.. И не здесь и не
сейчас... - замахал руками генерал и затряс головой как паралитик. -
Слушайте, поручик, поручик!
Но... за всколыхнувшейся портьерой раздался серебристый лай Мимишки.
Генерал поднялся и, растирая отсиженную ногу, болезненно закултыхал по
опустевшей комнате.
- Можно? - остановился поручик на пороге будуара. Баронесса сидела
против венецианского, в серебре, зеркала, спиной к поручику Баранову и
освежала пуховкой свое сразу осевшее лицо. Сбоку от нее нахохлившимся
индюком стоял Белявский. Он левую руку заложил в карман, а правой округ-
ло жестикулировал и, захлебываясь, что-то невнятно бормотал. - Можно?
Баронесса пружинно встала и так быстро повернулась, что ниспадающие
до полу шелковые ленты ее платья взвились и хлестнули воздух. Она крепко
оперлась локтем о старинную с бесчисленными ящичками шифоньерку, запро-
кинула навстречу поручику голову: - Ну-с? - и закусила дрогнувшие губы.
Глаза Белявского метнулись от нее к нему. Он вынул платок и осторожными
прикосновениями, словно боясь размазать пудру, стал вытирать свой вдруг
вспотевший лоб.
- Извините, баронесса, - начал поручик ровным голосом, силясь ка-
заться спокойным. - Вы изволили в своем любезном письме поставить мне
ультиматум: или - или.
Баронесса закусила губы крепче, и глаза ее округлились страхом, как
будто над ее головой взмахнул топор. Белявский бессильно опустился на
ковровый пуф, в его руке дрожал золотой портсигар с баронской короной.
- Спокойствие, баронесса, не волнуйтесь, - изысканно-вежливо покло-
нившись, сказал поручик. - Я буду лаконичен. Мне вас жаль, баронесса. И
только поэтому, пользуясь правом нашей прежней дружбы с вами, я считаю
долгом заявить, что сей человек - подлец.
Баронесса враз опустила, вскинула руки, скомкала и разорвала платок.
Мимишка, злобно тявкнув, бросилась на трюмо, где отразился вскочивший
и бестолково замахавший руками Белявский.
- Как? Что? Вы ответите! Ответите! - выкрикивал он заячьим, трусливым
визгом.
- Да, отвечу, - спокойно сказал Баранов, однако его подбородок стал
тверд и прям, а рот скривился. - Если б не было здесь дамы, я немедленно
ответил бы вам пощечиной. Во всяком случае, эксротмистр, я в любой час
дня и ночи к вашим услугам, - поручик сделал полупоклон. - Предупреждаю,
что если до завтрашнего вечера не последует с вашей стороны вызова - я
вас убью. Честь имею кланяться, баронесса.
- Интриган! Неуч! Грубиян! - прерывая его речь, топала баронесса
стройной, в шелковой паутине, ножкой, и...
- Господа, господа... Что это значит?.. Ая-я-й... - наконец прикулты-
хал и генерал, еле волоча отсиженную ногу.
- Честь имею кланяться, ваше превосходительство, - щелкнул шпорами
поручик. - Конфликт улажен и... в вашем отсутствии.
Глава XVI
Белое видение
К Николаю Реброву пришел Трофим Егоров, они вместе отправились отыс-
кивать возницу-эстонца, чтоб условиться с ним о дне побега. Егоров очень
обрадовался, что поручик Баранов бежит с ними. - Это такой человек! Та-
кой человек! Этот выведет. - Они зашли, как их учили, в мелочную лавчон-
ку, помещавшуюся возле какого-то средней руки фольварка, и наказали ры-
жему лавочнику, чтоб он уведомил возницу.
- Сколько народ?
- Девять.
- Надо два подвода... Ладно, скажу. Через три дня в ночь... Какая
день? Суббот.
Николай Ребров расстался с Егоровым и пошел навсегда проститься с Ма-
рией Яновной. Как-то она живет? Иногда воспоминания о ней меркли, засло-
нялись повседневным сором и служебными заботами, но чувство благодарнос-
ти за спасение его жизни и весь ее милый, пленивший юношу облик, крепко
вросли в его сердце. Чем ближе подходил он к заветному дому, тем неот-
вязчивей впивалась в мозг давно отзвучавшая бредовая фраза: "Дмитрий
Панфилыч помер". Жив или помер, жив или помер?.. А вдруг... - Николай
Ребров несмело потянул скобку двери.
- Коля! Милый! Почему ты так долго был прочь?! Отец, гляди кто при-
шел! - сорвала с груди фартук, бросилась к нему на шею растрепанная,
раскрасневшаяся у плиты Мария Яновна.
И юноше вдруг стало так тепло и радостно у родной груди.
- Ого-гогого - вылез, загоготал, смеясь, старик. - Троф пилить? Да-
вай-давай... - тоже обнял юношу, поцеловал и укорчиво закачал длинново-
лосой головой. - Эх, дурак, дурак... Такой девка упускал.
- А как, Дмитрий Панфилыч здоров? - и юноша затаил дыханье.
Старик сердито, безнадежно махнул рукой. Мария Яновна сказала:
- Умер.
Юноша отпрянул прочь:
- Как! Неужели? Царство небесное... Когда?
- Жив, - сказала она печально. - К сожалению - жив... Но для меня,
для мой сердца - он мертвый... - и вновь засмеялась звонким, чистым сме-
хом. - Ну, как я рада. Садись, говори... Николай, милый! Ах, что же я
такая неодетая!.. - и она быстро скрылась за перегородкой.
Николай заметил, как она перекрестилась на-ходу и что-то зашептала,
должно быть, молитву.
- Ничего, ничего... как это... - старик, попыхивая трубкой, накинул
шубу и - к выходу. - Ничего... Одеваться пошел Мария. Ничего. Ладно... А
я в лавку, - подмигнул он и захлопнул за собой дверь.
Юноша смутился. Намеки старика толкали его за перегородку, где вдруг
призывно захрустело полотно иль шелк. Кровь юноши на миг остановилась.
- Мария! - перегородку опахнуло полымем, дом исчез, и мимо его взора
процвело черемуховым цветом, проплескалось белое видение.
- Милый!.. Ах, какая несчастная твоя Мария...
...И Николай сладостно подумал, что он опять в бреду...
...Когда под окном послышались шаги, Мария, обнимая юношу нагими пол-
ными руками, в третий раз сказала, почти крикнула:
- Неужели ты не можешь понимать, что пропадешь в России!.. Такой го-
лод, такой кровь везде... Сразу в сольдат и на война... Ну, оставайся
же...
- Нет, Мария, не могу.
- Ах, оставь! - топнула она с брезгливой гримасой. - У меня и так
боль... Не понимай, куда деть. Митрий развратник!.. Митрий таскается по
чужим женщин... Пфе! Какой дрянь! Так только может допускать необразо-
ванни матсь... мужик.
- Как ты могла сойтись с таким?
- Ах, смешной вопрос. Как ты попал сюда? А мой брат лежит в вашей
земле? Как старуха, жена Митрий, живет в бане с какой-то ваш чиновник?
Как убили ваш царь Николай Александрович? Все не от нас... Судьба. - Ша-
ги заскрипели в сенцах. Мария схватила юношу за руку. - Слушай! Тебе
сколько лет?
- Двадцать, - прибавил Николай.
- Мне двадцать один, - убавила Мария. И быстро, задыхаясь. - Слушай!
Мы бросаем все, бросаем Митрий, бросаем мой отец, едем в Ревель. В Реве-
ли у меня родня, деньги... Слушай! У меня там дом... Дядя умирает и при-
сылал мне письмо... Слушай, Коля! Мы будем без нужда, ты служить, я могу
поступать в больниц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
сейчас... - замахал руками генерал и затряс головой как паралитик. -
Слушайте, поручик, поручик!
Но... за всколыхнувшейся портьерой раздался серебристый лай Мимишки.
Генерал поднялся и, растирая отсиженную ногу, болезненно закултыхал по
опустевшей комнате.
- Можно? - остановился поручик на пороге будуара. Баронесса сидела
против венецианского, в серебре, зеркала, спиной к поручику Баранову и
освежала пуховкой свое сразу осевшее лицо. Сбоку от нее нахохлившимся
индюком стоял Белявский. Он левую руку заложил в карман, а правой округ-
ло жестикулировал и, захлебываясь, что-то невнятно бормотал. - Можно?
Баронесса пружинно встала и так быстро повернулась, что ниспадающие
до полу шелковые ленты ее платья взвились и хлестнули воздух. Она крепко
оперлась локтем о старинную с бесчисленными ящичками шифоньерку, запро-
кинула навстречу поручику голову: - Ну-с? - и закусила дрогнувшие губы.
Глаза Белявского метнулись от нее к нему. Он вынул платок и осторожными
прикосновениями, словно боясь размазать пудру, стал вытирать свой вдруг
вспотевший лоб.
- Извините, баронесса, - начал поручик ровным голосом, силясь ка-
заться спокойным. - Вы изволили в своем любезном письме поставить мне
ультиматум: или - или.
Баронесса закусила губы крепче, и глаза ее округлились страхом, как
будто над ее головой взмахнул топор. Белявский бессильно опустился на
ковровый пуф, в его руке дрожал золотой портсигар с баронской короной.
- Спокойствие, баронесса, не волнуйтесь, - изысканно-вежливо покло-
нившись, сказал поручик. - Я буду лаконичен. Мне вас жаль, баронесса. И
только поэтому, пользуясь правом нашей прежней дружбы с вами, я считаю
долгом заявить, что сей человек - подлец.
Баронесса враз опустила, вскинула руки, скомкала и разорвала платок.
Мимишка, злобно тявкнув, бросилась на трюмо, где отразился вскочивший
и бестолково замахавший руками Белявский.
- Как? Что? Вы ответите! Ответите! - выкрикивал он заячьим, трусливым
визгом.
- Да, отвечу, - спокойно сказал Баранов, однако его подбородок стал
тверд и прям, а рот скривился. - Если б не было здесь дамы, я немедленно
ответил бы вам пощечиной. Во всяком случае, эксротмистр, я в любой час
дня и ночи к вашим услугам, - поручик сделал полупоклон. - Предупреждаю,
что если до завтрашнего вечера не последует с вашей стороны вызова - я
вас убью. Честь имею кланяться, баронесса.
- Интриган! Неуч! Грубиян! - прерывая его речь, топала баронесса
стройной, в шелковой паутине, ножкой, и...
- Господа, господа... Что это значит?.. Ая-я-й... - наконец прикулты-
хал и генерал, еле волоча отсиженную ногу.
- Честь имею кланяться, ваше превосходительство, - щелкнул шпорами
поручик. - Конфликт улажен и... в вашем отсутствии.
Глава XVI
Белое видение
К Николаю Реброву пришел Трофим Егоров, они вместе отправились отыс-
кивать возницу-эстонца, чтоб условиться с ним о дне побега. Егоров очень
обрадовался, что поручик Баранов бежит с ними. - Это такой человек! Та-
кой человек! Этот выведет. - Они зашли, как их учили, в мелочную лавчон-
ку, помещавшуюся возле какого-то средней руки фольварка, и наказали ры-
жему лавочнику, чтоб он уведомил возницу.
- Сколько народ?
- Девять.
- Надо два подвода... Ладно, скажу. Через три дня в ночь... Какая
день? Суббот.
Николай Ребров расстался с Егоровым и пошел навсегда проститься с Ма-
рией Яновной. Как-то она живет? Иногда воспоминания о ней меркли, засло-
нялись повседневным сором и служебными заботами, но чувство благодарнос-
ти за спасение его жизни и весь ее милый, пленивший юношу облик, крепко
вросли в его сердце. Чем ближе подходил он к заветному дому, тем неот-
вязчивей впивалась в мозг давно отзвучавшая бредовая фраза: "Дмитрий
Панфилыч помер". Жив или помер, жив или помер?.. А вдруг... - Николай
Ребров несмело потянул скобку двери.
- Коля! Милый! Почему ты так долго был прочь?! Отец, гляди кто при-
шел! - сорвала с груди фартук, бросилась к нему на шею растрепанная,
раскрасневшаяся у плиты Мария Яновна.
И юноше вдруг стало так тепло и радостно у родной груди.
- Ого-гогого - вылез, загоготал, смеясь, старик. - Троф пилить? Да-
вай-давай... - тоже обнял юношу, поцеловал и укорчиво закачал длинново-
лосой головой. - Эх, дурак, дурак... Такой девка упускал.
- А как, Дмитрий Панфилыч здоров? - и юноша затаил дыханье.
Старик сердито, безнадежно махнул рукой. Мария Яновна сказала:
- Умер.
Юноша отпрянул прочь:
- Как! Неужели? Царство небесное... Когда?
- Жив, - сказала она печально. - К сожалению - жив... Но для меня,
для мой сердца - он мертвый... - и вновь засмеялась звонким, чистым сме-
хом. - Ну, как я рада. Садись, говори... Николай, милый! Ах, что же я
такая неодетая!.. - и она быстро скрылась за перегородкой.
Николай заметил, как она перекрестилась на-ходу и что-то зашептала,
должно быть, молитву.
- Ничего, ничего... как это... - старик, попыхивая трубкой, накинул
шубу и - к выходу. - Ничего... Одеваться пошел Мария. Ничего. Ладно... А
я в лавку, - подмигнул он и захлопнул за собой дверь.
Юноша смутился. Намеки старика толкали его за перегородку, где вдруг
призывно захрустело полотно иль шелк. Кровь юноши на миг остановилась.
- Мария! - перегородку опахнуло полымем, дом исчез, и мимо его взора
процвело черемуховым цветом, проплескалось белое видение.
- Милый!.. Ах, какая несчастная твоя Мария...
...И Николай сладостно подумал, что он опять в бреду...
...Когда под окном послышались шаги, Мария, обнимая юношу нагими пол-
ными руками, в третий раз сказала, почти крикнула:
- Неужели ты не можешь понимать, что пропадешь в России!.. Такой го-
лод, такой кровь везде... Сразу в сольдат и на война... Ну, оставайся
же...
- Нет, Мария, не могу.
- Ах, оставь! - топнула она с брезгливой гримасой. - У меня и так
боль... Не понимай, куда деть. Митрий развратник!.. Митрий таскается по
чужим женщин... Пфе! Какой дрянь! Так только может допускать необразо-
ванни матсь... мужик.
- Как ты могла сойтись с таким?
- Ах, смешной вопрос. Как ты попал сюда? А мой брат лежит в вашей
земле? Как старуха, жена Митрий, живет в бане с какой-то ваш чиновник?
Как убили ваш царь Николай Александрович? Все не от нас... Судьба. - Ша-
ги заскрипели в сенцах. Мария схватила юношу за руку. - Слушай! Тебе
сколько лет?
- Двадцать, - прибавил Николай.
- Мне двадцать один, - убавила Мария. И быстро, задыхаясь. - Слушай!
Мы бросаем все, бросаем Митрий, бросаем мой отец, едем в Ревель. В Реве-
ли у меня родня, деньги... Слушай! У меня там дом... Дядя умирает и при-
сылал мне письмо... Слушай, Коля! Мы будем без нужда, ты служить, я могу
поступать в больниц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36