— На выбор.
— Тогда, пожалуйста, «Галуаз»…
Он затянулся, жадно глотая дым, закрыл глаза, ноздри его на какой-то миг затрепетали, сделавшись белыми, хрящеватыми. «Только не торопиться, — молил он себя, — я веду себя верно; этот лысый, не ведая об этом, помогает мне; больше всего я боялся напора, крика, требования отвечать; этот увалень — другая порода, туго мыслит; я чувствую, поддается…»
— Так вот, — затянувшись еще раз, Кульков чуть откинулся на спинку стула, — эти данные не были мною отправлены… Да они и не пришлись бы, судя по последнему вопроснику, по вкусу тем, кого интересует ракетный потенциал Роди… Советского Союза…
— Вовремя поправились, — заметил Славин. — Слово «Родина» сейчас звучало бы, согласитесь, несколько цинично…
— Да, я вынужден с этим согласиться. Но хотите верьте, хотите нет, я был, есть и останусь патриотом России…
— Какой? — лениво поинтересовался Славин. — Генерал Власов тоже провозгласил себя истинным патриотом «матушки-России» — без коммунистов, комсомольцев, профсоюзных активистов, а их, активистов, почитай, сто миллионов.
— Я презираю Власова, даю слово…
Славин посмотрел в окно: надо было хоть на мгновение отвлечь себя от этого человека; погасив гнев, он негромко сказал:
— Мы все время отвлекаемся, не находите? У меня будет трудный день, да и вас, видимо, пригласят на допрос… Пойдите-ка лучше в камеру и постарайтесь уснуть…
Кульков покачал головой:
— Вы не позволяете мне досказать то, что я обязан… Посмотрите вопросник и прочитайте те документы, которые содержатся в микрофильме. Данные, которые я пересылал американским ученым…
— Кому, кому?! — поразился Славин. — Ученым?
— Конечно. Не ЦРУ же, — ответил Кульков, глотая комок. — Я обменивался информацией с теми учеными, которые являются противниками ядерной конфронтации, в этом вся суть. Люди, которые получали мою информацию, были и продолжают оставаться на той позиции, что мы и Штаты имеем равный паритет ракетных мощностей… А «ястребов», которые верховодят в Вашингтоне, такого рода правда не устраивает… Судя по последнему вопроснику… «Ястребы» подталкивают меня к тому, чтобы я завысил уровень ракетной оснащенности Ро… Союза… Они заинтересованы в том, чтобы я передал не объективную информацию, а слухи , базирующиеся на моих беседах с военными руководителями и ведущими конструкторами… Мне кажется, их бы устроили даже мнимые беседы, лишь бы я передал то, на что они намекают в последнем вопроснике.
— А как вы бы поступили, не арестуй мы вас?
— Я бы продолжал передавать объективную информацию… Я отдаю себе отчет в том, что в пламени ядерной конфронтации победителей не будет.
— Вообще-то вы, как я погляжу, все эти годы вели патриотическую работу, а? — не удержался Славин. — Некая форма борьбы за мир, не правда ли?
— Напрасно вы иронизируете… Внутренне я оправдывал то, что произошло, только этим. Да, они спровоцировали меня, да, я не нашел в себе мужества повиниться… Но потом я понял, что мне надо делать… И сражался против их «ястребов» так, как мог… Я передавал им только то, что так или иначе было им известно в результате работы их спутников…
Славина подмывало дополнить слово: «шпионов», но он сдержался, чувствуя, что Кульков приступает к главной части игры; он не ошибся.
— Убежден, что та информация, которую они ждут, связана с переговорами в Женеве, — продолжил Кульков. — Полагаю, они намерены торпедировать переговоры, опираясь, в частности, на мою информацию. Я им такой возможности давать не намерен…
— Предложения? — снова повторил Славин.
— Позвольте мне заложить тайник в воскресенье… С объективными данными, а не с тем, в чем они заинтересованы… Они сразу же ответят очередной радиограммой, мы ее прочитаем…
— Мы ее прочитаем, — медленно повторил Славин. — А что? Заманчиво… Вот вам стило, пишите заявление, понесу наверх, будем ждать решения…
— Вы же наверняка фиксируете нашу беседу… Неужели этого недостаточно?
— Запись нашей беседы прослушают аналитики, Геннадий Александрович… Они посчитают, в каких пунктах нашего собеседования вы лгали, а где открывали правду… Но, как говорится, дело любит форму… Пишите… Чтобы потом не было разговоров о принуждении, угрозах… Пишите, вот ручка…
…Рассвет для шального московского мая выдался на удивление, потому что был необычайно тихим и солнечным; небо высокое, пронзительно-голубое, будто в Домбае в начале февраля.
— Может, наконец установится погода, — вздохнул Славин, — мы ведь в последние годы лета не видим…
Генерал усмехнулся:
— Зато видим увеличение выпуска автомобилей… И грузовики, которые терроризируют город… В большинстве столиц грузовики давным-давно ездят по улицам ночью, а мы гранитно стоим на привычном…
— Община, — усмехнулся Славин, повторив интонацию Степанова. — Ведь за ночную работу водителям грузовиков надо больше платить, а это нарушение равенства — богатеи среди шоферов появятся, нельзя…
— Думаю, не только в этом дело, — возразил генерал, открывая папку (перед началом серьезного разговора всегда «делал шаг в сторону», разминаясь, словно спортсмен). — Мне кажется, что городские власти не хотят идти в Министерство финансов и хлопотать дополнительные средства… А мы все дело поставили на режим экономии… Могут «неверно понять», кто-нибудь на собрании зацепит, к чему рисковать?… Посадили бы умного экономиста за компьютер, попросили бы посчитать без гнева и пристрастия — вот бы и получили справку: увеличение заработной платы тем шоферам грузовиков, которых перевели на ночной график, даст миллионы экономии народному хозяйству — на одних только дневных пробках, когда попусту жгут десятки тонн бензина под светофорами, тратим черт знает сколько… А ведь не бензин жгут, а золото — время, говоря иначе…
— На что так рассердились? — деловито поинтересовался Славин.
Генерал вдруг рассмеялся:
— На Центральное разведывательное управление, Виталий Всеволодович. Я ведь тоже кончил работу по оперативным материалам на Пеньковского… Знаете, о чем я — чем дольше их изучал — думал?
— Я лишен дара ясновидения…
— Жаль… Хорошо иметь ясновидящего помощника…
— Рискованно, — возразил Славин. — Каждый из нас имеет что-то такое, что принадлежит только ему, всеобщее обозрение нежелательно…
— Спору нет. — Лицо генерала обрело свое обычное, собранное, несколько даже жестковатое, выражение. — Так вот, Виталий Всеволодович, я пригласил вас для того, чтобы вы разбили мою версию…
— А вы мне потом выговор влепите…
Словно бы не услыхав шутливого замечания Славина, генерал продолжил:
— Зачем Лэнгли — особенно в последнее время работы этого агента — нужно было попусту светить Пеньковского?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
— Тогда, пожалуйста, «Галуаз»…
Он затянулся, жадно глотая дым, закрыл глаза, ноздри его на какой-то миг затрепетали, сделавшись белыми, хрящеватыми. «Только не торопиться, — молил он себя, — я веду себя верно; этот лысый, не ведая об этом, помогает мне; больше всего я боялся напора, крика, требования отвечать; этот увалень — другая порода, туго мыслит; я чувствую, поддается…»
— Так вот, — затянувшись еще раз, Кульков чуть откинулся на спинку стула, — эти данные не были мною отправлены… Да они и не пришлись бы, судя по последнему вопроснику, по вкусу тем, кого интересует ракетный потенциал Роди… Советского Союза…
— Вовремя поправились, — заметил Славин. — Слово «Родина» сейчас звучало бы, согласитесь, несколько цинично…
— Да, я вынужден с этим согласиться. Но хотите верьте, хотите нет, я был, есть и останусь патриотом России…
— Какой? — лениво поинтересовался Славин. — Генерал Власов тоже провозгласил себя истинным патриотом «матушки-России» — без коммунистов, комсомольцев, профсоюзных активистов, а их, активистов, почитай, сто миллионов.
— Я презираю Власова, даю слово…
Славин посмотрел в окно: надо было хоть на мгновение отвлечь себя от этого человека; погасив гнев, он негромко сказал:
— Мы все время отвлекаемся, не находите? У меня будет трудный день, да и вас, видимо, пригласят на допрос… Пойдите-ка лучше в камеру и постарайтесь уснуть…
Кульков покачал головой:
— Вы не позволяете мне досказать то, что я обязан… Посмотрите вопросник и прочитайте те документы, которые содержатся в микрофильме. Данные, которые я пересылал американским ученым…
— Кому, кому?! — поразился Славин. — Ученым?
— Конечно. Не ЦРУ же, — ответил Кульков, глотая комок. — Я обменивался информацией с теми учеными, которые являются противниками ядерной конфронтации, в этом вся суть. Люди, которые получали мою информацию, были и продолжают оставаться на той позиции, что мы и Штаты имеем равный паритет ракетных мощностей… А «ястребов», которые верховодят в Вашингтоне, такого рода правда не устраивает… Судя по последнему вопроснику… «Ястребы» подталкивают меня к тому, чтобы я завысил уровень ракетной оснащенности Ро… Союза… Они заинтересованы в том, чтобы я передал не объективную информацию, а слухи , базирующиеся на моих беседах с военными руководителями и ведущими конструкторами… Мне кажется, их бы устроили даже мнимые беседы, лишь бы я передал то, на что они намекают в последнем вопроснике.
— А как вы бы поступили, не арестуй мы вас?
— Я бы продолжал передавать объективную информацию… Я отдаю себе отчет в том, что в пламени ядерной конфронтации победителей не будет.
— Вообще-то вы, как я погляжу, все эти годы вели патриотическую работу, а? — не удержался Славин. — Некая форма борьбы за мир, не правда ли?
— Напрасно вы иронизируете… Внутренне я оправдывал то, что произошло, только этим. Да, они спровоцировали меня, да, я не нашел в себе мужества повиниться… Но потом я понял, что мне надо делать… И сражался против их «ястребов» так, как мог… Я передавал им только то, что так или иначе было им известно в результате работы их спутников…
Славина подмывало дополнить слово: «шпионов», но он сдержался, чувствуя, что Кульков приступает к главной части игры; он не ошибся.
— Убежден, что та информация, которую они ждут, связана с переговорами в Женеве, — продолжил Кульков. — Полагаю, они намерены торпедировать переговоры, опираясь, в частности, на мою информацию. Я им такой возможности давать не намерен…
— Предложения? — снова повторил Славин.
— Позвольте мне заложить тайник в воскресенье… С объективными данными, а не с тем, в чем они заинтересованы… Они сразу же ответят очередной радиограммой, мы ее прочитаем…
— Мы ее прочитаем, — медленно повторил Славин. — А что? Заманчиво… Вот вам стило, пишите заявление, понесу наверх, будем ждать решения…
— Вы же наверняка фиксируете нашу беседу… Неужели этого недостаточно?
— Запись нашей беседы прослушают аналитики, Геннадий Александрович… Они посчитают, в каких пунктах нашего собеседования вы лгали, а где открывали правду… Но, как говорится, дело любит форму… Пишите… Чтобы потом не было разговоров о принуждении, угрозах… Пишите, вот ручка…
…Рассвет для шального московского мая выдался на удивление, потому что был необычайно тихим и солнечным; небо высокое, пронзительно-голубое, будто в Домбае в начале февраля.
— Может, наконец установится погода, — вздохнул Славин, — мы ведь в последние годы лета не видим…
Генерал усмехнулся:
— Зато видим увеличение выпуска автомобилей… И грузовики, которые терроризируют город… В большинстве столиц грузовики давным-давно ездят по улицам ночью, а мы гранитно стоим на привычном…
— Община, — усмехнулся Славин, повторив интонацию Степанова. — Ведь за ночную работу водителям грузовиков надо больше платить, а это нарушение равенства — богатеи среди шоферов появятся, нельзя…
— Думаю, не только в этом дело, — возразил генерал, открывая папку (перед началом серьезного разговора всегда «делал шаг в сторону», разминаясь, словно спортсмен). — Мне кажется, что городские власти не хотят идти в Министерство финансов и хлопотать дополнительные средства… А мы все дело поставили на режим экономии… Могут «неверно понять», кто-нибудь на собрании зацепит, к чему рисковать?… Посадили бы умного экономиста за компьютер, попросили бы посчитать без гнева и пристрастия — вот бы и получили справку: увеличение заработной платы тем шоферам грузовиков, которых перевели на ночной график, даст миллионы экономии народному хозяйству — на одних только дневных пробках, когда попусту жгут десятки тонн бензина под светофорами, тратим черт знает сколько… А ведь не бензин жгут, а золото — время, говоря иначе…
— На что так рассердились? — деловито поинтересовался Славин.
Генерал вдруг рассмеялся:
— На Центральное разведывательное управление, Виталий Всеволодович. Я ведь тоже кончил работу по оперативным материалам на Пеньковского… Знаете, о чем я — чем дольше их изучал — думал?
— Я лишен дара ясновидения…
— Жаль… Хорошо иметь ясновидящего помощника…
— Рискованно, — возразил Славин. — Каждый из нас имеет что-то такое, что принадлежит только ему, всеобщее обозрение нежелательно…
— Спору нет. — Лицо генерала обрело свое обычное, собранное, несколько даже жестковатое, выражение. — Так вот, Виталий Всеволодович, я пригласил вас для того, чтобы вы разбили мою версию…
— А вы мне потом выговор влепите…
Словно бы не услыхав шутливого замечания Славина, генерал продолжил:
— Зачем Лэнгли — особенно в последнее время работы этого агента — нужно было попусту светить Пеньковского?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95