Человек поднялся, сделал несколько шагов и рухнул, как подрубленное дерево.
— Ноги подкашиваются — ото один из признаков чумы, — прошептал Убукага своему приятелю.
Из анатомического театра, мимо которого они проходили, несся отвратительный трупный запах. Трупы сжигали в специальных печах, дым которых черным облаком валил из высоких труб. Тэрада слышал, что туг не один врач сошел с ума.
Больше Тэрада ни разу не был в этой тюрьме. Но вскоре он снова встретился с Убукагой. Произошло это на полигоне близ станции Лпьда. Кругом тянулась голая бескрайняя равнина. Лишь где-то вдали торчали засохшие ивы, похожие на перевернутые бамбуковые метелки.
Полигон этот предназначался для испытания "в боевых условиях" результатов исследований и опытов, проводившихся в лабораториях отряда. Он находился в ведении 2-го отдела, но на испытании присутствовали офицеры 1-го и 4-го отделов.
Из сводок, поступавших с полигона, Тэрада знал, что там производились испытания фарфоровых бактериологических бомб системы Исии, которые сбрасывались с самолетов. Происходило это так.
На полигоне поднимались флаги и зажигались дымовые шашки, с базы отряда прилегал специальный самолет. Покружив над полигоном, сбрасывал штук двадцать бомб. Бомбы взрывались на расстоянии 100-200 метров от земли, и из них тучками вылетали чумные блохи.
После этого оставалось только ждан,, когда блохи доберутся до находившихся на полигоне заключенных, Которых через несколько часов подвергали дезинфекционной обработке (чтобы они не занесли с собой блох) и на самолете отравляли на базу, где наблюдали за результатами испытаний.
Первое испытание прошло неудачно. Причиной этого было то, что испытания производились в разгар лета, когда блохи недостаточно активны. Тэрада присутствовал во время новых испытаний.
Десять "бревен" привязали к столбам, вкопанным в землю с промежутками 5 метров. День был холодный, морозный. Заключенные, посинев от холода, дрожали всем телом. Против каждого из них на расстоянии 10 мегров установили баллоны, в которых содержалась культура чумы. К каждому баллону были подведены электровзрыватели.
Когда офицер в белом халате нажал на кнопку взрывного устройства, раздался звук лопающегося стекла, Баллоны разлетелись вдребезги. Бактериальная жидкость вырвалась из них густым паром н стала рассеиваться вокруг. Кто-то испуганно вскрикнул, по остальные, стиснув зубы, злобно смотрели на своих мучителей в белых халатах.
Это был опыт заражения через дыхательные пути, заражения чумной пневмонией, которая закапчивается гибелью больного через 2-3 срок.
— Чепуха, вряд ли что-нибудь из этого получится, — прошептал Тэрада на ухо Убукате.
Действительно, и этот опыт оказался неудачным. Но еще до того, как он узнал о результатах опыта, Тэрада был переведен в 3-й отдел.
Причины перевода он не знал. Возможно, дело было в том, что он не добился успехов в 4-м отделе. Однако позднее, когда он был интернирован, это обстоятельство оказалось для него спасительным. Дело в том, что в ведении 3-го отдела находились лишь две службы: госпиталь, который обслуживал личный состав отряда, и Служба противоэпидсмической защиты и профилактики водоснабжения, раскваршровапная в Харбине. Что касается этой службы, то она существовало в первую очередь как официальное прикрытие секретных целей 731-го отряда.
После перехода в 3-й отдел Тэрада переехал в Харбин; к этому времени он уже получил звание поручика медико-санитарной службы. В соответствии с официальной задачей харбинского филиала он вел работу по противоэпидемической защите и профилактике водоснабжения всех гарнизонов Квап-тунской армии. С Убукагой он больше не встречался до самого конца войны. Судя по всему, тот довольно часто наведывался в Харбин по служебным делам, но с Тэрадой они не виделись. До Тэрады доходили слухи, что Убукага слывет в 1-м отделе одним из наиболее серьезных и опытных военных врачей. Когда Убуката снова появился перед своим другом, он уже был в роли офицера, укрывающегося от плена, с ним была будущая мать Эммы. Тэрада загорелся желанием во что бы то ни стало спасти их. Основная база 731-го отряда бьша уничтожена, с прошлым было покончено. Тэрада считал своим долгом помочь Убукате скрыться. Возможно, он думал тогда
не только об Убукате, он хотел, чтобы и его собственное прошлое было навсегда вычеркнуто из людской памяти. И побуждал его к этому, возможно, не только страх перед победителями, но и страх перед самим собой, перед собственной совестью. Однако Тэрада до сих пор не мог бы ответить на вопрос, правильно ли он тогда поступи.
Попав в плен к русским, он должен был выступать свидетелем на судебном процессе в Хабаровске. Но его так почему-то и не вызвали в суд. Он работал врачом в лагере для японских военнопленных, пока наконец ему однажды не разрешили вернуться на родину.
Вернулся он совсем иным человеком, он уже был не тем молодым медиком, который увлекался поэзией. Дня него начались серые будни рядового сотрудника частной фармацевтической фирмы...
Словно очнувшись от сна, Тэрада бросил пипетку на стол, и вдруг губы, помимо его воли, зашептали стихи Хагивары, которые он когда-то часто повторял в лагере:
...остывшее сердце молчит. Пусто на сердце, в нем отзвука нет... "Странно, — подумал он с удивлением, — стихи эти отвечают сейчас моему настроению, пожалуй, даже больше, чем тогда, в лагере..."
ПРЕДСКАЗАТЕЛЬ ГИБЕЛИ
Наступило четвертое утро пребывания в карантине. У Эммы по-прежнему держалась высокая температура. Кохияма, который поочередно с Сатико всю ночь дежурил у постели больной, устал и прилег на диване. Но Сатико казалась двужильной. Бессонная ночь не оставила ни малейшего следа на ее лице, и от ее стройного, гибкого тела манекенщицы, как всегда, веяло свежестью и бодростью.
Вот она вбежала в гостиную, чтобы набран, льда из холодильника, и тут же подскочила к дивану, где дремал Кохияма.
— Какое у вас милое лицо, когда вы спите! — прощебетала она.
— Прелесть просто!
С трудом продирая глаза, Кохияма вспомнил свою прежнюю возлюбленную, она тоже часто это говорила. "Всем женщинам почему-то нравятся лица спящих мужчин, — ворчливо отвечал он, бывало, своей любовнице.
— Просто сказывается, видимо, материнский инстинкт".
— Вы не ошиблись адресом со своим комплиментом? — ответил он Сатико.
— Фу, противный! — сделав гримасу, сказала девушка. — Я ведь от души!
— Но вы, по-моему, говорили, что вам больше по душе умные мужчины, вам нравятся ученые. Вот Катасэ, например, окончил медицинский факультет, и вообще малый талантливый!
— Ну нет, я не люблю ветреников, — чуть скривив накрашенные губки, ответила Сатико, но чувствовалось, что говорит она это не совсем искренне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Ноги подкашиваются — ото один из признаков чумы, — прошептал Убукага своему приятелю.
Из анатомического театра, мимо которого они проходили, несся отвратительный трупный запах. Трупы сжигали в специальных печах, дым которых черным облаком валил из высоких труб. Тэрада слышал, что туг не один врач сошел с ума.
Больше Тэрада ни разу не был в этой тюрьме. Но вскоре он снова встретился с Убукагой. Произошло это на полигоне близ станции Лпьда. Кругом тянулась голая бескрайняя равнина. Лишь где-то вдали торчали засохшие ивы, похожие на перевернутые бамбуковые метелки.
Полигон этот предназначался для испытания "в боевых условиях" результатов исследований и опытов, проводившихся в лабораториях отряда. Он находился в ведении 2-го отдела, но на испытании присутствовали офицеры 1-го и 4-го отделов.
Из сводок, поступавших с полигона, Тэрада знал, что там производились испытания фарфоровых бактериологических бомб системы Исии, которые сбрасывались с самолетов. Происходило это так.
На полигоне поднимались флаги и зажигались дымовые шашки, с базы отряда прилегал специальный самолет. Покружив над полигоном, сбрасывал штук двадцать бомб. Бомбы взрывались на расстоянии 100-200 метров от земли, и из них тучками вылетали чумные блохи.
После этого оставалось только ждан,, когда блохи доберутся до находившихся на полигоне заключенных, Которых через несколько часов подвергали дезинфекционной обработке (чтобы они не занесли с собой блох) и на самолете отравляли на базу, где наблюдали за результатами испытаний.
Первое испытание прошло неудачно. Причиной этого было то, что испытания производились в разгар лета, когда блохи недостаточно активны. Тэрада присутствовал во время новых испытаний.
Десять "бревен" привязали к столбам, вкопанным в землю с промежутками 5 метров. День был холодный, морозный. Заключенные, посинев от холода, дрожали всем телом. Против каждого из них на расстоянии 10 мегров установили баллоны, в которых содержалась культура чумы. К каждому баллону были подведены электровзрыватели.
Когда офицер в белом халате нажал на кнопку взрывного устройства, раздался звук лопающегося стекла, Баллоны разлетелись вдребезги. Бактериальная жидкость вырвалась из них густым паром н стала рассеиваться вокруг. Кто-то испуганно вскрикнул, по остальные, стиснув зубы, злобно смотрели на своих мучителей в белых халатах.
Это был опыт заражения через дыхательные пути, заражения чумной пневмонией, которая закапчивается гибелью больного через 2-3 срок.
— Чепуха, вряд ли что-нибудь из этого получится, — прошептал Тэрада на ухо Убукате.
Действительно, и этот опыт оказался неудачным. Но еще до того, как он узнал о результатах опыта, Тэрада был переведен в 3-й отдел.
Причины перевода он не знал. Возможно, дело было в том, что он не добился успехов в 4-м отделе. Однако позднее, когда он был интернирован, это обстоятельство оказалось для него спасительным. Дело в том, что в ведении 3-го отдела находились лишь две службы: госпиталь, который обслуживал личный состав отряда, и Служба противоэпидсмической защиты и профилактики водоснабжения, раскваршровапная в Харбине. Что касается этой службы, то она существовало в первую очередь как официальное прикрытие секретных целей 731-го отряда.
После перехода в 3-й отдел Тэрада переехал в Харбин; к этому времени он уже получил звание поручика медико-санитарной службы. В соответствии с официальной задачей харбинского филиала он вел работу по противоэпидемической защите и профилактике водоснабжения всех гарнизонов Квап-тунской армии. С Убукагой он больше не встречался до самого конца войны. Судя по всему, тот довольно часто наведывался в Харбин по служебным делам, но с Тэрадой они не виделись. До Тэрады доходили слухи, что Убукага слывет в 1-м отделе одним из наиболее серьезных и опытных военных врачей. Когда Убуката снова появился перед своим другом, он уже был в роли офицера, укрывающегося от плена, с ним была будущая мать Эммы. Тэрада загорелся желанием во что бы то ни стало спасти их. Основная база 731-го отряда бьша уничтожена, с прошлым было покончено. Тэрада считал своим долгом помочь Убукате скрыться. Возможно, он думал тогда
не только об Убукате, он хотел, чтобы и его собственное прошлое было навсегда вычеркнуто из людской памяти. И побуждал его к этому, возможно, не только страх перед победителями, но и страх перед самим собой, перед собственной совестью. Однако Тэрада до сих пор не мог бы ответить на вопрос, правильно ли он тогда поступи.
Попав в плен к русским, он должен был выступать свидетелем на судебном процессе в Хабаровске. Но его так почему-то и не вызвали в суд. Он работал врачом в лагере для японских военнопленных, пока наконец ему однажды не разрешили вернуться на родину.
Вернулся он совсем иным человеком, он уже был не тем молодым медиком, который увлекался поэзией. Дня него начались серые будни рядового сотрудника частной фармацевтической фирмы...
Словно очнувшись от сна, Тэрада бросил пипетку на стол, и вдруг губы, помимо его воли, зашептали стихи Хагивары, которые он когда-то часто повторял в лагере:
...остывшее сердце молчит. Пусто на сердце, в нем отзвука нет... "Странно, — подумал он с удивлением, — стихи эти отвечают сейчас моему настроению, пожалуй, даже больше, чем тогда, в лагере..."
ПРЕДСКАЗАТЕЛЬ ГИБЕЛИ
Наступило четвертое утро пребывания в карантине. У Эммы по-прежнему держалась высокая температура. Кохияма, который поочередно с Сатико всю ночь дежурил у постели больной, устал и прилег на диване. Но Сатико казалась двужильной. Бессонная ночь не оставила ни малейшего следа на ее лице, и от ее стройного, гибкого тела манекенщицы, как всегда, веяло свежестью и бодростью.
Вот она вбежала в гостиную, чтобы набран, льда из холодильника, и тут же подскочила к дивану, где дремал Кохияма.
— Какое у вас милое лицо, когда вы спите! — прощебетала она.
— Прелесть просто!
С трудом продирая глаза, Кохияма вспомнил свою прежнюю возлюбленную, она тоже часто это говорила. "Всем женщинам почему-то нравятся лица спящих мужчин, — ворчливо отвечал он, бывало, своей любовнице.
— Просто сказывается, видимо, материнский инстинкт".
— Вы не ошиблись адресом со своим комплиментом? — ответил он Сатико.
— Фу, противный! — сделав гримасу, сказала девушка. — Я ведь от души!
— Но вы, по-моему, говорили, что вам больше по душе умные мужчины, вам нравятся ученые. Вот Катасэ, например, окончил медицинский факультет, и вообще малый талантливый!
— Ну нет, я не люблю ветреников, — чуть скривив накрашенные губки, ответила Сатико, но чувствовалось, что говорит она это не совсем искренне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45