— Если уж кто-нибудь и заслуживает повышения, так это я.
И действительно, не успели его перевести писарем в штаб двадцать седьмой воздушной армии, как он перемахнул через несколько ступеней лестницы чинов и званий и превратился в экс-капрала. Потом уж за громогласные и нелестные замечания в адрес вышестоящих офицеров его разжаловали в рядовые. Звучный титул экс-капрала вскружил ему голову, он почувствовал себя еще увереннее и воспылал честолюбивым желанием добиться большего.
— Не хочешь ли приобрести у меня партию зажигалок? — спросил он Йоссариана. — Украдены прямо у квартирмейстера.
— А Милоу знает, что ты продаешь зажигалки?
— Его это теперь не волнует. Насколько я знаю, Милоу сейчас не занимается зажигалками.
— Очень даже занимается, — сказал Йоссариан. — Только его зажигалки не краденые.
— Ты так думаешь? — ответил Уинтергрин, презрительно хмыкнув. — Я продаю свою по доллару за штуку, а он — почем?
— Доллар и один цент.
Экс-рядовой первого класса Уинтергрин победоносно заржал.
— Во всем я затыкаю его за пояс, — злорадно заявил он. — Послушай-ка, а что там говорят насчет египетского хлопка, который он не знает, куда девать? Сколько он закупил его?
— Весь.
— Со всего белого света? — воскликнул Уинтергрин, хищно блеснув глазами. — Ну и кретин! Ты ведь был вместе с ним в Каире. Почему же ты его не отговорил?
— Я? — Йоссариан пожал плечами. — Я не имею на него никакого влияния. Во всем виноваты телетайпы, которые у них стоят в хороших ресторанах. Милоу прежде никогда не видел биржевого телетайпа. И вот, когда мы сидели в ресторане, поползла лента с сообщением о египетском хлопке. Милоу тут же попросил метрдотеля объяснить ему, что это такое. «Египетский хлопок? — улыбнулся Милоу. — Почем же продают египетский хлопок?» А потом взял да и купил весь урожай. А теперь не может продать ни клочка.
— Милоу не хватает смекалки. Я могу сбыть огромное количество хлопка на черном рынке.
— Милоу без тебя знает, какова ситуация на черном рынке. Там нет спроса на хлопок.
— Но там есть спрос на предметы медицинского снабжения. Можно накрутить на деревянную зубочистку клочок хлопка и продавать в розницу под видом стерильных тампонов. Он согласится продать мне хлопок, если я дам хорошую цену?
— Он не продаст тебе хлопок ни за какие деньги, — ответил Йоссариан. — Он на тебя здорово обижен за то, что ты пытаешься с ним конкурировать. И вообще он на всех обижен, в прошлую субботу всех прохватил понос, и теперь его столовую клянут на чем свет стоит. — Вдруг Йоссариан схватил Уинтергрина за руку: — Послушай, ты можешь нам помочь. Не подделаешь ли ты, на вашем штабном гектографе приказ об отмене налета на Болоныо?
Экс-рядовой первого класса Уинтергрин с презрением отодвинулся от Йоссариана.
— Мочь-то я могу, — пояснил он гордо, — но не стану. Даже не заикайся.
— Почему?
— Потому что бомбить — это ваша работа. Каждый обязан заниматься своим делом. Мое дело, если удастся, — с выгодой распродать зажигалки и скупить у Милоу часть хлопка. А ваше дело — бомбить склады с боеприпасами в Болонье.
— Но мне не хочется подохнуть над Болоньей, — взмолился Йоссарнан. — Нас всех там убьют.
— Значит, так тому я быть, — ответил Уинтергрин. — В таких вопросах надо быть фаталистом. Бери пример с меня. Если мне суждено с выгодой распродать зажигалки и купить у Милоу по дешевке египетский хлопок, значит, так тому и быть. А если тебе суждено быть убитым над Болоньей, значит, будешь убит. Так что давай лети себе и погибай, как полагается мужчине. Мне больно это говорить тебе, Йоссариан, но ты превращаешься в хронического нытика.
Клевинджер согласился с экс-рядовым первого класса Уинтергрином, что долг Йоссариана — погибнуть при налете на Болонью, и побагровел от возмущения, когда Йоссариан признался, что это он передвинул на карте линию фронта и, стало быть, вылет отменили из-за него.
— А почему, черт возьми, я не должен был этого делать? — огрызнулся Йоссариан. Чувствуя свою неправоту, он принялся ожесточенно спорить с Клевинджером.
— Ну а что же делать пехотинцам на материке? — спросил Клевинджер с такой же горячностью, как Йоссариан, — Выходит, они обязаны подставлять себя под огонь только потому, что ты не желаешь летать? Эти люди имеют полное право на поддержку с воздуха!
— Но не обязательно на мою поддержку. Им все равно, кто расколошматит склады боеприпасов.
Секунду Клевинджер сидел с таким видом, будто ему дали пощечину.
— Поздравляю! — воскликнул он с горечью и с такой силой поджал губы, что они молочно побелели. — Трудно придумать философию более приятную для противника, чем твоя.
— Противник, — возразил Йоссарнан, тщательно взвешивая каждое слово, — это всякий, кто желает тебе смерти, независимо от того, на чьей он стороне воюет. Стало быть, понятие «противник» включает в себя и полковника Кэткарта. И не забывай об этом: чем дольше будешь помнить, тем дольше проживешь.
Но Клевинджер забыл об этом и теперь был мертв. А в ту минуту Клевинджер был огорчен спором с Йоссарианом, и Йоссариан не осмелился признаться ему в том, что, помимо всего прочего, он, Йоссариан, повинен в повальном поносе, который повлек за собой еще одну, отнюдь не вызванную военными соображениями отсрочку налета на Болонью. Милоу, чрезвычайно удрученный тем, что кто-то еще раз отравил всю эскадрилью, примчался к Йоссариану просить помощи.
— Пожалуйста, узнай у капрала Снарка, не подбросил ли он хозяйственное мыло в картофельное пюре? — попросил он шепотом. — Капрал Снарк тебе верит и скажет правду, если ты пообещаешь не проболтаться. Как только что-нибудь у него выведаешь, тут же расскажи мне.
— Ну конечно, я подбросил в картофельное пюре хозяйственное мыло, — признался капрал Снарк Йоссариану. — Ты ведь сам меня просил. Для такого дела лучше хозяйственного мыла ничего не придумаешь.
— Он клянется богом, что ничего не знает, — вернувшись к Милоу, доложил Йоссариаи. Милоу скептически скривил губы:
— Данбэр говорит, что бога нет.
Надежды не оставалось. Через неделю каждый в эскадрилье стал походить на Заморыша Джо. Заморыш Джо не должен был лететь на Болонью и жутко вопил во сне. Джо был единственным в эскадрилье, кто в то время не страдал бессонницей. Всю ночь напролет люди, как немые привидения, бродили в потемках по дорожкам палаточного городка, попыхивая сигаретами. Днем они унылыми кучками толпились у карты, уставясь на линию фронта, или молча взирали на неподвижную фигуру доктора Дейники, сидевшего перед закрытой дверью санчасти пол страшной надписью. Они изощрялись в мрачных шутках на собственный счет и распускали чудовищные слухи об ужасах, ожидающих их на подступах к Болонье.
Однажды вечером в офицерском клубе пьяный Йоссариан бочком-бочком подобрался к подполковнику Корну и потехи ради объявил, что у немцев появились новые пушки Лепажа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
И действительно, не успели его перевести писарем в штаб двадцать седьмой воздушной армии, как он перемахнул через несколько ступеней лестницы чинов и званий и превратился в экс-капрала. Потом уж за громогласные и нелестные замечания в адрес вышестоящих офицеров его разжаловали в рядовые. Звучный титул экс-капрала вскружил ему голову, он почувствовал себя еще увереннее и воспылал честолюбивым желанием добиться большего.
— Не хочешь ли приобрести у меня партию зажигалок? — спросил он Йоссариана. — Украдены прямо у квартирмейстера.
— А Милоу знает, что ты продаешь зажигалки?
— Его это теперь не волнует. Насколько я знаю, Милоу сейчас не занимается зажигалками.
— Очень даже занимается, — сказал Йоссариан. — Только его зажигалки не краденые.
— Ты так думаешь? — ответил Уинтергрин, презрительно хмыкнув. — Я продаю свою по доллару за штуку, а он — почем?
— Доллар и один цент.
Экс-рядовой первого класса Уинтергрин победоносно заржал.
— Во всем я затыкаю его за пояс, — злорадно заявил он. — Послушай-ка, а что там говорят насчет египетского хлопка, который он не знает, куда девать? Сколько он закупил его?
— Весь.
— Со всего белого света? — воскликнул Уинтергрин, хищно блеснув глазами. — Ну и кретин! Ты ведь был вместе с ним в Каире. Почему же ты его не отговорил?
— Я? — Йоссариан пожал плечами. — Я не имею на него никакого влияния. Во всем виноваты телетайпы, которые у них стоят в хороших ресторанах. Милоу прежде никогда не видел биржевого телетайпа. И вот, когда мы сидели в ресторане, поползла лента с сообщением о египетском хлопке. Милоу тут же попросил метрдотеля объяснить ему, что это такое. «Египетский хлопок? — улыбнулся Милоу. — Почем же продают египетский хлопок?» А потом взял да и купил весь урожай. А теперь не может продать ни клочка.
— Милоу не хватает смекалки. Я могу сбыть огромное количество хлопка на черном рынке.
— Милоу без тебя знает, какова ситуация на черном рынке. Там нет спроса на хлопок.
— Но там есть спрос на предметы медицинского снабжения. Можно накрутить на деревянную зубочистку клочок хлопка и продавать в розницу под видом стерильных тампонов. Он согласится продать мне хлопок, если я дам хорошую цену?
— Он не продаст тебе хлопок ни за какие деньги, — ответил Йоссариан. — Он на тебя здорово обижен за то, что ты пытаешься с ним конкурировать. И вообще он на всех обижен, в прошлую субботу всех прохватил понос, и теперь его столовую клянут на чем свет стоит. — Вдруг Йоссариан схватил Уинтергрина за руку: — Послушай, ты можешь нам помочь. Не подделаешь ли ты, на вашем штабном гектографе приказ об отмене налета на Болоныо?
Экс-рядовой первого класса Уинтергрин с презрением отодвинулся от Йоссариана.
— Мочь-то я могу, — пояснил он гордо, — но не стану. Даже не заикайся.
— Почему?
— Потому что бомбить — это ваша работа. Каждый обязан заниматься своим делом. Мое дело, если удастся, — с выгодой распродать зажигалки и скупить у Милоу часть хлопка. А ваше дело — бомбить склады с боеприпасами в Болонье.
— Но мне не хочется подохнуть над Болоньей, — взмолился Йоссарнан. — Нас всех там убьют.
— Значит, так тому я быть, — ответил Уинтергрин. — В таких вопросах надо быть фаталистом. Бери пример с меня. Если мне суждено с выгодой распродать зажигалки и купить у Милоу по дешевке египетский хлопок, значит, так тому и быть. А если тебе суждено быть убитым над Болоньей, значит, будешь убит. Так что давай лети себе и погибай, как полагается мужчине. Мне больно это говорить тебе, Йоссариан, но ты превращаешься в хронического нытика.
Клевинджер согласился с экс-рядовым первого класса Уинтергрином, что долг Йоссариана — погибнуть при налете на Болонью, и побагровел от возмущения, когда Йоссариан признался, что это он передвинул на карте линию фронта и, стало быть, вылет отменили из-за него.
— А почему, черт возьми, я не должен был этого делать? — огрызнулся Йоссариан. Чувствуя свою неправоту, он принялся ожесточенно спорить с Клевинджером.
— Ну а что же делать пехотинцам на материке? — спросил Клевинджер с такой же горячностью, как Йоссариан, — Выходит, они обязаны подставлять себя под огонь только потому, что ты не желаешь летать? Эти люди имеют полное право на поддержку с воздуха!
— Но не обязательно на мою поддержку. Им все равно, кто расколошматит склады боеприпасов.
Секунду Клевинджер сидел с таким видом, будто ему дали пощечину.
— Поздравляю! — воскликнул он с горечью и с такой силой поджал губы, что они молочно побелели. — Трудно придумать философию более приятную для противника, чем твоя.
— Противник, — возразил Йоссарнан, тщательно взвешивая каждое слово, — это всякий, кто желает тебе смерти, независимо от того, на чьей он стороне воюет. Стало быть, понятие «противник» включает в себя и полковника Кэткарта. И не забывай об этом: чем дольше будешь помнить, тем дольше проживешь.
Но Клевинджер забыл об этом и теперь был мертв. А в ту минуту Клевинджер был огорчен спором с Йоссарианом, и Йоссариан не осмелился признаться ему в том, что, помимо всего прочего, он, Йоссариан, повинен в повальном поносе, который повлек за собой еще одну, отнюдь не вызванную военными соображениями отсрочку налета на Болонью. Милоу, чрезвычайно удрученный тем, что кто-то еще раз отравил всю эскадрилью, примчался к Йоссариану просить помощи.
— Пожалуйста, узнай у капрала Снарка, не подбросил ли он хозяйственное мыло в картофельное пюре? — попросил он шепотом. — Капрал Снарк тебе верит и скажет правду, если ты пообещаешь не проболтаться. Как только что-нибудь у него выведаешь, тут же расскажи мне.
— Ну конечно, я подбросил в картофельное пюре хозяйственное мыло, — признался капрал Снарк Йоссариану. — Ты ведь сам меня просил. Для такого дела лучше хозяйственного мыла ничего не придумаешь.
— Он клянется богом, что ничего не знает, — вернувшись к Милоу, доложил Йоссариаи. Милоу скептически скривил губы:
— Данбэр говорит, что бога нет.
Надежды не оставалось. Через неделю каждый в эскадрилье стал походить на Заморыша Джо. Заморыш Джо не должен был лететь на Болонью и жутко вопил во сне. Джо был единственным в эскадрилье, кто в то время не страдал бессонницей. Всю ночь напролет люди, как немые привидения, бродили в потемках по дорожкам палаточного городка, попыхивая сигаретами. Днем они унылыми кучками толпились у карты, уставясь на линию фронта, или молча взирали на неподвижную фигуру доктора Дейники, сидевшего перед закрытой дверью санчасти пол страшной надписью. Они изощрялись в мрачных шутках на собственный счет и распускали чудовищные слухи об ужасах, ожидающих их на подступах к Болонье.
Однажды вечером в офицерском клубе пьяный Йоссариан бочком-бочком подобрался к подполковнику Корну и потехи ради объявил, что у немцев появились новые пушки Лепажа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141