Ноги у него были такие тяжелые, а голова такая пустая, что ему захотелось пойти лечь.
Когда он вернулся домой, то сразу же почувствовал, что происходит нечто необычное. Дверь кухни была открыта. Мадемуазель Полина, польская студентка, жившая в меблированной комнате в их доме, наклонилась над кем-то, кого молодой человек не сразу разглядел.
Он молча приблизился. Вдруг раздались рыдания.
Мадемуазель Полина, приняв строгое выражение, повернула к нему свое некрасивое лицо.
— Посмотрите на вашу мать, Жан.
А мадам Шабо, в переднике, положив локти на стол, плакала горькими слезами.
— Что случилось?
— Это вы должны знать, — ответила полька.
Мадам Шабо вытирала красные глаза, смотрела на сына и рыдала еще сильнее.
— Он добьется, что я умру!.. Это ужасно!..
— Что я сделал, мать?
Жан говорил невыразительным, слишком ясным голосом. Страх сковывал его с головы до ног.
— Оставьте нас, мадемуазель Полина… Вы очень милая… Мы всегда предпочитали быть бедными, но честными!..
— Я не понимаю…
Студентка ускользнула. Слышно было, как она поднималась по лестнице и оставила открытой дверь своей комнаты.
Что ты наделал?.. Говори откровенно… Отец сейчас вернется… Когда я подумаю, что узнает весь квартал…
— Клянусь тебе, я не понимаю!..
— Ты лжешь!.. Ты прекрасно знаешь, что лжешь с тех пор, как ты с этим Дельфосом и с этими грязными женщинами!.. Полчаса тому назад прибежала торговка овощами, мадам Вельден, мадемуазель Полина была здесь…
И мадам Вельден сказала при ней, что приходил человек, чтобы получить у нее сведения о тебе и о нас. Этот человек, конечно, из полиции!.. И надо ж было, чтобы он обратился именно к мадам Вельден, самой главной сплетнице во всем квартале! Сейчас все уже, конечно, в курсе дела.
Она встала, машинально слила кипящий кофе через фильтр кофейника. Потом достала скатерть из шкафа.
— Стоило жертвовать всем, чтобы воспитать тебя!..
Теперь нами занимается полиция, может быть, придет к нам в дом!.. Неизвестно, как посмотрит на это твой отец… Но я твердо знаю, что мой отец выгнал бы тебя…
Подумать, что тебе нет еще и семнадцати!.. Это все твой отец виноват!.. Это он позволяет тебе шляться до трех часов ночи… А когда я сержусь, он за тебя заступается…
Сам не зная почему, Жан был уверен, что так называемый полицейский был не кем иным, как тем широкоплечим мужчиной. Он упрямо уставился в пол.
— Так, значит, ты ничего не скажешь? Ты не хочешь признаться в том, что ты сделал?
— Я ничего не сделал, мать…
— И полиция стала бы заниматься тобой, если бы ты ничего не сделал?
— Может быть, это совсем не полиция?
— А кто же это в таком случае?
У него вдруг хватило смелости солгать, чтобы покончить с этой тягостной сценой.
— Может быть, это люди, которые хотели бы взять меня к себе на службу и желают собрать обо мне сведения… Мне плохо платят там, где я работаю… Я обращался в разные места, чтобы найти другую работу…
Она испытующе посмотрела на него.
— Ты врешь!..
— Клянусь тебе…
— Ты уверен, что вы с Дельфосом не наделали глупостей?
— Клянусь тебе, мать…
— Ну, в таком случае тебе надо сходить к мадам Вельден… А то она будет рассказывать всем, что тебя ищет полиция!
В замке входной двери повернулся ключ. Месье Шабо снял пальто, повесил его на вешалку, вошел в кухню и сел в свое кресло.
— Ты уже дома, Жан?
Он удивился, почему у его жены красные глаза, а у сына смущенный вид.
— Что случилось?
— Ничего!.. Я бранила Жана. Я хотела бы, чтобы он больше не приходил так поздно… Как будто ему неуютно здесь, в своей семье…
Она ставила на стол приборы, наполняя чашки. За едой месье Шабо читал газетную статью, комментируя ее.
— Вот эта история тоже наделает шума!.. Труп в плетеном сундуке… Наверняка иностранец и, конечно, Шпион…
Потом он переменил тему разговора.
— Месье Богдановский заплатил?
— Нет еще. Он сказал, что ждет деньги в среду!
— Он ждет их уже три недели! Ну что ж! В среду ты ему заявишь, что так продолжаться больше не может.
Воздух был тяжелый, отдающий знакомыми запахами; отблески света лежали на медных кастрюлях, яркие пятна на рекламном календаре, еще три года назад прибитом к стене и служившем газетницей.
Жан машинально ел и понемногу погружался в истому. В этой привычной обстановке он начинал сомневаться в реальности событий, происходивших во внешнем мире. Ему уже трудно было представить, что два часа назад он был в комнате танцовщицы, которая надевала при нем чулки, в халате, раскрытом на бледном, мясистом, немного увядшем теле.
— Ты навел справки и по поводу дома?
— Какого дома?
— Дома на улице Феронстре.
— Я… я, правда, забыл…
— Как всегда!
— Надеюсь, сегодня вечером ты отдохнешь. У тебя жуткий вид.
— Да… Я никуда не пойду…
— Первый раз на этой неделе! — вмешалась мадам Шабо, которая еще не совсем успокоилась и следила за выражением лица своего сына.
Щелкнул почтовый ящик. У Жана сразу возникла уверенность, что это к нему, и он бросился в коридор, чтобы открыть. Месье и мадам Шабо смотрели сквозь застекленную дверь.
— Опять этот Дельфос! — сказала мадам Шабо. — Никак не может оставить Жана в покое. Если так будет продолжаться, я пойду к его родителям.
Приятели тихо разговаривали на пороге. Шабо несколько раз оборачивался, чтобы убедиться в том, что их не подслушивают. Казалось, он сопротивлялся настойчивым уговорам.
И вдруг он крикнул, не возвращаясь в кухню:
— Я сейчас приду!
Мадам Шабо встала, чтобы помешать ему уйти. Но он торопливо и лихорадочно схватил с вешалки шляпу, выскочил на улицу, с шумом захлопнул дверь.
— И ты позволяешь ему так вести себя? — крикнула мадам Шабо мужу. — Какое уважение ты ему внушаешь?
Если бы ты держал себя немного более авторитетно…
Она продолжала говорить на эту тему, сидя под лампой и не переставая есть, в то время как месье Шабо косился на свою газету, которую он не смел читать, пока продолжалась эта резкая критика.

— Ты уверен?
— Ручаюсь… Я его хорошо узнал… Он прежде был инспектором в нашем квартале.
— У Дельфоса сильнее, чем когда-либо, заболела голова — так, как будто ее резали острым ножом; когда он проходил под газовым рожком, его приятель заметил, что он смертельно бледен. Дельфос курил короткими, лихорадочными затяжками.
— Я больше не могу… Вот уже четыре часа, как это продолжается… Вон! Повернись, быстро… Он меньше, чем в ста метрах от нас…
Виднелся обычный силуэт человека, который шел вдоль домов улицы Луа.
— Это началось сразу же после завтрака… Может быть, еще раньше… Но я заметил только, когда сел на террасе «Пеликана»… Он занял соседний столик… Я узнал его…
Уже два года как он служит в тайной полиции. Мой отец обращался к нему по поводу кражи металлов со склада… Его фамилия Жерар или Жирар… Не знаю, почему я ушел… Мне это действовало на нервы… Я пошел по улице Катедраль, и он последовал за мной… Я зашел в другое кафе… Он остался ждать меня в ста метрах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29