Вадим остановил его на лестнице:
— Слушай-ка: а себя, интересно, ты считаешь специалистом в вопросах любви и лирики?
Палавин секунду с недоумением смотрел на Вадима. Медленно вытер бледное лицо платком и сказал резко:
— Это обструкция — да, да! Нарочно подстроено. И Сырых нарочно пригласил рабочих.
— Позволь, ты же сам их благодарил.
— Это обструкция! — повторил Палавин. — Я не слепой. Ну хорошо, увидим.
Он ушел, крепко зажав под мышкой свою толстую кожаную папку.
На Вадима набросилась Лена:
— Как вам не стыдно! Вы нарочно подстроили, позвали этих слесарей. Зачем? Как не стыдно!
— Что ты повторяешь глупости! — сказал Спартак, подойдя к ним. — Подумай, что ты говоришь!
— Я тоже не слепая! Как нечестно, не по-товарищески! — восклицала Лена гневным, дрожащим голосом. Вадим никогда не видел ее в таком волнении, она чуть не плакала. — Вы же буквально убили его! Он же не Лев Толстой, не Эренбург…
Альбина Трофимовна сочувственно кивала:
— Прямо коршуны, коршуны… Нельзя так, мальчики! Конечно, у автора есть недостатки, талант молодой, начинающий — не правда ли? Надо это учитывать.
— Мама, пойдем! Это же так задумано…
К Вадиму незаметно подошла Оля, взяла его сзади за локоть и сказала тихо:
— А мне жалко.
— Кого жалко? — спросил Вадим, обернувшись к ней. — Нечего его жалеть. Взялся не за свое дело, его и раскритиковали. И правильно! Нечего тут…
— Да мне Лену жалко, а не этого — тетерева. Как она, бедная, волновалась все время! Даже записывала что-то, наверно, хотела выступать, а потом разорвала…
— Возможно. Я не видел.
— Наверно, очень любит его, да? Бедная девочка…
Было еще не так поздно, и в зале начались танцы, Кто-то заиграл на рояле, музыку заглушил треск раздвигаемых стульев. Вадим танцевать не собирался, но в зал вошел.
На рояле играл Леша. Студенты и гости — все перемешались, танцевали друг с другом. Кто-то из девушек запел песню, ее басом подхватил Лагоденко. Становилось беспорядочно, шумно и по-обычному, по-субботнему весело…
Яркая большая афиша палавинского вечера болталась на одном гвозде. Потом кто-то из танцующих задел ее, она свалилась на пол, и еще кто-то мимоходом отбросил ее под рояль.
25
В марте институт одержал наконец трудную победу над «Химснабом». Нижний этаж здания освободился, и там был организован «малый» спортивный зал — в дополнение к старому «большому» институтскому спортзалу. Этот «малый» зал целиком был отдан волейболистам и потому стал называться «волейбольным». Тренер по волейболу Василий Адамович Кульбицкий расхаживал с таким видом, словно он получил повышение и стал деканом или по меньшей мере завкафедрой.
Волейбольная секция начала регулярные тренировки — близился второй тур межвузовских соревнований. В первом туре, который закончился в ноябре, мужская команда института заняла второе место. Победителем был химический институт.
Лучшим игроком института и кумиром институтских болельщиков считался Сергей Палавин. Он играл в команде первым нападающим — «четвертым номером». Вадим тоже был неплохой волейболист. Он играл «третьим» — накидывал Палавину на гас. Остальные четыре игрока сборной были с других факультетов.
После своего неудачного литературного дебюта Палавин целую неделю не приходил в институт. Ему звонили, оказалось — простужен, сидит дома с температурой. Явился он как раз во вторник, в день занятия волейбольной секции, но в тренировке участвовать отказался, сославшись на слабость после болезни. На его место тренировали Рашида, который начал играть в волейбол недавно, но благодаря своему росту, силе и природной ловкости быстро добился успехов.
Волейбол утомляет, как не многие из спортивных игр. После долгого перерыва Вадим это сразу почувствовал. Окончив тренировку, он сел на скамью обессиленный, потный, с неразгибающейся спиной. В дверь просунулась вдруг кудрявая голова Спартака.
— Белов здесь? Выйди-ка на минуту!
Вадим оделся, уложил спортивные штаны и тапки в чемоданчик и вышел в коридор. Спартак ждал его, прислонившись плечом к стене, и что-то торопливо дописывал в блокноте.
— Ага! Такое дело, Дима. На днях я отчитываюсь перед райкомом. Вот тут я набросал кое-что о нашей работе на заводе, ты посмотри, — он дал Вадиму блокнот. — Теперь следующее: у нас сегодня собрание НСО, оперативное. Намечаем кандидатуру для поездки в Ленинград на научную конференцию.
— И кого ж ты предполагаешь?
— А это мы решим. Да, вот что! — Спартак вынул из кармана свернутый в трубочку журнал, еще пахнущий краской. — Это мне Сергей сегодня принес. Посмотри на двадцатой странице.
Вадим взял журнал — это была «Смена», открыл двадцатую страницу и увидел статью Палавина: «Тургенев-драматург». Она была сильно сокращена, занимала меньше двух страниц. В подзаголовке говорилось о том, что эта статья является выдержкой из работы студента такого-то института, члена научного студенческого общества.
— Значит, что — Палавин намечается? — спросил Вадим, закрывая журнал. Он скатал его в трубку и стал скручивать все туже.
— Не знаю, подумаем. Дай журнал, сомнешь… А почему бы не Палавин? Он кончает сейчас работу о Чернышевском, говорит, через два дня принесет. Чего ты хмуришься? Вы с ним в ссоре, что ли? Не из-за этой ли…
— Да нет!
— Конечно, — кивнул Спартак. — Я в это не верил, чепуха.
— Я хотел поговорить с тобой о нем, — сказал Вадим.
— Знаю! Насчет вечера?
— Что насчет вечера?
— Да вот меня спрашивают: почему это мы допустили его читать слабую повесть? И гостей, дескать, назвали. Надо было, мол, членам бюро сперва ознакомиться.
— А действительно, почему?
— А очень просто почему. — Спартак серьезно посмотрел на Вадима и взял его за плечо. — Мы читали повесть. Вернее — я читал. И я видел, что вещь слабая, будут ее критиковать. С идейной стороны в ней пороков никаких нет, задумана она правильно, тема самая злободневная — взята из газет. Ведь так? И этот паренек заводской назвал ее «вредной», конечно, напрасно. Что там вредного? Просто написана слабо, нехудожественно, потому и кажется, что она искажает жизнь. Понимаешь? Слабо написана, серовато-с.
— Ну правильно.
— Вот. И гостей никаких мы особенно не звали. Заводские ребята из литературного кружка теперь уже гостями у нас не считаются. А обсудить повесть надо было. Для того чтобы продрать уважаемого Сережу с песочком. Полезно ему это. Видишь ли, он что-то последнее время занесся — да, да! На самом деле решил, что он, понимаешь ли, пуп, как говорится, земли…
Вадим иронически усмехнулся, но промолчал.
— Да, да! — продолжал Спартак воодушевляясь. — Ты этого, может быть, не замечаешь, а я вижу! Я заметил, да и не только я. А головокружение от успехов, как и всякое головокружение, лечится знаешь как?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115