Она позволила вееру, который прежде сгибала и скручивала, упасть на подол и подалась вперед, взяв его лицо в свои руки.
— Дорогой мой Марк, верите ли вы вместе со мной, что жизнь на земле — это еще не все для нас? Если я причинила вам боль, бог свидетель, что я причиняю боль и себе, следуя тем путем, для которого я предназначена. Найдете ли вы утешение в том же, в чем нашла его я?
— Если я буду вынужден, Изотта, — ответил он. — Но еще не все сделано. Мы еще не пришли к концу пути.
Ее глаза наполнились слезами, она покачала головой.
— Не пытайте ни себя, ни меня такими надеждами.
— Надежда — это не пытка, — ответил он ей. — Это болеутоляющее средство в нашей жизни.
— А когда она рассыпется? Какие страдания будут потом? Агония?
— Э-э, когда она еще рассыпется, и если она рассыпется. Но до этого я буду носить ее в своем сердце. Она необходима мне. Мне необходима храбрость. И вы дали ее мне, Изотта, с великодушием, какого нет ни у кого, кроме вас.
— Храбрость я хотела бы дать вам и получить от вас для собственных нужд. Но не храбрость надежды, которая ведет к мучительнейшему разочарованию. Успокойтесь, дорогой мой. Умоляю вас.
— Да, я успокоюсь, — тон его явно выровнялся. — Я успокоюсь в ожидании дальнейших событий. Это не мой путь — заказывать реквием, несмотря на то, что пациент еще жив.
Он поднялся и привлек ее к себе так, что ее грудь прижалась к его груди, его руки овладели ее руками. С ее колен упали на пол веер и маска…
Легкий стук в дверь — и прежде, чем Марк-Антуан успел ответить, она открылась.
Находясь прямо перед дверью, Марк-Антуан, как стоял — с Изоттой в объятиях, — заметил хозяина, возникшего на мгновение в проеме двери, и выражение его лица, испуганного от осознания несвоевременности этого вторжения. За его плечом в тот момент промелькнуло другое лицо, белое и напыщенное. Потом дверь захлопнулась столь же резко, как и открылась, поспешно попятившимся хозяином. Но густой глубокий смех из-за двери усилил растерянность Изотты, которой виделось в этом мгновенное разоблачение.
Они отстранились друг от друга и Марк-Антуан наклонился, чтобы поднять веер и маску. В панике Изотта едва не порвала белую маску и поспешно, непослушными пальцами привела ее в порядок.
— Там кто-то есть, — прошептала она. — Ждет за дверью. Как мне уйти?
— Кто бы это ни был, он не посмеет помешать вам, — заверил он ее и, направившись к двери, распахнул ее настежь.
На пороге ждал хозяин, за ним — Вендрамин.
— Здесь господин, которому не откажешь, сэр, — оправдывался Баттиста. — Он заявил, что он — ваш друг и что его ждут.
Вендрамин широко и неприятно улыбался с выражением безграничного понимания.
— Ах! Но, черт возьми, глупец не сказал, что у вас дама Да простит меня бог за то, что я помешал, что встал между мужчиной и наслаждением.
Марк-Антуан оставался невозмутимым, превосходно скрывая свое глубокое возмущение.
— Это неважно. Мадам собирается уходить.
Изотта, подчиняясь его взгляду, уже направлялась к двери. Но Вендрамин не отодвинулся, чтобы дать ей пройти. Он по-прежнему занимал проем двери, наблюдая за ее приближением лукавым взором.
— Не дайте мне стать причиной расставания, умоляю вас, — произнес он с вкрадчивой галантностью. — Я не намерен препятствовать красоте, мадам. Не снимете ли вы маску вновь, чтобы позволить мне извинениями исправить свое вторжение.
— Лучше исправление, которое вы можете сделать, сэр, — это позволить даме выйти.
— О, это поистине приказ, — убедился он и отошел.
Она пронеслась мимо него и исчезла, предоставив венецианцу лишь вдохнуть тонкий слабый аромат.
Когда хозяин удалился вслед за ней, Вендрамин закрыл дверь, весело подошел к Марку-Антуану и похлопал его по плечу-
— О, мой дорогой англичанин! Клянусь, вы не теряете времени даром. Какие-то жалкие двадцать четыре часа в Венеции — и вы уже проявили осведомленность в вещах, которая не всегда приобретается и за недели. Черт возьми, в вас больше французского, чем прекрасный язык.
И Марк-Антуан, чтобы обеспечить объяснение и избежать возникновения малейших подозрений об истине, вынужден был поддержать очевидную пошлость мыслей этого повесы, подтверждая приписанное ему легкомыслие.
— Это — единственное, что остается для мужчины из другой страны. Мы должны использовать то, что умеем делать.
Вендрамин игриво ткнул его в бок.
— Образец скромности, клянусь! А она выглядит изящно. Никогда не позволяйте ей так закутываться; мои глаза, мой друг, могут обнажить даже монахиню.
Марк-Антуан решил, что пора изменить тему. Вы сказали хозяину, что вас ждут?
— Вы ведь не станете прикидываться, что забыли меня? Вы, конечно, не раните моего сердца, утверждая, что забыли меня? Последнее, что я сказал вам прошедшей ночью, когда вы высаживались здесь, было предупреждение о том, что я заеду нынче утром, чтобы взять вас к Флориану. Но вы еще не одеты. Это неглиже… Ах да, конечно, эта дама-Марк-Антуан отвернулся, скрывая отвращение.
— Мне надо одеть костюм и туфли. Я сейчас вернусь к вам. Он уступил настояниям о поездке без спора, чтобы получить минуту для себя — минуту, чтобы справиться с чувствами, пробужденными в нем приходом Изотты, и эмоциями, вызванными этим несвоевременным вторжением. И потому он покинул гостиную, чтобы уединиться в спальне.
Мессер Вендрамин, улыбаясь и покачивая головой по поводу картин, вызванных в его воображении тем происшествием, которое он прервал, не спеша направился к балкону. Что-то скрипнуло у него под ногой. Он нагнулся и поднял предмет, размером и формой напоминающий половинку крупной горошины. Солнечный свет высек из этого предмета неясный отблеск, когда он оказался на ладони. Вендрамин оглянулся через плечо. Дверь в спальню была закрыта. Он продолжил свой путь к балкону. Там он остановился, разглядывая маленький камешек. Неприятная усмешка тронула его полные губы, когда он понял, что заполучил улику. Было бы забавно, если бы ему однажды выпал случай обнаружить неосторожного обладателя. Улыбка расширилась, едва он опустил кабошон сапфира в карман своего жилета.
Глава IX. ЕГО СВЕТЛОСТЬ
Гондола Вендрамина несла их мимо величественного портала Санта-Мария делла Салуте, через бассейн Св. Марка. Снаружи это судно имело мрачного вида украшения, предписанные давними правилами, регулирующими расходы. Но изнутри вид фелцы — маленькой кабинки посередине лодки — обогащался искусной резьбой по дереву, маленькими раскрашенными щитами гербов и широкими мягкими сиденьями, покрытыми кожей с вышитыми на ней золотыми, красными и ультрамариновыми узорами. Почти пугающая роскошь, тем более для обедневшего патриция, показалась Марку-Антуану чрезмерной.
Сэр Леонардо представлял определенную загадку для него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86