— Андрей шумно задышал, раздувая огонь. — Не разгорается, вот пропасть… Потому что Сережка не поехал, нет?
— Это возможно.
— Ну, ясно. Дай-ка еще раз спички.
Вадим протянул ему спички и спросил неожиданно:
— Андрей, ты любил кого-нибудь?
— Любил.
— Кого? — спросил Вадим машинально, думая о своем, и только потом удивился ответу Андрея.
— Одну девушку… Она на заводе со мной работала, — Андрей почти всунул голову в печку, и голос его прозвучал придушенно.
— Ну, а теперь? Это же давно было.
— А я и теперь люблю ее.
— И встречаешься?
— Нет. Четыре года не видал.
Он снова принялся раздувать огонь. Глядя на его мощную, обтянутую фуфайкой спину, под которой тяжело двигались бугры лопаток, Вадим спросил с удивлением:
— Так долго?
— Она уехала в Ленинград… Вот пропасть, все дрова сырые, — пробормотал Андрей, ползая на корточках по железному листу и упорно не поворачивая к Вадиму лица. — Подсушить бы вчера…
— А как ее зовут? — спросил Вадим уже заинтересованно.
— Зовут ее Га-ли-на, — сказал Андрей громче и с нарочитым спокойствием, но голос его дрогнул. Очевидно, он первый раз и неожиданно для себя заговорил на эту тему и пытался скрыть волнение.
В печке вдруг вспыхнул огонь, и дрова слабо затрещали. Потянуло сладким сыроватым дымком. Андрей сунул в печку бумагу, плотно прикрыл дверцу. Дрова быстро разгорались, в трубе загудело. Андрей открыл дверцу и встал.
— И ты что же, счастлив? — спросил Вадим.
Андрей повернулся к нему; лицо его осветилось розовым блеском пламени.
— Счастлив, — сказал он, кивнув. — Она приедет весной, письмо прислала. Ей теперь уже двадцать два. — Он стоял, прислонившись к стене, и улыбался, глядя на Вадима. — Ты удивляешься? Вот так получилось… Она работала штамповщицей в заготовительном цехе. А теперь кончает медицинский.
— Почему удивляюсь? Я рад за тебя, — сказал Вадим.
— И этого никто не знает. Даже Елка.
— Я рад за тебя, — повторил Вадим тише. Он на самом деле был рад за Андрея, но ему стало грустно. Подсев к печке, он смотрел в огонь. Вовсю бушевали яркие языки пламени, сплетаясь и раскидываясь, вздуваясь пылающим огненным пузырем. Как внезапно и яростно рождение огня! Минуту назад еще тлела сырая кора и было холодно и темно в этой квадратной дыре, и вот — жадное огнедышащее кипенье, свирепая пляска, гуденье, треск, извергающийся Везувий… И как легко погасить этот маленький Везувий, раскидать, затоптать, залить. Одно ведро воды — и пламя зачахнет, и через минуту вновь будет холодно и темно…
— А ты, Вадим… любишь кого-нибудь? — услышал он негромкий голос Андрея.
У него заслезились глаза, лицо горело. Он прикрыл дверцу и выпрямился.
— Было, Андрюша, — сказал он, усмехнувшись, — было, да сплыло!
— Как же так?
— Да так вот. Ведро холодной воды…
Он взглянул на недоумевающего Андрея и рассмеялся.
— Давно это было, Андрюша, — сказал он, потягиваясь и зевая без надобности. — И после первого ведра были еще другие, и еще холоднее. В общем-то я сам, наверное, был виноват. А теперь все ветром размело, весь этот сор… Пойдем-ка лучше в сад!
В саду они встретили Олю. Она возвращалась с круга, оживленная, улыбающаяся, размахивая сумкой с покупками. Узнав, что приехал один Вадим, Оля заметно огорчилась.
— Ну вот! — сказала она недовольно. — А я думала, что ваша знаменитая Лена Медовская приедет. Даже полы все вымыла.
— Вадим, кстати, и не заметил этого, — сказал Андрей.
— Конечно, вы ничего не замечаете! А Лена Медовская заметила бы, потому что она женщина. Держи! — Она протянула Андрею сумку. — Смотри, какую тяжесть тащила. Догадался бы встретить. Печку хоть растопил?
— Растопил, растопил, товарищ начальник!
Зайдя в дом, Оля позвала Вадима в столовую смотреть какие-то цветы. Цветов было много, они стояли в разнообразных горшках на подоконнике, на шкафу, на столе, а некоторые даже были подвешены на веревочках к потолку.
— Андрей вам, конечно, ничего не показал, да? А вы любите цветы? Мой брат такой сухарь, он к ним совершенно равнодушен. И еще гордится этим, — говорила она оживленно. — Это вот традесканция — видите, висячая? Вот циперус, он растет страшно быстро. А это восковое дерево, над которым мой брат издевается.
— Как издевается?
— Курит. А оно не выносит табака. Он не курил в этой комнате, не видели?
— Нет, мы и не заходили сюда.
— Елка! Что это ты купила? — крикнул Андрей из соседней комнаты. — Какое-то вино.
— Да, вино. Ну и что?
— Зачем это? — Андрей вошел, удивленно вертя в руках бутылку.
— Как зачем! — сказала Оля, покраснев. — Для твоих же гостей. Только я не знаю, что это — вермут. Я просила не очень дорогое.
— А деньги у тебя откуда?
— Стипендию получила. И вообще это мое дело — откуда, откуда! И тебя не касается. А если тебе не нравится, я его сама выпью! — Оля сердито вырвала у Андрея бутылку и поставила в шкаф. — Мы с Вадимом выпьем. И с папой.
Рассказав обо всех цветах, Оля подвела Вадима к небольшому горшку, стоявшему на отдельном столике. Из горшка торчал отросток величиной с полмизинца. По торжественному Олиному лицу Вадим понял, что это, очевидно, самый поразительный экземпляр коллекции.
— Угадайте, что это такое? — спросила она с явным удовольствием.
Вадим сказал, что с его ботаническими познаниями гадать об этом было бы бесцельно.
— А вы наклонитесь и понюхайте.
Вадим послушно наклонился и понюхал. Несмотря на все старания, он не почувствовал ничего, кроме запаха сырой земли.
— Ну? — нетерпеливо спросила Оля.
— Хорошо пахнет, — сказал Вадим осторожно. — Вроде какого-то цветка…
— Цветка? Это же лимон! Лимоном пахнет! — воскликнула Оля. — У вас, наверное, насморк. Через пятнадцать лет из этого черенка будет настоящее лимонное дерево!
— Вот тогда, Дима, и понюхаешь, — сказал Андрей. — К тому времени, я думаю, у тебя насморк пройдет. Между прочим, и у меня насморк, и у отца насморк…
Оля посмотрела на брата с сожалением и вздохнула.
— Ладно, Андрюша. Лимонов ты не получишь, это решено. Ну — давайте обедать?
После обеда отдохнули полчаса и решили идти на лыжах. Вадим вышел в сад. Андрей принес две пары лыж, и, пока Оля переодевалась в доме, они походили по саду. Лыжи были хорошие, обхоженные, с металлическими креплениями. Вадим круто поворачивался, прыгал и перекидывал лыжи, с удовольствием чувствуя, как прочно зажаты креплениями ботинки.
Оля выбежала в большой мужской шапке из пыжика, синих лыжных штанах и сером свитере. Она стояла, гибко согнувшись в поясе, и прикручивала крепления. И когда она разогнулась, Вадим вдруг заметил, как стройно, упруго обтянуто ее тело свитером.
— Ну, скоро? Елка! — с нетерпением покрикивал Андрей, разъезжая по дорожке перед домом.
— Я готова, — сказала она, надевая варежки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
— Это возможно.
— Ну, ясно. Дай-ка еще раз спички.
Вадим протянул ему спички и спросил неожиданно:
— Андрей, ты любил кого-нибудь?
— Любил.
— Кого? — спросил Вадим машинально, думая о своем, и только потом удивился ответу Андрея.
— Одну девушку… Она на заводе со мной работала, — Андрей почти всунул голову в печку, и голос его прозвучал придушенно.
— Ну, а теперь? Это же давно было.
— А я и теперь люблю ее.
— И встречаешься?
— Нет. Четыре года не видал.
Он снова принялся раздувать огонь. Глядя на его мощную, обтянутую фуфайкой спину, под которой тяжело двигались бугры лопаток, Вадим спросил с удивлением:
— Так долго?
— Она уехала в Ленинград… Вот пропасть, все дрова сырые, — пробормотал Андрей, ползая на корточках по железному листу и упорно не поворачивая к Вадиму лица. — Подсушить бы вчера…
— А как ее зовут? — спросил Вадим уже заинтересованно.
— Зовут ее Га-ли-на, — сказал Андрей громче и с нарочитым спокойствием, но голос его дрогнул. Очевидно, он первый раз и неожиданно для себя заговорил на эту тему и пытался скрыть волнение.
В печке вдруг вспыхнул огонь, и дрова слабо затрещали. Потянуло сладким сыроватым дымком. Андрей сунул в печку бумагу, плотно прикрыл дверцу. Дрова быстро разгорались, в трубе загудело. Андрей открыл дверцу и встал.
— И ты что же, счастлив? — спросил Вадим.
Андрей повернулся к нему; лицо его осветилось розовым блеском пламени.
— Счастлив, — сказал он, кивнув. — Она приедет весной, письмо прислала. Ей теперь уже двадцать два. — Он стоял, прислонившись к стене, и улыбался, глядя на Вадима. — Ты удивляешься? Вот так получилось… Она работала штамповщицей в заготовительном цехе. А теперь кончает медицинский.
— Почему удивляюсь? Я рад за тебя, — сказал Вадим.
— И этого никто не знает. Даже Елка.
— Я рад за тебя, — повторил Вадим тише. Он на самом деле был рад за Андрея, но ему стало грустно. Подсев к печке, он смотрел в огонь. Вовсю бушевали яркие языки пламени, сплетаясь и раскидываясь, вздуваясь пылающим огненным пузырем. Как внезапно и яростно рождение огня! Минуту назад еще тлела сырая кора и было холодно и темно в этой квадратной дыре, и вот — жадное огнедышащее кипенье, свирепая пляска, гуденье, треск, извергающийся Везувий… И как легко погасить этот маленький Везувий, раскидать, затоптать, залить. Одно ведро воды — и пламя зачахнет, и через минуту вновь будет холодно и темно…
— А ты, Вадим… любишь кого-нибудь? — услышал он негромкий голос Андрея.
У него заслезились глаза, лицо горело. Он прикрыл дверцу и выпрямился.
— Было, Андрюша, — сказал он, усмехнувшись, — было, да сплыло!
— Как же так?
— Да так вот. Ведро холодной воды…
Он взглянул на недоумевающего Андрея и рассмеялся.
— Давно это было, Андрюша, — сказал он, потягиваясь и зевая без надобности. — И после первого ведра были еще другие, и еще холоднее. В общем-то я сам, наверное, был виноват. А теперь все ветром размело, весь этот сор… Пойдем-ка лучше в сад!
В саду они встретили Олю. Она возвращалась с круга, оживленная, улыбающаяся, размахивая сумкой с покупками. Узнав, что приехал один Вадим, Оля заметно огорчилась.
— Ну вот! — сказала она недовольно. — А я думала, что ваша знаменитая Лена Медовская приедет. Даже полы все вымыла.
— Вадим, кстати, и не заметил этого, — сказал Андрей.
— Конечно, вы ничего не замечаете! А Лена Медовская заметила бы, потому что она женщина. Держи! — Она протянула Андрею сумку. — Смотри, какую тяжесть тащила. Догадался бы встретить. Печку хоть растопил?
— Растопил, растопил, товарищ начальник!
Зайдя в дом, Оля позвала Вадима в столовую смотреть какие-то цветы. Цветов было много, они стояли в разнообразных горшках на подоконнике, на шкафу, на столе, а некоторые даже были подвешены на веревочках к потолку.
— Андрей вам, конечно, ничего не показал, да? А вы любите цветы? Мой брат такой сухарь, он к ним совершенно равнодушен. И еще гордится этим, — говорила она оживленно. — Это вот традесканция — видите, висячая? Вот циперус, он растет страшно быстро. А это восковое дерево, над которым мой брат издевается.
— Как издевается?
— Курит. А оно не выносит табака. Он не курил в этой комнате, не видели?
— Нет, мы и не заходили сюда.
— Елка! Что это ты купила? — крикнул Андрей из соседней комнаты. — Какое-то вино.
— Да, вино. Ну и что?
— Зачем это? — Андрей вошел, удивленно вертя в руках бутылку.
— Как зачем! — сказала Оля, покраснев. — Для твоих же гостей. Только я не знаю, что это — вермут. Я просила не очень дорогое.
— А деньги у тебя откуда?
— Стипендию получила. И вообще это мое дело — откуда, откуда! И тебя не касается. А если тебе не нравится, я его сама выпью! — Оля сердито вырвала у Андрея бутылку и поставила в шкаф. — Мы с Вадимом выпьем. И с папой.
Рассказав обо всех цветах, Оля подвела Вадима к небольшому горшку, стоявшему на отдельном столике. Из горшка торчал отросток величиной с полмизинца. По торжественному Олиному лицу Вадим понял, что это, очевидно, самый поразительный экземпляр коллекции.
— Угадайте, что это такое? — спросила она с явным удовольствием.
Вадим сказал, что с его ботаническими познаниями гадать об этом было бы бесцельно.
— А вы наклонитесь и понюхайте.
Вадим послушно наклонился и понюхал. Несмотря на все старания, он не почувствовал ничего, кроме запаха сырой земли.
— Ну? — нетерпеливо спросила Оля.
— Хорошо пахнет, — сказал Вадим осторожно. — Вроде какого-то цветка…
— Цветка? Это же лимон! Лимоном пахнет! — воскликнула Оля. — У вас, наверное, насморк. Через пятнадцать лет из этого черенка будет настоящее лимонное дерево!
— Вот тогда, Дима, и понюхаешь, — сказал Андрей. — К тому времени, я думаю, у тебя насморк пройдет. Между прочим, и у меня насморк, и у отца насморк…
Оля посмотрела на брата с сожалением и вздохнула.
— Ладно, Андрюша. Лимонов ты не получишь, это решено. Ну — давайте обедать?
После обеда отдохнули полчаса и решили идти на лыжах. Вадим вышел в сад. Андрей принес две пары лыж, и, пока Оля переодевалась в доме, они походили по саду. Лыжи были хорошие, обхоженные, с металлическими креплениями. Вадим круто поворачивался, прыгал и перекидывал лыжи, с удовольствием чувствуя, как прочно зажаты креплениями ботинки.
Оля выбежала в большой мужской шапке из пыжика, синих лыжных штанах и сером свитере. Она стояла, гибко согнувшись в поясе, и прикручивала крепления. И когда она разогнулась, Вадим вдруг заметил, как стройно, упруго обтянуто ее тело свитером.
— Ну, скоро? Елка! — с нетерпением покрикивал Андрей, разъезжая по дорожке перед домом.
— Я готова, — сказала она, надевая варежки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115