Место, конечно, странное, но со временем можно привыкнуть. Не хуже Гастры, по крайней мере.
Он сидел на скамье и лениво водил носком туфли по гравию дорожки.
«Да, — думал он, — решение я принял гораздо быстрее, чем ожидал».
Пожалуй, он ещё вчера ночью согласился бы на предложение Экайера, не прояви тот такую настойчивость и не намекни, что у Ватикана есть средства, с помощью которых его могут заставить тут задержаться. И с чего это Экайеру вдруг понадобилось угрожать ему?
«Ну, ладно, — решил Теннисон, — угроза это или нет, но остаться стоит. Деваться-то все равно некуда».
Он поднялся со скамейки и пошёл дальше, вглубь сада.
«Погуляю ещё немного и вернусь, — решил он, — а Губерт пока завтрак приготовит».
Но дело, конечно не в том, чтобы потянуть время до завтрака, и он это отлично понимал. Просто пройдёт ещё немного времени, и все здесь, в саду, изменится — солнце поднимется повыше и все станет другим. Исчезнет это мягкое, нежное очарование, чудо раннего утра исчезнет и не вернётся, то есть, может, и вернётся для кого-то другого, но не для него. Здесь, именно здесь, к нему пришло верное решение. Без мучений и душевных метаний, без сожаления он решил, что должен остаться здесь.
Впереди дорожка круто поворачивала, и на углу, на самом повороте, красовались заросли невысоких кустов с алыми цветами. Свернув по дорожке, Теннисон остановился как вкопанный. Около кустов присел, работая садовыми ножницами, робот. Алые цветы изумительной красоты были усыпаны алмазными капельками утренней росы. Драгоценными бриллиантами сверкали они на красном бархате лепестков.
Робот взглянул на него снизу вверх.
— Доброе утро, сэр, — поприветствовал он Теннисона. — Вы, вероятно, врач, который прибыл вчера вечером.
— Да, именно так, — сказал Теннисон. — А ты откуда знаешь?
Робот покачал головой.
— Не я один, — сообщил он. — Все уже про вас слышали. Тут это дело обычное. Стоит чему-нибудь произойти, и все сразу знают.
— Понятно, — кивнул Теннисон. — А скажи-ка мне, это, случайно, не розы?
— Вы не ошиблись, — ответил робот. — Это цветы с Древней Земли. У нас их тут, как видите, немного, и мы их очень бережём. Они очень редкие. Вы их узнали, — наверное, видели раньше?
— Однажды, — признался Теннисон. — Очень, очень давно.
— Вы, конечно, знаете, — сказал робот, пощёлкивая ножницами, — что мы и сами с Земли. Связи с планетой-праматерью давно прерваны, но мы старательно сберегаем все, что нам осталось в наследство. А вы, сэр, когда-нибудь бывали на Земле?
— Нет, — признался Теннисон. — Ни разу. Не многие люди там бывали.
— Ясно, — кивнул робот. — Это я просто так спросил.
Он щёлкнул ножницами, срезал один цветок с длинным, ровным стеблем и протянул его Теннисону.
— Примите, сэр, от меня на память этот кусочек Древней Земли.
Глава 12
Енох, кардинал Феодосий, был такого маленького роста, что, казалось, — ещё чуть-чуть, и его совсем не станет видно под лиловой мантией, в которую он был облачён. Он бы выглядел совсем как человек, если бы его лицо под алой митрой не отливало стальным блеском. Только этот отблеск и выдавал в нем робота.
«Хотя, — сказала себе Джилл Робертс, — “выдавал” — не то слово. Ни кардинал Феодосий, ни остальные его собратья вовсе не старались подделываться под людей. Пожалуй, — решила она, — они даже гордятся тем, что роботы». Если судить по тому, чего они добились, чего достигли здесь, на Харизме — им было чем гордиться.
Робот-послушник, который провёл её в кабинет кардинала, закрыл за ней дверь и встал там, заслонив дверной проем широченной спиной, расставив ноги и заложив руки за спину. В кабинете было темно, единственная свеча мерцала на столе, за которым восседал кардинал.
«Почему свеча? — удивилась Джилл. — Зачем она понадобилась, когда есть электрическое освещение? Показуха, — решила она. — Столько здесь показушного, витринного».
Алые, расшитые золотом занавеси свисали со стен. Если тут и были окна, они скрыты тяжёлыми портьерами. Пол был покрыт ковром, в полумраке невозможно различить его цвет. Может быть, он тоже был красный, хотя в тусклом свете свечи казался чёрным.
«Нет, не может быть, чтобы ковёр был чёрный, — решила Джилл. — Кому придёт в голову стелить чёрный ковёр?»
Вдоль стен была расставлена какая-то мебель, но какая именно, было неясно — призрачные тени, похожие на притаившихся перед прыжком чудовищ.
Джилл медленно пошла вперёд, к столу кардинала, стараясь соблюдать этикет, с которым её с утра ознакомили. Ей следовало подойти, опуститься на колени, поцеловать кольцо на протянутой руке кардинала, не вставать с колен, пока он не позволит, а затем стоять, пока он не разрешит сесть. Обращаться к кардиналу следовало «Ваше Преосвященство», но после первого обмена любезностями его можно было именовать просто «Преосвященный». Что-то ей ещё передали, но теперь у неё все вылетело из головы.
«Но я справлюсь, — уговаривала она себя, — бывали у меня в жизни переделки и похуже. Ну, подумаешь, нарушу немножко этикет, что такого ужасного может случиться? Не убьют же, в конце концов. Самое большее сочтут глупой бабой, у которой ничего дурного на уме нет».
Она шла медленно, надеясь, что в таком её шествии есть некая торжественность, но и это вызывало у неё сомнения. Кардинал запросто мог решить, что она так медленно идёт, потому что у неё дрожат коленки. Но она вовсе не дрожала. Бояться робота, пусть даже кардинала, на самом краю Галактики — ещё чего не хватало! Кардинал сидел не шевелясь, ждал, пока она подойдёт, — наверное, разглядывал её.
Джилл остановилась примерно в трех футах от кресла кардинала. Опустилась на колени. Кардинал протянул ей руку, знаком велел ей встать, и она поднялась с колен.
— Мисс Робертс, — сказал кардинал низким и глубоким голосом.
— Ваше Преосвященство.
— Прошу вас садиться.
Он указал на стул по другую сторону стола.
— Благодарю, — ответила Джилл и села на указанное место.
Мгновение в кабинете царила тишина, затем кардинал проговорил:
— Вероятно, из вежливости я должен поинтересоваться, как вы долетели и было ли приятным ваше путешествие. Но поскольку я хорошо знаю, на каком корабле вы добирались, я понимаю, что путешествие приятным быть не могло. Смею выразить надежду, что оно не было таким уж плохим?
— Не слишком плохим, Ваше Преосвященство. Капитан — очень любезный человек. Он делал все, что мог.
Кардинал склонился к столу, взял несколько сколотых вместе листков бумаги.
— Мисс Робертс, — сказал кардинал, — вы очень настойчивы. Мы получили от вас несколько писем.
— Да, Ваше Преосвященство. На которые мне не ответили.
— Мы сделали это, — объяснил кардинал, — намеренно. Мы не имеем обыкновения отвечать на письма. В особенности на такие, как ваши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Он сидел на скамье и лениво водил носком туфли по гравию дорожки.
«Да, — думал он, — решение я принял гораздо быстрее, чем ожидал».
Пожалуй, он ещё вчера ночью согласился бы на предложение Экайера, не прояви тот такую настойчивость и не намекни, что у Ватикана есть средства, с помощью которых его могут заставить тут задержаться. И с чего это Экайеру вдруг понадобилось угрожать ему?
«Ну, ладно, — решил Теннисон, — угроза это или нет, но остаться стоит. Деваться-то все равно некуда».
Он поднялся со скамейки и пошёл дальше, вглубь сада.
«Погуляю ещё немного и вернусь, — решил он, — а Губерт пока завтрак приготовит».
Но дело, конечно не в том, чтобы потянуть время до завтрака, и он это отлично понимал. Просто пройдёт ещё немного времени, и все здесь, в саду, изменится — солнце поднимется повыше и все станет другим. Исчезнет это мягкое, нежное очарование, чудо раннего утра исчезнет и не вернётся, то есть, может, и вернётся для кого-то другого, но не для него. Здесь, именно здесь, к нему пришло верное решение. Без мучений и душевных метаний, без сожаления он решил, что должен остаться здесь.
Впереди дорожка круто поворачивала, и на углу, на самом повороте, красовались заросли невысоких кустов с алыми цветами. Свернув по дорожке, Теннисон остановился как вкопанный. Около кустов присел, работая садовыми ножницами, робот. Алые цветы изумительной красоты были усыпаны алмазными капельками утренней росы. Драгоценными бриллиантами сверкали они на красном бархате лепестков.
Робот взглянул на него снизу вверх.
— Доброе утро, сэр, — поприветствовал он Теннисона. — Вы, вероятно, врач, который прибыл вчера вечером.
— Да, именно так, — сказал Теннисон. — А ты откуда знаешь?
Робот покачал головой.
— Не я один, — сообщил он. — Все уже про вас слышали. Тут это дело обычное. Стоит чему-нибудь произойти, и все сразу знают.
— Понятно, — кивнул Теннисон. — А скажи-ка мне, это, случайно, не розы?
— Вы не ошиблись, — ответил робот. — Это цветы с Древней Земли. У нас их тут, как видите, немного, и мы их очень бережём. Они очень редкие. Вы их узнали, — наверное, видели раньше?
— Однажды, — признался Теннисон. — Очень, очень давно.
— Вы, конечно, знаете, — сказал робот, пощёлкивая ножницами, — что мы и сами с Земли. Связи с планетой-праматерью давно прерваны, но мы старательно сберегаем все, что нам осталось в наследство. А вы, сэр, когда-нибудь бывали на Земле?
— Нет, — признался Теннисон. — Ни разу. Не многие люди там бывали.
— Ясно, — кивнул робот. — Это я просто так спросил.
Он щёлкнул ножницами, срезал один цветок с длинным, ровным стеблем и протянул его Теннисону.
— Примите, сэр, от меня на память этот кусочек Древней Земли.
Глава 12
Енох, кардинал Феодосий, был такого маленького роста, что, казалось, — ещё чуть-чуть, и его совсем не станет видно под лиловой мантией, в которую он был облачён. Он бы выглядел совсем как человек, если бы его лицо под алой митрой не отливало стальным блеском. Только этот отблеск и выдавал в нем робота.
«Хотя, — сказала себе Джилл Робертс, — “выдавал” — не то слово. Ни кардинал Феодосий, ни остальные его собратья вовсе не старались подделываться под людей. Пожалуй, — решила она, — они даже гордятся тем, что роботы». Если судить по тому, чего они добились, чего достигли здесь, на Харизме — им было чем гордиться.
Робот-послушник, который провёл её в кабинет кардинала, закрыл за ней дверь и встал там, заслонив дверной проем широченной спиной, расставив ноги и заложив руки за спину. В кабинете было темно, единственная свеча мерцала на столе, за которым восседал кардинал.
«Почему свеча? — удивилась Джилл. — Зачем она понадобилась, когда есть электрическое освещение? Показуха, — решила она. — Столько здесь показушного, витринного».
Алые, расшитые золотом занавеси свисали со стен. Если тут и были окна, они скрыты тяжёлыми портьерами. Пол был покрыт ковром, в полумраке невозможно различить его цвет. Может быть, он тоже был красный, хотя в тусклом свете свечи казался чёрным.
«Нет, не может быть, чтобы ковёр был чёрный, — решила Джилл. — Кому придёт в голову стелить чёрный ковёр?»
Вдоль стен была расставлена какая-то мебель, но какая именно, было неясно — призрачные тени, похожие на притаившихся перед прыжком чудовищ.
Джилл медленно пошла вперёд, к столу кардинала, стараясь соблюдать этикет, с которым её с утра ознакомили. Ей следовало подойти, опуститься на колени, поцеловать кольцо на протянутой руке кардинала, не вставать с колен, пока он не позволит, а затем стоять, пока он не разрешит сесть. Обращаться к кардиналу следовало «Ваше Преосвященство», но после первого обмена любезностями его можно было именовать просто «Преосвященный». Что-то ей ещё передали, но теперь у неё все вылетело из головы.
«Но я справлюсь, — уговаривала она себя, — бывали у меня в жизни переделки и похуже. Ну, подумаешь, нарушу немножко этикет, что такого ужасного может случиться? Не убьют же, в конце концов. Самое большее сочтут глупой бабой, у которой ничего дурного на уме нет».
Она шла медленно, надеясь, что в таком её шествии есть некая торжественность, но и это вызывало у неё сомнения. Кардинал запросто мог решить, что она так медленно идёт, потому что у неё дрожат коленки. Но она вовсе не дрожала. Бояться робота, пусть даже кардинала, на самом краю Галактики — ещё чего не хватало! Кардинал сидел не шевелясь, ждал, пока она подойдёт, — наверное, разглядывал её.
Джилл остановилась примерно в трех футах от кресла кардинала. Опустилась на колени. Кардинал протянул ей руку, знаком велел ей встать, и она поднялась с колен.
— Мисс Робертс, — сказал кардинал низким и глубоким голосом.
— Ваше Преосвященство.
— Прошу вас садиться.
Он указал на стул по другую сторону стола.
— Благодарю, — ответила Джилл и села на указанное место.
Мгновение в кабинете царила тишина, затем кардинал проговорил:
— Вероятно, из вежливости я должен поинтересоваться, как вы долетели и было ли приятным ваше путешествие. Но поскольку я хорошо знаю, на каком корабле вы добирались, я понимаю, что путешествие приятным быть не могло. Смею выразить надежду, что оно не было таким уж плохим?
— Не слишком плохим, Ваше Преосвященство. Капитан — очень любезный человек. Он делал все, что мог.
Кардинал склонился к столу, взял несколько сколотых вместе листков бумаги.
— Мисс Робертс, — сказал кардинал, — вы очень настойчивы. Мы получили от вас несколько писем.
— Да, Ваше Преосвященство. На которые мне не ответили.
— Мы сделали это, — объяснил кардинал, — намеренно. Мы не имеем обыкновения отвечать на письма. В особенности на такие, как ваши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92