли-
цом.
- Погодить! Шляются тут. Тьфу!.. Тибла! - и удалилась.
Через минуту Николай Ребров стоял на вытяжку пред ад'ютантом.
- Что угодно? - сухо спросил поручик и приподнялся с кушетки. Он был
в одном белье и шинели, в руках газета.
- А, это ты, Ребров? Садись.
- Мне бы хотелось, господин поручик, на праздник в отпуск. Дней на
пять.
- Ладно, могу. А ты не удерешь.
- Что вы! Нет...
- А почему? - и поручик, быстро откинув голову назад, прищурился.
Юноша мял в руках картуз. Поручик вздохнул и щелкнул рукой по газете: -
Вот!.. Плохо, брат... Парижская "Фигаро". Плохо пишут из деревни. Колчак
бежит. Бежит!.. - он схватил валявшийся на полу сюртук, достал платок и
громко высморкался. - Я не понимаю... Хоть убей не могу понять, чем они,
дьяволы, берут?.. То-есть... Поразительно... Что?
- Да-а, - произнес юноша, - но я думаю, что большевикам не укре-
питься.
- Ого! - желчно воскликнул поручик, торопливо шагая от стены к стене,
шинель моталась, шелестя подкладкой и оборваная штрипка кальсон волочи-
лась по полу. - Да еще как укрепятся-то. А штык-то на что? Они умеют
править... Это тебе не Керенский, чтоб ему на мелком месте утонуть!
- Да-а, - опять произнес юноша. И вдруг с языка полезло. - А вы не
знаете, господин поручик, аккуратно ли работает в Юрьеве почтамт?
- Что? - поручик на мгновенье остановился, бессмысленно и как бы
спросонья глядя на юношу. - Людей нет! Понимаешь ты, людей нет в России.
Где люди? Ну, скажи. Где? - Он подскочил к юноше и, размахивая руками,
кричал ему в лицо. - Где люди?! есть или нет? Что? Что?! - Николай Реб-
ров попятился. - Гибнет все, - вдруг переменив тон, тихо сказал поручик
и с сокрушением закачал головою: - Гибнет... - Потом, волоча штрипку, он
ушел за ширму, залпом выпил стакан вина, прикрякнул, сплюнул. - А ведь я
римских классиков в подлиннике читаю! Речи Цицерона, всего Гомера! -
кричал он из-за ширмы. - Да и по естественным наукам запасец у меня
большой. Я ведь когда-то к кафедре готовился. А теперь я что? Где мой
отец? Где моя мать-старуха? Наверное, заложниками у большевиков. А где
моя родина? Я и сам не знаю, где, - опять послышалось за ширмою, как
булькает в стакане вино. Поручик крякнул, сплюнул и вышел, потрясая ку-
лаками: - О чорт!.. Чорт!.. - Смуглые, крепкие щеки его тряслись, глаза
прыгали. - Да, баста, баста!.. Теперь все кончено... И другой раз... вот
взял бы это, - он схватил со стола револьвер, покачал им в воздухе и,
бросив, махнул рукой: - Э-эх...
Он закрыл глаза, приложил ладонь к вспотевшему лбу и долго стоял с
опущенной головой, покачиваясь. Потом быстро повернулся лицом к Николаю
Реброву, вскинул голову и крепко спросил в упор:
- Ножов - большевик?.. Только откровенно...
- Я не знаю...
- Ты знал о его побеге?
- Никак нет. Но догадывался.
- Почему не донес?
- Виноват.
Поручик рывком выдвинул ящик письменного стола и, подбежав к юноше,
ткнул ему в нос какими-то бумагами:
- Вот! Знакомы? В девятой роте... Носил? Читал?! Читал, спрашиваю
я?!! - заорал он. - Ты знаешь, мальчишка, что не сегодня-завтра будет
приказ за пропаганду - петля?!
Николай Ребров вдруг почувствовал, как от его головы отхлынула вся
кровь, он пошатнулся. Скрипнула дверь. Поручик запахнул полы шинели. В
щель раздалось мышиное:
- Пожальста не кричить... Козяйн не любит... Тихо! - и дверь захлоп-
нулась.
Поручик что-то промычал, потом вынес из-за ширмы четверть вина, подал
в руки юноше стакан:
- Держи, пей.
- Я, господин поручик, не пью...
- Что? - Он выпил сам, поставил четверть в угол и накрыл горлышко,
как шапкой, опрокинутым стаканом. - Скажи, умоляю тебя... Не бойся... По
чистой совести... Клянусь... Ну, как настроение наших солдат? Ведь мы
же, в сущности, ни черта не знаем. Так, хвостики. Что они говорят, что
думают? Нет ли заговора против господ офицеров? Одному нашему едва не
перешибли ногу. Слыхал? В окно генерала хватили кирпичом... Что же это?
А? - поручик говорил быстро, задыхаясь и встряхивая головой, кисти рук
играли то запахивая, то распахивая полы залитой вином шинели. - Говори,
говори, не бойся... Умоляю... Что? Что?
Николай Ребров молчал. Губы его дрожали, и сквозь нежданные слезы
дрожало все. Но он все-таки разглядел болезненно-скорбное выражение лица
поручика, он почувствовал резкую смену его настроений, раздражительность
и нервность. Да не сумасшедший ли перед ним, или только несчастный, по-
терявший под ногами почву, человек? Ему стало страшно и вместе с тем
жалко поручика Баранова.
- Вы успокойтесь, - сказал он, - кажется, пока все обстоит благопо-
лучно. Вы очень устали.
Поручик Баранов, пошатываясь, подошел к столу, расслабленно сел в
кресло и, схватив руками голову, облокотился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36