Но теперь у нас есть все, что нужно, и мы можем завести на тебя дело. И знаешь, я просто в восторге от этого. И я уж позабочусь о том, чтобы ты прошел все положенные стадии, пока не превратишься в тухлый студень. Ты ведь не знал, что мы нашли тот пистолет, а на нем сохранился чудесный комплект отпечатков, просто великолепный! Конечно же, Джонни, я докажу, что ты убийца. Прямо сейчас. Я сгораю от желания увидеть, как перекосится твоя физиономия.
Он вылез из-за стола и дал знак Такеру встать у меня за спиной. Все втроем мы прошли через вестибюль, где все еще надрывался репортер, требуя, чтобы ему сообщили все подробности происходящего, и остановились у двери с табличкой “Лаборатория” Распахнув входную дверь, Линдсей вошел в просторную комнату и сразу же направился к картотеке. Он вытащил нужный ящик не глядя — видно, столько раз пользовался им, что находил его на ощупь, — и достал оттуда карточку. Он сунул ее в щель проектора и включил свет. Да, отпечатки были действительно замечательные, четкие и ясные, со сложными завитками дактилоскопических линий. Такер хлопнул меня по плечу:
— Вон туда, храбрец.
Линдсей поджидал меня у стола с новенькой дактилоскопической карточкой в руке. Выдавив на стеклянную пластинку специальную краску из толстого тюбика, он аккуратно разровнял ее резиновой палочкой, а потом взял меня за руку и прижал к пластинке кончик моего указательного пальца.
Сперва ему показалось, что я нарочно смазал отпечаток, поэтому он снова схватил мой палец и более тщательно повторил всю процедуру.
Но и на этот раз произошло то, что должно было произойти. Линдсей злобно выругался. Вместо отпечатка на пластинке красовалось расплывшееся грязное пятно: мои пальцы вообще не оставляли отпечатков.
Мне не следовало смеяться, но я просто не в силах был удержаться. Он ударил меня тыльной стороной ладони по лицу, но я тут же нанес ему сокрушительный удар в зубы, так что он свалился на пол вместе со столом и проектором. Такер бросился ему на помощь и обрушил на меня удар своей дубинки. Я был вынужден заняться им и отделал его так основательно, что через пару минут он валялся на полу с разбитой в лепешку физиономией. Его вывернуло, и за несколько секунд он выпачкался с головы до ног, но это было последнее, что я заметил. Потому что в следующее мгновение яркий свет вспыхнул у меня в мозгу, а голова, казалось, раскололась надвое от страшного удара. Теряя сознание, я подумал, что так, вероятно, выглядит смерть. В моих ушах пронзительно зазвенел отчаянный вопль Линдсея, и это был последний звук, который я слышал перед погружением в небытие.
Вокруг меня была глухая темнота. Затем из темноты выплыл звук чьего-то голоса:
— Вы просто с ума сошли, Линдсей! Как можно было делать подобное?!
Другой голос, в котором дрожало бешенство, заявил:
— Мне следовало убить его. Клянусь Богом, я хотел это сделать. Надеюсь, что этот негодяй подохнет!
— Ну нет, — послышался третий голос. — Я хочу, чтобы он выжил. И тогда я его отделаю так, как никто никогда его еще не отделывал. Никто и никогда!
Я хотел было подать голос, но ничего не получилось. Голова разрывалась от боли, ноги словно были стянуты тугой веревкой. Но я собрал все силы и все-таки открыл глаза. Я лежал на металлической койке в комнате, битком набитой людьми. Все вокруг сверкало белизной, в воздухе стоял резкий больничный запах.
В комнате находились Линдсей с фингалом во всю скулу, Такер, которого было трудно признать под повязкой, окутавшей его голову, двое каких-то незнакомых мужчин в темных костюмах, потом еще девица в белом халате, беседовавшая с двумя другими личностями в таких же одеяниях и с болтающимися на шее стетоскопами. Эти двое рассматривали какие-то пленки, согласно кивая друг другу.
Очевидно, они пришли к некоему решению, потому что один из них громко произнес:
— Сотрясение мозга, но вполне мог бы быть перелом основания черепа, и каюк. Удивительно, что он отделался лишь трещинами.
— Приятно слышать, — сказал я, и все повернулись в мою сторону.
Дела опять пошли своим чередом. Подошел Линдсей и присел на край кровати, словно старый друг. На его лице играла нехорошая улыбка.
— Слыхал про Диллинджера, Джонни? — мягко спросил он. — Он тоже немало потрудился, чтобы не — оставлять отпечатков, но все равно это ему не помогло. Ты, правда, половчее Диллинджера.., или просто тебе это лучше сделали. Нам пока что не удалось проявить твои отпечатки, но мы добьемся своего рано или поздно. В Вашингтоне умеют делать подобные вещи, если осталась хотя бы одна восьмая дюйма кожи на пальцах. Правда, у тебя еще есть время, малыш. У нас ведь нет данных по Бертильону и фотографий, как было в случае с Диллинджером. Но как только мне удастся что-нибудь заполучить, твоя песенка спета, будь уверен, малыш.
Такер шумно засопел в своих повязках:
— Эй, неужели ты, черт возьми, собираешься выпустить его?
Линдсей невесело рассмеялся:
— Он отсюда не выберется ни в коем случае. Теперь ему из города одна дорога — на тот свет. Так что шагай смелее, Джонни. Отправляйся повидать своих друзей. Можешь даже позабавиться немного, да не так уж и много у тебя осталось для этого дней.
Такер сделал движение, чтобы наброситься на меня с кулаками. Собственно, он и набросился бы, не останови его Линдсей железной рукой.
— Успокойся, Такер. Сейчас мы ничего не сможем сделать. Если я его задержу, любой адвокат в пять минут добьется его освобождения. — Он повернулся ко мне:
— Только не пытайся смыться из города, помни, я все время буду висеть у тебя на хвосте.
Что ж, мне все было ясно, но я не мог отказать себе в небольшом удовольствии.
— Ты тоже запомни кое-что, — прохрипел я. — Каждый раз, когда ты посмеешь замахнуться на меня, я буду давать тебе по морде, как уже раз сделал. Тебе это наверняка пойдет на пользу.
Раздался чей-то смешок, потом сдавленное ругательство.
Доктор выпроводил всех из комнаты, а медсестра закрыла за ними дверь. Затем он указал мне на шкаф:
— Если хотите, можете одеться и уйти отсюда, хотя я посоветовал бы вам остаться у нас на некоторое время. У вас нет никаких серьезных повреждений, и все, что вам требуется, — это покой. Хотя, по правде сказать, я просто не пойму, как вы сумели выкарабкаться.
— Я ухожу, — сказал я, вставая и ощупывая затылок. — А как насчет повязки?
— На вашей голове четыре шва. Приходите через неделю, я их сниму.
— Это слишком долго. Пожалуй, вряд ли я проживу столько, — буркнул я, и врач ухмыльнулся.
Я оделся и спустился вниз. Просунув в окошко кассы двадцатку, я получил пятерку сдачи. Ноги подгибались, голова отчаянно трещала, но свежий воздух на улице помог мне немного прийти в себя. Я прошел по дорожке, выбрался на улицу и направился к центру города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Он вылез из-за стола и дал знак Такеру встать у меня за спиной. Все втроем мы прошли через вестибюль, где все еще надрывался репортер, требуя, чтобы ему сообщили все подробности происходящего, и остановились у двери с табличкой “Лаборатория” Распахнув входную дверь, Линдсей вошел в просторную комнату и сразу же направился к картотеке. Он вытащил нужный ящик не глядя — видно, столько раз пользовался им, что находил его на ощупь, — и достал оттуда карточку. Он сунул ее в щель проектора и включил свет. Да, отпечатки были действительно замечательные, четкие и ясные, со сложными завитками дактилоскопических линий. Такер хлопнул меня по плечу:
— Вон туда, храбрец.
Линдсей поджидал меня у стола с новенькой дактилоскопической карточкой в руке. Выдавив на стеклянную пластинку специальную краску из толстого тюбика, он аккуратно разровнял ее резиновой палочкой, а потом взял меня за руку и прижал к пластинке кончик моего указательного пальца.
Сперва ему показалось, что я нарочно смазал отпечаток, поэтому он снова схватил мой палец и более тщательно повторил всю процедуру.
Но и на этот раз произошло то, что должно было произойти. Линдсей злобно выругался. Вместо отпечатка на пластинке красовалось расплывшееся грязное пятно: мои пальцы вообще не оставляли отпечатков.
Мне не следовало смеяться, но я просто не в силах был удержаться. Он ударил меня тыльной стороной ладони по лицу, но я тут же нанес ему сокрушительный удар в зубы, так что он свалился на пол вместе со столом и проектором. Такер бросился ему на помощь и обрушил на меня удар своей дубинки. Я был вынужден заняться им и отделал его так основательно, что через пару минут он валялся на полу с разбитой в лепешку физиономией. Его вывернуло, и за несколько секунд он выпачкался с головы до ног, но это было последнее, что я заметил. Потому что в следующее мгновение яркий свет вспыхнул у меня в мозгу, а голова, казалось, раскололась надвое от страшного удара. Теряя сознание, я подумал, что так, вероятно, выглядит смерть. В моих ушах пронзительно зазвенел отчаянный вопль Линдсея, и это был последний звук, который я слышал перед погружением в небытие.
Вокруг меня была глухая темнота. Затем из темноты выплыл звук чьего-то голоса:
— Вы просто с ума сошли, Линдсей! Как можно было делать подобное?!
Другой голос, в котором дрожало бешенство, заявил:
— Мне следовало убить его. Клянусь Богом, я хотел это сделать. Надеюсь, что этот негодяй подохнет!
— Ну нет, — послышался третий голос. — Я хочу, чтобы он выжил. И тогда я его отделаю так, как никто никогда его еще не отделывал. Никто и никогда!
Я хотел было подать голос, но ничего не получилось. Голова разрывалась от боли, ноги словно были стянуты тугой веревкой. Но я собрал все силы и все-таки открыл глаза. Я лежал на металлической койке в комнате, битком набитой людьми. Все вокруг сверкало белизной, в воздухе стоял резкий больничный запах.
В комнате находились Линдсей с фингалом во всю скулу, Такер, которого было трудно признать под повязкой, окутавшей его голову, двое каких-то незнакомых мужчин в темных костюмах, потом еще девица в белом халате, беседовавшая с двумя другими личностями в таких же одеяниях и с болтающимися на шее стетоскопами. Эти двое рассматривали какие-то пленки, согласно кивая друг другу.
Очевидно, они пришли к некоему решению, потому что один из них громко произнес:
— Сотрясение мозга, но вполне мог бы быть перелом основания черепа, и каюк. Удивительно, что он отделался лишь трещинами.
— Приятно слышать, — сказал я, и все повернулись в мою сторону.
Дела опять пошли своим чередом. Подошел Линдсей и присел на край кровати, словно старый друг. На его лице играла нехорошая улыбка.
— Слыхал про Диллинджера, Джонни? — мягко спросил он. — Он тоже немало потрудился, чтобы не — оставлять отпечатков, но все равно это ему не помогло. Ты, правда, половчее Диллинджера.., или просто тебе это лучше сделали. Нам пока что не удалось проявить твои отпечатки, но мы добьемся своего рано или поздно. В Вашингтоне умеют делать подобные вещи, если осталась хотя бы одна восьмая дюйма кожи на пальцах. Правда, у тебя еще есть время, малыш. У нас ведь нет данных по Бертильону и фотографий, как было в случае с Диллинджером. Но как только мне удастся что-нибудь заполучить, твоя песенка спета, будь уверен, малыш.
Такер шумно засопел в своих повязках:
— Эй, неужели ты, черт возьми, собираешься выпустить его?
Линдсей невесело рассмеялся:
— Он отсюда не выберется ни в коем случае. Теперь ему из города одна дорога — на тот свет. Так что шагай смелее, Джонни. Отправляйся повидать своих друзей. Можешь даже позабавиться немного, да не так уж и много у тебя осталось для этого дней.
Такер сделал движение, чтобы наброситься на меня с кулаками. Собственно, он и набросился бы, не останови его Линдсей железной рукой.
— Успокойся, Такер. Сейчас мы ничего не сможем сделать. Если я его задержу, любой адвокат в пять минут добьется его освобождения. — Он повернулся ко мне:
— Только не пытайся смыться из города, помни, я все время буду висеть у тебя на хвосте.
Что ж, мне все было ясно, но я не мог отказать себе в небольшом удовольствии.
— Ты тоже запомни кое-что, — прохрипел я. — Каждый раз, когда ты посмеешь замахнуться на меня, я буду давать тебе по морде, как уже раз сделал. Тебе это наверняка пойдет на пользу.
Раздался чей-то смешок, потом сдавленное ругательство.
Доктор выпроводил всех из комнаты, а медсестра закрыла за ними дверь. Затем он указал мне на шкаф:
— Если хотите, можете одеться и уйти отсюда, хотя я посоветовал бы вам остаться у нас на некоторое время. У вас нет никаких серьезных повреждений, и все, что вам требуется, — это покой. Хотя, по правде сказать, я просто не пойму, как вы сумели выкарабкаться.
— Я ухожу, — сказал я, вставая и ощупывая затылок. — А как насчет повязки?
— На вашей голове четыре шва. Приходите через неделю, я их сниму.
— Это слишком долго. Пожалуй, вряд ли я проживу столько, — буркнул я, и врач ухмыльнулся.
Я оделся и спустился вниз. Просунув в окошко кассы двадцатку, я получил пятерку сдачи. Ноги подгибались, голова отчаянно трещала, но свежий воздух на улице помог мне немного прийти в себя. Я прошел по дорожке, выбрался на улицу и направился к центру города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54