Мы готовы вернуться на переговоры лишь в тот момент, когда те, которые садятся с нами за общий стол, будут столь же искренни в своем намерении достичь мира, как и мы. Никогда еще в истории человечества зло не было так организованно и мощно, как ныне. Идеология коммунизма, открыто заявляющая о своем неминуемом торжестве, наращивает ракетный потенциал день ото дня. При этом происходит постоянная манипуляция лозунгами «защиты мира», рассчитанными на доверчивых людей, не искушенных в политике, но искренне жаждущих спасения цивилизации…
5
…Через час после этого выступил член конгресса, поддерживавший необходимость ассигнований на ракетную программу корпорации Пима:
— Каждый, кто выступал против проекта противоракетной обороны, теперь — после того как правда об агрессивных планах русских стала достоянием мировой общественности ценою жизни выдающегося поборника мира профессора Кулькова — убедился, что наши предложения об ассигнованиях на космический проект были продиктованы лишь заботой безопасности западной демократии. Русские понимают только один язык. Это язык силы. Что ж, мы его выучили. Мы готовы к диалогу, но лишь на этом языке, иной отныне неприемлем…
6
Голос Славина в трубке телефона, где что-то постоянно щелкало и шипело, был уставшим, каким-то бесцветным, совершенно лишенным чувства:
— Митя, передай своему приятелю, что виза на посещение столицы ГДР лежит на Чек Пойнт Чарли. Растолкуй ему, что только здесь ему могут объяснить и показать, отчего все так случилось. Скажи, что, если он не хочет приехать сюда на час, мы пригласим других американских журналистов… Хотя, честно говоря, жаль, ведь ты именно ему обещал сенсацию… Он ее получит… Так что жду.
7
В западноберлинском офисе «Юнайтед пресс интернэшнл» было, как всегда, шумно, весело.
— Сделайте наше фото — я и Степанов за одним столом, — попросил Кузанни; шеф-редактор отдела международной информации был его давним знакомым, подружились в Сайгоне в шестьдесят восьмом. — Мое заявление для прессы найдете в сейфе отеля «Кемпинский», если я не вернусь из Восточного Берлина до восьми вечера, распоряжение портье я оставил загодя.
— До семи, — поправил Степанов.
Кузанни нахмурился, вспомнил, что от семи до восьми будет звонить Прошке; он уже в Палермо; кивнул:
— Верно. До семи. Если я не вернусь до этого времени из-за «железного занавеса», отправляйся в отель, открывай мой сейф, бери конверт, вскрывай его и сразу же давай материал на первую полосу, — такой сенсации ты давно не имел.
Отсюда же, из бюро, он позвонил в Голливуд, продюсеру Стиву Гринбергу, повторив слово в слово то, что сказал редактору…
8
Почтальон Витя, обслуживавший дом, где жил Славин, запомнил слова заведующей отделением связи Елены Кондратьевны, что жильцу из двенадцатой квартиры заказные письма и телеграммы надо бросать в ящик («Заявление он написал, все честь по чести, никто не придерется»), вне зависимости от того, дома он или отсутствует («Геолог, — предположила Елена Кондратьевна, — они все шатуны, в Москве редко бывает, потому, верно, и одинокий»).
Вот Витя и опустил в почтовый ящик Славина телеграмму; написано в ней было всего несколько слов, без всяких «зпт» и «тчк»: «Спасибо тебе за тебя больше мы не будем видеться так лучше нам а скорее всего мне прощай Ирина».
9
В Берлине Степанов и Кузанни сразу же отправились в институт судебной медицины; по длинным коридорам, крашенным зеленой масляной краской, их провели в небольшую комнату; возле хирургического стола, на котором лежало тело , укрытое белой простыней, сидел Славин, лицо осунувшееся, усталое, под глазами темные мешки. «Таким я его никогда не видел, — подумал Степанов. — Так сдать за две недели — вот что значит провал операции…»
— Сначала я предъявлю вам кое-что к опознанию, — тихо сказал Славин, предварив возможные слова Степанова, — а уж потом мы сообща обсудим ситуацию.
— Да вы потрогайте, потрогайте, — сказал он, обращаясь к Кузанни. — Это муляж, не страшно… «Голову» снесли из американских карабинов с оптикой. Что же касается Геннадия Кулькова, автора письма, опубликованного на Западе — текст его, кстати, подготовлен Лэнгли, хранится у нас как улика; в ЦРУ Кульков числился агентом Н-52, — то сейчас он в Москве, в тюрьме. Если хотите получить у него интервью и сделать киносъемки, думаю, следствие в порядке исключения предоставит вам такую возможность, приезжайте в Союз. Когда Степанов просил вас — после «убийства» ученого — подождать дней семь, мы не думали, что события будут развиваться с такой быстротой… Да и друзья мистера Сэма Пима чуть переторопились… Если у вас есть какие-то вопросы, меня уполномочили ответить, — Славин усмехнулся, — представителям советской и американской прессы… Впрочем, если вы сейчас не готовы к работе или заняты чем-то другим, официальное сообщение ТАСС обо всем этом деле будет опубликовано в наших газетах. Так что, думаю, послезавтра переговоры в Женеве возобновятся. И начавшийся диалог между Москвой и Вашингтоном прерван не будет…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
5
…Через час после этого выступил член конгресса, поддерживавший необходимость ассигнований на ракетную программу корпорации Пима:
— Каждый, кто выступал против проекта противоракетной обороны, теперь — после того как правда об агрессивных планах русских стала достоянием мировой общественности ценою жизни выдающегося поборника мира профессора Кулькова — убедился, что наши предложения об ассигнованиях на космический проект были продиктованы лишь заботой безопасности западной демократии. Русские понимают только один язык. Это язык силы. Что ж, мы его выучили. Мы готовы к диалогу, но лишь на этом языке, иной отныне неприемлем…
6
Голос Славина в трубке телефона, где что-то постоянно щелкало и шипело, был уставшим, каким-то бесцветным, совершенно лишенным чувства:
— Митя, передай своему приятелю, что виза на посещение столицы ГДР лежит на Чек Пойнт Чарли. Растолкуй ему, что только здесь ему могут объяснить и показать, отчего все так случилось. Скажи, что, если он не хочет приехать сюда на час, мы пригласим других американских журналистов… Хотя, честно говоря, жаль, ведь ты именно ему обещал сенсацию… Он ее получит… Так что жду.
7
В западноберлинском офисе «Юнайтед пресс интернэшнл» было, как всегда, шумно, весело.
— Сделайте наше фото — я и Степанов за одним столом, — попросил Кузанни; шеф-редактор отдела международной информации был его давним знакомым, подружились в Сайгоне в шестьдесят восьмом. — Мое заявление для прессы найдете в сейфе отеля «Кемпинский», если я не вернусь из Восточного Берлина до восьми вечера, распоряжение портье я оставил загодя.
— До семи, — поправил Степанов.
Кузанни нахмурился, вспомнил, что от семи до восьми будет звонить Прошке; он уже в Палермо; кивнул:
— Верно. До семи. Если я не вернусь до этого времени из-за «железного занавеса», отправляйся в отель, открывай мой сейф, бери конверт, вскрывай его и сразу же давай материал на первую полосу, — такой сенсации ты давно не имел.
Отсюда же, из бюро, он позвонил в Голливуд, продюсеру Стиву Гринбергу, повторив слово в слово то, что сказал редактору…
8
Почтальон Витя, обслуживавший дом, где жил Славин, запомнил слова заведующей отделением связи Елены Кондратьевны, что жильцу из двенадцатой квартиры заказные письма и телеграммы надо бросать в ящик («Заявление он написал, все честь по чести, никто не придерется»), вне зависимости от того, дома он или отсутствует («Геолог, — предположила Елена Кондратьевна, — они все шатуны, в Москве редко бывает, потому, верно, и одинокий»).
Вот Витя и опустил в почтовый ящик Славина телеграмму; написано в ней было всего несколько слов, без всяких «зпт» и «тчк»: «Спасибо тебе за тебя больше мы не будем видеться так лучше нам а скорее всего мне прощай Ирина».
9
В Берлине Степанов и Кузанни сразу же отправились в институт судебной медицины; по длинным коридорам, крашенным зеленой масляной краской, их провели в небольшую комнату; возле хирургического стола, на котором лежало тело , укрытое белой простыней, сидел Славин, лицо осунувшееся, усталое, под глазами темные мешки. «Таким я его никогда не видел, — подумал Степанов. — Так сдать за две недели — вот что значит провал операции…»
— Сначала я предъявлю вам кое-что к опознанию, — тихо сказал Славин, предварив возможные слова Степанова, — а уж потом мы сообща обсудим ситуацию.
— Да вы потрогайте, потрогайте, — сказал он, обращаясь к Кузанни. — Это муляж, не страшно… «Голову» снесли из американских карабинов с оптикой. Что же касается Геннадия Кулькова, автора письма, опубликованного на Западе — текст его, кстати, подготовлен Лэнгли, хранится у нас как улика; в ЦРУ Кульков числился агентом Н-52, — то сейчас он в Москве, в тюрьме. Если хотите получить у него интервью и сделать киносъемки, думаю, следствие в порядке исключения предоставит вам такую возможность, приезжайте в Союз. Когда Степанов просил вас — после «убийства» ученого — подождать дней семь, мы не думали, что события будут развиваться с такой быстротой… Да и друзья мистера Сэма Пима чуть переторопились… Если у вас есть какие-то вопросы, меня уполномочили ответить, — Славин усмехнулся, — представителям советской и американской прессы… Впрочем, если вы сейчас не готовы к работе или заняты чем-то другим, официальное сообщение ТАСС обо всем этом деле будет опубликовано в наших газетах. Так что, думаю, послезавтра переговоры в Женеве возобновятся. И начавшийся диалог между Москвой и Вашингтоном прерван не будет…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95