Кубоиды как будто стояли на обычных местах.
Но все-таки для Теннисона не все было как в прошлый раз. И дело было не в том, что он или кубоиды стояли по-другому, не на тех местах. Дело было в нем самом. Он был одновременно самим собой и кем-то другим или другими.
Первый раз, попав в математический мир вместе с Шептуном, он ощущал его присутствие очень слабо, вернее, большую часть времени вовсе не ощущал. То ли был слишком напуган, чтобы думать о Шептуне, то ли слишком увлечён тем, что видел вокруг. Теперь он совершенно чётко знал, что Шептун здесь: ощущал его нежное, мягкое, какое-то пушистое прикосновение. Или это был не Шептун, а кто-то другой, более родной и близкий?
— Джейсон, — проговорила в его сознании Джилл, ставшая его частью. Это было просто потрясающе: они соединились, их тела и сознания слились воедино! — Джейсон, я здесь.
Что-то похожее он испытал прошлой ночью, когда они соединили свои сознания, чтобы впустить Шептуна и излить друг другу свою скорбь, своё горе, и погрузились в печальные воспоминания о Декере. Но тогда их соединение не чувствовалось так остро, так отчётливо, как сейчас. А теперь он и Джилл были едины, ближе друг другу, чем когда-либо, ближе даже, чем тогда, когда их тела соединялись в любви и нежности.
— Я люблю тебя, Джейсон, — сказала Джилл. — Хотя, наверное, можно было бы и не говорить об этом. Ты знаешь, как я люблю тебя.
Она была права. В словах не было нужды. Они были вместе и прекрасно знали, что думает и чувствует другой.
Пять кубоидов стояли к ним ближе остальных. Остальные выстроились полукругом поодаль.
— Они будут нашими проводниками, — объяснил Шептун.
Один из пятерых оказался старым знакомцем Теннисона — темно-лиловым, с ярко-оранжевыми уравнениями и графиками. Кроме него в компании находился ярко-розовый кубоид с зелёными значками и ещё один знакомый — серый в золотистых крапинках с уравнениями и графиками лимонно-жёлтого цвета.
— А вот и мой приятель, — сказала Джилл, глядя на розово-красный кубоид с лиловыми уравнениями и ядовито-жёлтыми графиками.
Последний из кубоидов был бледно-зелёный, а уравнения и графики на нем были золотисто-коричневые.
— Они точно знают, куда нам нужно? — спросил Теннисон у Шептуна. — Ты уверен, что они знают, где Рай?
— Это место известно им под другим названием. В далёком секторе Галактики существует одно очень знаменитое место. Нам оно неизвестно, но очень-очень знаменитое.
— Это знаменитое место и есть Рай?
— Они в этом совершенно уверены, — сказал Шептун. — Там белые башни и шум, который вы зовёте музыкой, и широкая золотая лестница, ведущая к башням.
Джилл и Теннисон сделали несколько шагов к кубоидам, те зашевелились и встали по-другому. Когда наши герои подошли к ним совсем близко, двое из кубоидов стояли рядом, а остальные чуть-чуть поодаль.
Розово-красный кубоид повернулся к Джилл и Теннисону, стёр с передней поверхности уравнение и стал медленно выписывать новое — очень старательно, так, чтобы успел прочесть даже тот, кто совсем не был знаком с таким способом коммуникации.
— Мы приветствуем вас, — сказал кубоид. — Готовы ли вы отправиться в путь?
— Шептун, — пробормотал Теннисон. — Шептун!
Ответа не последовало, да и не нужно было никакого ответа. Совершенно ясно, что уравнение прочитал Шептун, а Шептун находился внутри сознания их обоих, поэтому они оба и поняли смысл!
— Вам нечего бояться и делать ничего не придётся, — сказал кубоид, медленно рисуя значки на передней поверхности. — Вам нужно просто стоять, где стоите. И ничего не делать. Это понятно?
— Понятно, — ответил Шептун, и, когда он произнёс это слово, ответ его запечатлелся в виде простого и короткого уравнения на опустевшей передней поверхности розово-красного кубоида.
«Наверное, — подумала Джилл, — это для того, чтобы остальные кубоиды могли понять ответ Шептуна».
«Господи, ну и влипли же мы… Как это все нелепо…» — подумал Теннисон и почувствовал, как на него одновременно заворчали и зашикали Джилл и Шептун, упрекая за цинизм и недоверие.
На поверхности розово-красного кубоида начало появляться новое уравнение, но Теннисон успел понять только первые слова перевода Шептуна, как вдруг они оказались… в Раю.
…Они стояли на просторной площади, а вокруг возвышались башни. Торжественная, величавая музыка водопадом струилась вниз с вершин башен, обнимала пришельцев, окутывала мягкой пеленой. Весь мир казался наполненным музыкой. Площадь была вымощена золотом, по крайней мере она была золотого цвета, а башни белые — ослепительно белые. Казалось, из них льётся свет. Во всем было ощущение чистоты и святости, но… что-то было не так.
Теннисон покачал головой. Что-то не так, не то… Они стояли посреди площади, звучала дивная музыка, белые величественные башни высились до небес, но кругом не было ни души. Рядом с ними, выстроившись в рядок, стояли кубоиды, над ними порхал Шептун — маленький, сверкающий шарик из лёгких пылинок, но больше никого не было. Рай, судя по всему, был необитаем.
— Что-то не так, — сказала Джилл, отошла от Теннисона и медленно оглядела площадь. — Правда, что-то не так. Во-первых, тут никого нет.
— Во-вторых, тут нет ни одной двери, — добавил Теннисон. — По крайней мере, таких дверей, к каким мы привыкли, тут нет. Я вижу только дыры. Нечто вроде громадных мышиных нор, только уж больно они высоко. Футов восемь от земли.
— И окон тоже нет, — заметила Джилл.
По площади пробежал лёгкий ветерок, и Теннисон невольно поёжился от его прикосновения.
Он заметил между башнями узкие проходы. Может быть, это улицы? Если это город, похоже, путешественники находились в самом его центре. Теннисон поднял голову, посмотрел на башни и обнаружил, что они ещё выше, чем показалось сначала. Вершин, строго говоря, и видно не было — они терялись в заоблачной дали. Поначалу ему показалось, что строений тут много и каждое из более низких зданий служит опорой, фундаментом для отдельной башни, но теперь стало ясно, что здание всего одно и оно гигантским кольцом окружает площадь. Через равные промежутки по периметру возвышались башни. То, что он принял за узкие улочки между башнями, были скорее всего туннели в монолите здания. Материал, из которого были построены здание и башни, был безукоризненно белым — ни единого пятнышка, но на камень не похож. Скорее он напоминал лёд, изготовленный из самой чистой на свете воды, и в нем не было ни пузырьков воздуха, ни щепочек, ни пылинок. «Не может быть, чтобы это был лёд, — думал Теннисон. — Может, это и не камень, но уж, конечно, и не лёд».
Музыка звучала не переставая. Она была неповторимо прекрасна. Такой музыки не в силах был создать талант человека.
— Не так тут пусто, как кажется, — вдруг сказал Шептун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92