мне оторвало мошонку! Ты что, не слышишь меня? Меня ранило в пах!
— Я опять тебя не слышу, — гаркнул Аарфи.
— Я говорю: пустяки! — завопил Йоссариан, чувствуя безысходный ужас.
Аарфи снова с сожалением покачал головой и приблизил вплотную к лицу Йоссариана свое непристойное, молочно-белое ухо.
— Друг мой, говори, пожалуйста, громче. Говори громче!
— Оставь меня в покое, мерзавец! Ты, тупой, бесчувственный гад, оставь меня в покое! — Йоссариан зарыдал. Ему хотелось молотить Аарфи кулаками, но у него не было сил даже приподнять руку. Он свалился в глубоком обмороке.
Его ранило в бедро, и, когда, придя в себя, он увидел, что над ним на коленях хлопочет Макуотт, он испытал облегчение, несмотря на то, что румяная, одутловатая морда Аарфи с безмятежным любопытством выглядывала из-за плеча Макуотта. Йоссариан чувствовал себя скверно. Он слабо улыбнулся Макуотту и спросил:
— А кто остался за штурвалом?
Макуотт никак не отреагировал. С возрастающим ужасом Йоссариан набрал воздуху в легкие и что было сил громко повторил свой вопрос. Макуотт поднял глаза.
— О боже, как я рад, что ты жив! — воскликнул он, шумно и облегченно вздохнув. Добрые, славные морщинки у его глаз, запачканные маслом, побелели от напряжения. Макуотт накручивал один виток бинта за другим, прижимая толстый тяжелый ком ваты к внутренней стороне бедра Йоссариана. — За штурвалом Нейтли. Бедный малыш чуть не разревелся, когда услышал, что в тебя попали. Он все еще думает, что тебя убили. Тебе перебило артерию, но, по-моему, мне удалось остановить кровь. Я впрыснул морфий.
— Впрысни еще.
— Так часто нельзя. Когда почувствуешь боль, я впрысну еще.
— У меня и сейчас болит.
— Как я рад, как я рад, мы попали к черту в ад! — Сказал Макуотт и впрыснул еще одну ампулу морфия в руку Йоссариана.
— Когда ты скажешь Нейтли, что я жив… — начал Йоссариан и снова потерял сознание. Перед глазами его поползла клубнично-красная желатиновая пленка, и густой баритональный гул накрыл его с головой.
Йоссариан очнулся в санитарной машине и, увидев унылый птичий нос Дейники и его пасмурную физиономию, ободряюще улыбнулся доктору, но через несколько секунд сознание покинуло его, перед глазами закружились лепестки роз, потом все почернело, и непроницаемая тишина поглотила его.
Он проснулся в госпитале и тут же снова уснул. Когда он опять проснулся, запах эфира улетучился, а на кровати через проход лежал Данбэр в пижаме и утверждал, что он вовсе не Данбэр, а Фортиори. Йоссариану почудилось, что Данбэр тронулся. Когда Данбэр сообщил, что он Фортиори, Йоссариан скептически скривил губы и после этого день или два проспал непробудным сном, а открыв глаяа, увидел, что вокруг суетятся сестры. Он поднялся и осмотрел себя. Нитки шва у паха впивались в его тело, как рыбьи зубы. Когда, прихрамывая, он пересек проход между койками, чтобы рассмотреть фамилию на температурном листе, висевшем над кроватью Данбэра. Пол под ним покачивался, как плот у пляжа. Оказалось, что Данбэр прав: он был уже вовсе не Данбэр, а второй лейтенант Антони Фортиори.
— Что за чертовщина?
А. Фортиори встал с постели и сделал знак Йоссариану следовать за ним. Хватаясь за все, что попадалось на пути, Йоссариан захромал за ним по коридору. Они вошли в соседнюю палату, где лежал суетливый прыщавый молодой человек со скошенным подбородком. При их приближении суетливый молодой человек поспешно поднялся на локте. А. Фортиори ткнул большим пальцем через плечо и сказал:
— Сгинь, мразь!
Суетливый молодой человек спрыгнул с кровати и убежал. А. Фортиори залез в кровать и снова стал Данбэром.
— Это был А. Фортиори, — пояснил Данбэр. — В твоей палате не было пустых коек, так что мне пришлось надавить на него своим чином и заставить перебраться на мою койку. Давить чином — очень приятная штука. Тебе надо как-нибудь тоже попробовать. А впрочем, попробуй прямо сейчас, потому что, судя по твоему виду, ты вот-вот грохнешься на пол.
Йоссариан и вправду чувствовал, что вот-вот грохнется на пол. Он обернулся к соседу Данбэра, пожилому человеку с морщинистым лицом и впалыми щеками, ткнул пальцем через плечо и сказал:
— Сгинь, мразь!
Человек оцепенел от ярости и выпучил глаза.
— Он майор, — пояснил Данбэр. — Почему бы тебе не поставить перед собой более скромную цель и не попытаться стать на некоторое время уоррэнт-офицером Гомером Ламли? Кстати, в этом случае отец у тебя будет губернатором штата, а сестра — невестой чемпиона по лыжам. Скажи ему просто, что ты капитан.
Йоссариан повернулся к опешившему больному, на которого указал ему Данбэр.
— Я капитан. Сгинь, мразь! — сказал он, ткнув большим пальцем через плечо.
Опешивший больной, услышав команду Йоссариана, выпрыгнул из постели и убежал. Йоссариан влез на его кровать и стал уоррэнт-офицером Гомером Ламли, который страдал от приступов тошноты и внезапных приливов пота. Йоссариан проспал добрый час, после чего ему снова захотелось стать Йоссарианом. Оказалось, что иметь отца-губернатора и сестру — невесту чемпиона по лыжам не бог весть как интересно. Данбэр вернулся в палату Йоссариана, где выкинул из кровати А. Фортиори, предложив ему некоторое время снова побыть Данбэром. Здесь не было и следов уоррэнт-офицера Гомера Ламли. Зато появилась сестра Крэмер и в приступе ханжеского возмещения зашипела, как сырое полено в огне. Она приказала Йоссариану немедленно лечь в постель, но, поскольку она преградила ему дорогу, он не мог выполнить этого приказания. Ее хорошенькое личико выглядело, как никогда, противным. Сестра Крэмер была мягкосердечным, сентиментальным созданием. Она совершенно бескорыстно радовалась известиям о чужих свадьбах, помолвках, днях рождения, юбилеях, даже если была вовсе незнакома с людьми, о которых шла речь.
— Вы с ума сошли! — распекала она Йоссариана и Данбэра добродетельным тоном и негодующе махала пальцем перед носом Йоссариана. — Вам что, жизнь не дорога?
— Жизнь-то моя, — напомнил Йоссариан.
— Мне кажется, вы совершенно не боитесь потерять ногу!
— Так нога-то моя.
— Не только ваша, — возразила сестра Крэмер. — Эта нога принадлежит правительству Соединенных Штатов. Все равно как какой-нибудь тягач иди ночной горшок. Военное министерство вложило в вас массу денег, чтобы сделать из вас пилота, и вы не имеете права не слушаться врачей.
Йоссариан не был в восторге от того, что в него вкладывают деньги. Сестра Крэмер все еще стояла перед ним, так что он не мог пройти к постели. Голова у него раскалывалась. Сестра Крамер о чей-то его спросила, но он не понял вопроса. Он ткнул большим пальцем через плечо и сказал: «Сгинь, мразь!»
Сестра Крэмер влепила ему такую пощечину, что чуть не сбила его наземь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
— Я опять тебя не слышу, — гаркнул Аарфи.
— Я говорю: пустяки! — завопил Йоссариан, чувствуя безысходный ужас.
Аарфи снова с сожалением покачал головой и приблизил вплотную к лицу Йоссариана свое непристойное, молочно-белое ухо.
— Друг мой, говори, пожалуйста, громче. Говори громче!
— Оставь меня в покое, мерзавец! Ты, тупой, бесчувственный гад, оставь меня в покое! — Йоссариан зарыдал. Ему хотелось молотить Аарфи кулаками, но у него не было сил даже приподнять руку. Он свалился в глубоком обмороке.
Его ранило в бедро, и, когда, придя в себя, он увидел, что над ним на коленях хлопочет Макуотт, он испытал облегчение, несмотря на то, что румяная, одутловатая морда Аарфи с безмятежным любопытством выглядывала из-за плеча Макуотта. Йоссариан чувствовал себя скверно. Он слабо улыбнулся Макуотту и спросил:
— А кто остался за штурвалом?
Макуотт никак не отреагировал. С возрастающим ужасом Йоссариан набрал воздуху в легкие и что было сил громко повторил свой вопрос. Макуотт поднял глаза.
— О боже, как я рад, что ты жив! — воскликнул он, шумно и облегченно вздохнув. Добрые, славные морщинки у его глаз, запачканные маслом, побелели от напряжения. Макуотт накручивал один виток бинта за другим, прижимая толстый тяжелый ком ваты к внутренней стороне бедра Йоссариана. — За штурвалом Нейтли. Бедный малыш чуть не разревелся, когда услышал, что в тебя попали. Он все еще думает, что тебя убили. Тебе перебило артерию, но, по-моему, мне удалось остановить кровь. Я впрыснул морфий.
— Впрысни еще.
— Так часто нельзя. Когда почувствуешь боль, я впрысну еще.
— У меня и сейчас болит.
— Как я рад, как я рад, мы попали к черту в ад! — Сказал Макуотт и впрыснул еще одну ампулу морфия в руку Йоссариана.
— Когда ты скажешь Нейтли, что я жив… — начал Йоссариан и снова потерял сознание. Перед глазами его поползла клубнично-красная желатиновая пленка, и густой баритональный гул накрыл его с головой.
Йоссариан очнулся в санитарной машине и, увидев унылый птичий нос Дейники и его пасмурную физиономию, ободряюще улыбнулся доктору, но через несколько секунд сознание покинуло его, перед глазами закружились лепестки роз, потом все почернело, и непроницаемая тишина поглотила его.
Он проснулся в госпитале и тут же снова уснул. Когда он опять проснулся, запах эфира улетучился, а на кровати через проход лежал Данбэр в пижаме и утверждал, что он вовсе не Данбэр, а Фортиори. Йоссариану почудилось, что Данбэр тронулся. Когда Данбэр сообщил, что он Фортиори, Йоссариан скептически скривил губы и после этого день или два проспал непробудным сном, а открыв глаяа, увидел, что вокруг суетятся сестры. Он поднялся и осмотрел себя. Нитки шва у паха впивались в его тело, как рыбьи зубы. Когда, прихрамывая, он пересек проход между койками, чтобы рассмотреть фамилию на температурном листе, висевшем над кроватью Данбэра. Пол под ним покачивался, как плот у пляжа. Оказалось, что Данбэр прав: он был уже вовсе не Данбэр, а второй лейтенант Антони Фортиори.
— Что за чертовщина?
А. Фортиори встал с постели и сделал знак Йоссариану следовать за ним. Хватаясь за все, что попадалось на пути, Йоссариан захромал за ним по коридору. Они вошли в соседнюю палату, где лежал суетливый прыщавый молодой человек со скошенным подбородком. При их приближении суетливый молодой человек поспешно поднялся на локте. А. Фортиори ткнул большим пальцем через плечо и сказал:
— Сгинь, мразь!
Суетливый молодой человек спрыгнул с кровати и убежал. А. Фортиори залез в кровать и снова стал Данбэром.
— Это был А. Фортиори, — пояснил Данбэр. — В твоей палате не было пустых коек, так что мне пришлось надавить на него своим чином и заставить перебраться на мою койку. Давить чином — очень приятная штука. Тебе надо как-нибудь тоже попробовать. А впрочем, попробуй прямо сейчас, потому что, судя по твоему виду, ты вот-вот грохнешься на пол.
Йоссариан и вправду чувствовал, что вот-вот грохнется на пол. Он обернулся к соседу Данбэра, пожилому человеку с морщинистым лицом и впалыми щеками, ткнул пальцем через плечо и сказал:
— Сгинь, мразь!
Человек оцепенел от ярости и выпучил глаза.
— Он майор, — пояснил Данбэр. — Почему бы тебе не поставить перед собой более скромную цель и не попытаться стать на некоторое время уоррэнт-офицером Гомером Ламли? Кстати, в этом случае отец у тебя будет губернатором штата, а сестра — невестой чемпиона по лыжам. Скажи ему просто, что ты капитан.
Йоссариан повернулся к опешившему больному, на которого указал ему Данбэр.
— Я капитан. Сгинь, мразь! — сказал он, ткнув большим пальцем через плечо.
Опешивший больной, услышав команду Йоссариана, выпрыгнул из постели и убежал. Йоссариан влез на его кровать и стал уоррэнт-офицером Гомером Ламли, который страдал от приступов тошноты и внезапных приливов пота. Йоссариан проспал добрый час, после чего ему снова захотелось стать Йоссарианом. Оказалось, что иметь отца-губернатора и сестру — невесту чемпиона по лыжам не бог весть как интересно. Данбэр вернулся в палату Йоссариана, где выкинул из кровати А. Фортиори, предложив ему некоторое время снова побыть Данбэром. Здесь не было и следов уоррэнт-офицера Гомера Ламли. Зато появилась сестра Крэмер и в приступе ханжеского возмещения зашипела, как сырое полено в огне. Она приказала Йоссариану немедленно лечь в постель, но, поскольку она преградила ему дорогу, он не мог выполнить этого приказания. Ее хорошенькое личико выглядело, как никогда, противным. Сестра Крэмер была мягкосердечным, сентиментальным созданием. Она совершенно бескорыстно радовалась известиям о чужих свадьбах, помолвках, днях рождения, юбилеях, даже если была вовсе незнакома с людьми, о которых шла речь.
— Вы с ума сошли! — распекала она Йоссариана и Данбэра добродетельным тоном и негодующе махала пальцем перед носом Йоссариана. — Вам что, жизнь не дорога?
— Жизнь-то моя, — напомнил Йоссариан.
— Мне кажется, вы совершенно не боитесь потерять ногу!
— Так нога-то моя.
— Не только ваша, — возразила сестра Крэмер. — Эта нога принадлежит правительству Соединенных Штатов. Все равно как какой-нибудь тягач иди ночной горшок. Военное министерство вложило в вас массу денег, чтобы сделать из вас пилота, и вы не имеете права не слушаться врачей.
Йоссариан не был в восторге от того, что в него вкладывают деньги. Сестра Крэмер все еще стояла перед ним, так что он не мог пройти к постели. Голова у него раскалывалась. Сестра Крамер о чей-то его спросила, но он не понял вопроса. Он ткнул большим пальцем через плечо и сказал: «Сгинь, мразь!»
Сестра Крэмер влепила ему такую пощечину, что чуть не сбила его наземь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141