На уроке Лена держалась очень непринужденно, всех учеников знала по фамилиям, а многих по именам. И урок свой она провела умело: новый материал подала так понятно, коротко, что у нее осталось четверть часа на «закрепление» — а это удавалось немногим. Глядя на нее издали, слушая ее звонкий, спокойный голос, Вадим неожиданно подумал: а ведь она может при желании стать неплохим педагогом! И Вадиму пришло вдруг в голову, что и красота Лены и ее способность внушать людям любовь — то, что казалось ему прежде счастливым, но бесполезным даром, — может приобрести теперь, в ее педагогической работе, совсем новый, неожиданный смысл…
После урока Вадим остался в классе, чтобы внимательно рассмотреть классную стенгазету. Она была оформлена замечательно, со множеством акварельных рисунков и карикатур, сделанных искусной и трудолюбивой рукой.
— А кто ж у вас такой превосходный художник? — спросил Вадим у мальчиков.
— У нас Саша!
— Иди сюда, Саш!
— Да где он?
Бросились искать Сашу и через минуту приволокли из зала упирающегося и покрасневшего от смущения мальчика, в зеленой курточке и коротких штанах с пуговицами под коленями.
— Это ты художник? — спросил Вадим, и вдруг он узнал мальчика: — Саша Палавин!
— Он у нас такой скромница! Ему бы в девчонской школе учиться! — крикнул чей-то веселый голос.
— Здравствуйте, — сказал Саша тихо.
— Вот это встреча! — изумленно воскликнул Вадим. — Почему ж я тебя на уроке не видел?
— А я на «Камчатке» сижу…
— Но ведь ты меня видел?
Саша кивнул.
— Ты очень хорошо рисуешь. Пойдем-ка… — Вадим взял Сашу за локоть. — Я хочу с тобой поговорить.
Они прошли через зал и остановились на пустой лестнице.
— Вот это встреча! — повторил Вадим улыбаясь. — Расскажи-ка мне, что делает Сережа.
— Сережа? — переспросил Саша, неуверенно подняв на Вадима глаза. — Он пишет, все время пишет… И курит.
— Курит?
— Да.
— Много курит?
— Ага. Очень много. — Помолчав, Саша добавил: — Он теперь опять папиросы курит, а трубку забросил.
— Та-ак. Ну, а что он еще делает?
— Еще?.. Еще он читает, иногда мне задачи помогает решать. Потом на диване лежит, просто так.
— И никуда не ходит?
— Не знаю. Он хочет уехать насовсем.
— Да?
— Да. А мы с мамой не хотим…
— Правильно. Вот что, Саша, — Вадим положил руку на Сашино плечо и очень серьезно и доверительно спросил: — А если я зайду к вам? Как на твой взгляд — можно это, ничего?
Саша, вдруг смутившись, отвел глаза в сторону.
— Не знаю, вообще-то…
— Почему не знаешь?
— Да нет… Например, сегодня мама сказала, чтоб ни одной вашей ноги не было. А Сережка стал кричать на нее, и они поссорились. Потом я в школу пошел…
Саша хотел еще что-то сказать, но тут зазвенел звонок, означавший конец перемены.
— Подожди минутку. Значит, Ирина Викторовна на меня сердита?
— Она очень нервная, — подумав, сказал Саша. — Она на меня тоже накричит, накричит, а потом забудет. Сережа говорит — с ней надо мириться, как с репродуктором, который у соседей. До свиданья!
И Саша на цыпочках, но очень быстро побежал по залу.
Когда возвращались из школы, Лена подошла к Вадиму на улице.
— Мне нужно поговорить с тобой, — сказала она, не глядя на него.
— Пожалуйста. Сейчас?
— Сейчас. А что, ты занят? У тебя неприемные часы? — После долгого перерыва они впервые взглянули друг другу в глаза. Глаза Лены смотрели насмешливо и с откровенной враждебностью.
— Пожалуйста… Когда хочешь… — пробормотал Вадим.
— Я хочу поговорить о Сергее, поэтому…
Вадим кивнул, и они, отстав от компании, зашли в сквер и сели на скамью.
— Как ты понимаешь, мне не легко было решиться, и тем более — с тобой… — начала она прерывающимся голосом, хмурясь и комкая в руках перчатку. — Но это слишком серьезно. Я не буду говорить о том, что было и согласна ли я с решением собрания или не согласна…
— Ты ведь голосовала против строгого?
— Да, против. Но я не об этом. Сергею сейчас так плохо, что… Он ведь совсем один остался, понимаешь?
— Понимаю.
— Ничего ты не понимаешь! — проговорила она с внезапным раздражением. — Попробуй поставь себя на его место — весело тебе будет? Нет, ты не можешь понять, ты слишком холодный, Вадим…
— Ну хорошо… — Он растерянно улыбнулся. — А что, собственно, я должен делать?
— Ничего ты не должен! И вообще вы правы, все вы правы тысячу раз! Но дело, по-моему, не в том, чтобы трахнуть человека по голове — пускай даже за дело — и спокойно шествовать дальше, оставив человека на произвол судьбы.
«Крепко она к Сережке присохла», — глядя в побледневшее от волнения лицо Лены, думал Вадим удивленно и даже с завистью, запоздалой и смутной, но которая все же была ему неприятна. Он взял ее за руку и сказал как можно мягче:
— Леночка, ты мне напомнила сейчас знаешь кого? Ирину Викторовну. В ее представлении Сергей тоже беспомощный младенец, брошенный, как ты говоришь, на произвол судьбы.
— Какой ты злой, Вадим! — сказала Лена возмущенно, залившись румянцем.
— Я? Ничего подобного. Наоборот, я несколько дней уже порываюсь пойти навестить Сережку и каждый раз говорю себе — рано. Рано, понимаешь? Пусть подумает обо всем, помучается один.
— Пока ты будешь выжидать, он соберет чемодан и укатит куда-нибудь.
— Не укатит. Ручаюсь, что не укатит.
— Ты думаешь? Не знаю… — Она вздохнула и заговорила немного спокойней. — Мы с ним сначала поссорились. Он не хотел меня видеть, говорил, что я должна презирать его, что он уедет, мы никогда не увидимся, всякие жалкие слова… А я считаю, что он не должен уезжать, должен закончить институт в Москве. Это малодушие, я считаю, это противно комсомольской совести! Разве он будет учиться на заочном? Конечно, нет! А он спорит со мной, и ему так трудно объяснить. Даже не знаю… Вот если бы ты пришел к нему… мне кажется, он бы тогда задумался, он бы понял, потому что ты… вот ты такой.
— Я такой… — повторил Вадим, усмехнувшись. Ему вспомнились эти же слова Лены, но сказанные совсем в других обстоятельствах.
— А он твердо решил уехать. Если б ты видел его! Он стал на себя не похож. Не выходит из дому, злющий, тощий, курит без конца — одну от другой прикуривает. Просто ужас какой-то…
Лена замолчала, скорбно покачивая головой. Вадим впервые видел ее так искренне и горько, по-человечески говорящей о своих чувствах.
— Вот зачем я тебя позвала, — сказала Лена. — Надо что-то сделать. Надо вернуть его, уговорить… Только — слышишь? — ни в коем случае не говори ему, что я с тобой разговаривала. Это тайна.
После минутного раздумья Вадим сказал:
— Он вернется.
— Ой… хоть бы скорее! Без коллектива он погибнет, это же ясно. Ну, Дима, а вот ты… ты не можешь поговорить с ним? Прийти к нему? Или как-нибудь встретиться, например — случайно?
— Я же сказал тебе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115