- Сесть им на хвост.
- Точно.
- В кафельных коридорах не больно-то на хвосте посидишь.
- Можно обыскать их комнаты, - неуверенно сказал он, - когда
их там не будет.
Чем практичнее становились их предложения, тем тише они
говорили.
- А если нас застукают?
Он не знал, что тогда может случиться, - на этот счет у него
никакого опыта не было. Вряд ли шпионы отделываются взбучкой
или тем, что их пораньше отправляют в постель, - во всяком
случае не там, где стреляют из пистолетов. Как и Джуди, он
понимал, что глупо двенадцатилетним детям пытаться сорвать
осуществление огромного заговора.
И все-таки он знал, что они правы.
Прежде всего, они попали в положение, которое в определенном
смысле диктовало им образ действий. А с другой стороны, Никки
испытывал уверенность, что он, если подопрет, сможет надуть
кого угодно. Дети, когда они дают себе труд позабыть, в чем,
собственно, состоит правда, лгут с большим мастерством. И кроме
того, он сознавал свое превосходство перед взрослыми по части
находчивости, как и то, что детям обычно грозит меньшая
опасность, чем взрослым. Удобно, когда тебя принимают за
незрелого простофилю (хоть Никки и не понимал, что к нему
именно так и относятся), особенно если ты намерен податься в
шпионы.
Поведение детей становилось все более разумным, - не глядя
друг на друга, они переговаривались почти беззвучно:
- Здесь могут быть подслушивающие устройства.
- В любой комнате могут быть.
- Прежде всего, нам нужно разобраться в людях.
- Придется обшарить весь остров.
- Читать все, что удастся найти.
- Спрашивать.
- Думать.
Он прилег на кровать, прижал губы к ее уху и выдохнул, так,
словно делился чем-то сокровенным с собственной душой:
- Только не стоит начинать прямо с Хозяина. Начать надо с
когонибудь, кто попроще.
Она начала поворачиваться - украдкой, словно за ними
следили, и поворачивалась, пока не уткнулась ртом в его ухо.
- Давай начнем с Пинки.
- Почему?
- Мне кажется, он добрый.
- А как?
- Просто подружимся с ним.
Вытянувшись в постели, Никки ощущал покой и блаженство
оттого, что сестра снова вернулась к нему. И только совсем
перед тем, как сон одолел его, в мозгу мелькнула неприятная
мысль. А что если Хозяин сумеет опять все повернуть
по-прежнему, - едва только снова пошлет за ней?
Глава девятая. Доктор
- Что толку разговаривать с Пинки, когда он немой?
- Может, он писать умеет?
- Фью-ю!
Выяснилось, однако, что у негра просто шариков в голове не
хватает.
Он замечательно разбирался в сложных механизмах, и был,
возможно, одним из лучших в мире часовщиков, почему его и
держали на Роколле, но, похоже, никаких представлений, более
сложных, чем те, что присущи ребенку, у него не имелось. Джуди
оказалась права, он действительно был добрым человеком.
- Пинки, куда подевался твой язык?
Пинки красивым наклонным почерком, какой можно увидеть в
старинных прописях, написал на грифельной доске: "Пропал".
Детям как-то не захотелось спрашивать, кто к этой пропаже
причастен.
- А с чем это ты возишься?
Он с гордостью показал им маленькие выпуклые локаторы, но,
как выяснилось, и понятия не имел, для чего они предназначены.
- А майор авиации Фринтон - он кто?
Некая боязнь мешала им задавать более существенные вопросы.
Пинки написал: "Хороший".
Джуди внезапно спросила:
- Кто украл Шутьку?
Об этом он знал, потому что похитителю приходилось
обращаться на кухню за едой для собаки. Повизгивающим мелком он
написал: "Доктор".
И словно вызванный заклинанием, явился Доктор.
- Ага! - сказал он, первым делом бросив взгляд на доску. -
Упомяни в разговоре ангела и ты услышишь, шелест его крыл! С
добрым утром, с добрым утром, с добрым утром. А почему это наши
детективы произносят имя целителя всуе? Нет-нет, не надо
отвечать. Это лишь шутка, уверяю вас. Ни малейшего осуждения.
Друзья Трясуна Мак-Турка имеют полное право обсуждать его
сколько душе угодно, в сущности - это честь для него, к которой
он относится более чем чувствительно - или чувственно, как
правильнее сказать? Но могу ли я осведомиться, в чем состоял
ваш столь лестный для меня вопрос?
Никки, ничтоже сумняшеся, ответил:
- Мы спрашивали, зачем вы украли Шутьку.
Доктор расстроился. Доктор был оскорблен в лучших чувствах.
Доктор поразмыслил, чем бы ему избыть свое горе, и простер к
детям руки.
- Дорогие мои, я должен вам все объяснить. Нам необходимо
держаться друг за друга. Недопонимание между друзьями - это
ужасно.
- Так зачем же?
- Нынче такой погожий денек, - ответил Доктор. - Не
подставить ли нам тела наши Господнему солнышку, чтобы там, на
приволье, закрыть этот сложный вопрос?
Денек оказался отнюдь не погожим. Из дверей ангара они
ступили в плотный туман, оставлявший впечатление жемчужин,
растворенных в снятом молоке. Сгустки тумана цеплялись за
гранитные выступы. Туман был настолько плотен, что даже вел
себя наподобие какого-то твердого тела, возвращая им эхо их
голосов, и заставляя шаги их звучать, словно в гулкой комнате
или пещере. Даже поступь босых детских ног отзывалась в этом
тумане. Птицы, сидевшие наверху по краю, не вспорхнули, когда
растворились двери. Они не могли себе этого позволить. Им
приходилось сидеть, где сидится, бесхитростно покорствуя
стихии. Когда исчезает надежда, исчезает и страх, а у птиц не
было сегодня надежды, что им удастся взлететь.
- Чего ради мы сюда вылезли? Мы же промокнем насквозь.
- Скорее уж свалимся.
- Держи Шутьку.
- Шутька! Шутька! Иди сюда, глупая! Упадешь!
- Терпеть не могу, когда Шутька гуляет вдоль обрыва, -
сказала Джуди. - Я знаю, считается, что собака не способна
споткнуться и все такое, но разве можно быть в этом уверенной?
Кроме того, она от рождения идиотка, правда, лапушка моя?
- Хорошаясобачея, - сказал Доктор. - Бедная собачея.
И тем обрек себя в глазах детей на вечное проклятие. Ибо
никто не вправе называть собак "собачеями".
- Ну, так как же?
- Как весьма основательно заметила твоя сестренка, нам,
может быть, лучше вернуться вовнутрь, пока мы не вымокли
окончательно.
Войдя в ангар, Доктор в нерешительности остановился, не
зная, куда повести детей. Он хотел выйти с ними наружу, потому
что, как и они, боялся микрофонов. Трансляционная система
относилась к числу тех тайн, в которые его не посвящали. А
поговорить было нужно.
- Может быть, ко мне, в операционную?
Это помещение было оборудовано победнее, чем те, в которых
располагалась техника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56