Встать! Парни с трудом, вздрагивая, поднялись на ноги.
Нуржан продолжал тормошить их.
— Делай приседания за мной! — командовал он.— Раз! Два! Раз! Два! — И приятели подчинились ему, стали приседать и вставать, замахали руками...— За мной бегом марш! — скомандовал Нуржан и, проваливаясь по колено в снег, побежал вокруг трактора.— А теперь растирайте лицо и руки снегом! — приказал он после.— А теперь посмеемся! Ну! Начинай! Ха-ха-ха,— судорожно закатился он первым.
— Ха-ха-ха! —дружно подхватили друзья.
— Ха-ха-ха! — разнеслось по снегам...
Они хохотали до хрипоты, кидались друг на друга, возились, бросались снежками, носились взад-вперед и вопили, оглашая мертвую тишину ночи хриплыми голосами... И если бы кто посторонний увидел их в эту минуту, то подумал бы, что в парней вселился бес.
— Ойбай-ау! Хорошо как! — орал Бакытжан, хватая то одного, то другого за руки.— Друзья мои! Ребятки! Да вы рехнулись, черти! Давайте попляшем! А давайте и вправду плясать, ребятки! Пока с ног не свалимся!
И они, взявшись за руки, принялись отплясывать — только снег полетел из-под ног.
— Ребята! Милые! — воскликнул взволнованно Нуржан, когда все немного успокоились.— А теперь давайте обнимемся! Поцелуем друг друга, товарищи! Кто его знает, будет ли еще у нас время для этого. Может быть, это наш последний час, когда мы еще живы и помним, как любим друг друга!
И они со смехом накинулись друг на цруга и стали целоваться, будто сто лет не виделись.
Нуржан толкнул Аманжана в снег — и высоченный жигит рухнул в сугроб словно обессилев. Вскочив на
ноги, он захохотал, оскалив зубы, но вдруг замер, вглядываясь куда-то перед собою В ту же минуту он начал стаскивать с себя одежду. Его друзья сначала решили, что Аманжан придумал новую шутку, и не придали этому значения. Но вот полетели на снег полушубок, пиджак, а когда парень стащил с себя рубаху, друзья схватили его за руки:
— Ты что?!
— Огонь! Ребята, пустите меня к костру,— забормотал Аманжан, пытаясь вырваться.— У, пропади все пропадом, пустите, я говорю! — Оттолкнув ребят, Аманжан стал приплясывать кружась на месте.— Жарко! Жарко! Ух, как печет! — вскрикивал он, передергиваясь всем телом, нелепо взмахивая руками.— Горит костерчик, ха-ха-ха! А вы чего стоите? Раздевайтесь скорее!
— Держи его! - крикнул Нуржан.— Он свихнулся от холода! Надо снегом натереть его, может пройдет!
— Аллах!.. В чем мы провинились перед тобой,— захныкал Бакытжан.— Что же это на свете делается?! О-о!
— Огонь! —вопил Аманжан, указывая на друзей.— Сожги этих черных кошек! Их две. . три... сто штук! Миллион! Везде кошки!
— Стой! — заорал Нуржан.—Ты чего это распустился, как баба...
С двух сторон они навалились на Аманжана, кое-как скрутили ополоумевшего парня, связали ему руки за спиной ремнем, которым обычно заводили пускач. Растянув на земле, принялись усердно растирать ему тело.
— Эх, гусиного жиру бы сюда! — пыхтя, бормотал Бакытжан.
— Пустите! — рвался из-под них Аманжан.— Холодно! Взбесился, что ли' Развяжите руки, черти! Я сам..
Но, так и не выпустив его, друзья растерли снегом обнаженное до пояса тело Аманжана, загем развязали, быстро одели его и помогли подняться на ноги. И тут же стали толкать его то в одну то в другую сторону заставляя двигаться
Так, в борьбе за жизнь, незаметно пролетело несколько часов. Аманжан, кровь которого вновь заиграла в жилах, окончательно пришел в себя и вскоре говорил друзьям, пританцовывая на месте:
— Если бы вы знали, до чего ясно видел я здесь, вот на этом месте, костер! А вот как разделся - этого не помню
— Уювор! Если кто-то из нас опять свихнется, акри, го снять с него штаны, отшлепать как следует, а потом натирать его снегом, пока шкура не слезет! — кричал Бакытжан, прыгая рядом с приятелем.
— С тебя, пожалуй, шкура не слезет! — отвечал тот.— Она у тебя как у моржа... Ты сдохнешь последним,— дразнил Аманжан толстяка.
Уже на западном небосклоне сверкало созвездие Плеяд. Ночь, эта холодная сладострастница, еще не пресытилась ласками ярого месяца и все льнула нагим сахарным телом к лунному сиянию — бесстыдно являла миру свою обольстительную красоту. Трое парней бегали, прыгали на снегу, стараясь как-нибудь согреться и не поддаться вновь опасным чарам смертельного холода... И любовь, истинная любовь и ослепительное счастье мерещились им в холодной мгле... любовь, к которой тянулась душа каждого из них, как верблюжонок тянется к матери-верблюдице... Им по двадцати лет с небольшим, еще не пожили на свете... еще не держали в руках оружия, идя на врага... Три жигита, три батыра... трое \ парней прыгающих на снегу, как бесноватые.
А ночь не хотела кончаться, отпускать их; ночь тянулась, как холодная черная кишка, и батыры начали приуставать, хотя согрелись изрядно, до испарины на лбу. Задумав отогреть ноги, скинули валенки, развернули портянки и помогли друг другу натереть задубевшие ступни и бесчувственные пальцы... И вдруг совсем близко завыли волки. Это были они — никаких сомнений уже не оставалось...
— Смотрите! — отчаянно вскрикнул Бакытжан.— Вон собаки!
— Эх, если бы собаки!—отозвался глухо Аманжан.— Это волки. Пришли справить по нас поминки. Так что готовься, читай отходную молитву, парень!
Они сидели чуть повыше оставленных позади саней, навострив уши, большая стая. Выжидали, без всякого страха глядя на людей.
— Спички! — приказал Нуржан, стараясь не выдать своего страха.— Дай спички! — И извлек из кабины трактора замасленную тряпку: хотел облить соляркой, но она, замерзнув, не капала. Ругнувшись, Нуржан попытался зажечь тряпку без солярки, однако масленая грязная ткань чадила, трещала и не загоралась; помахали ею в воздухе — посыпались искры, и только.
Но звери снялись с места и чуть отступили. Опять сели в снег и уставились на людей.
— Ладно, к трактору все равно не подойдут,— стал успокаивать себя и других Бакытжан.— Боятся они запаха железа, акри...
— Черта с два! — перебил его Аманжан.— Они тебе и трактор слопают, когда голодные. Весной в черной степи, когда мы сеяли, волки у нас ведро автола сожрали.
— А что, устроим концерт для уважаемых гостей? — предложил Бакытжан.— Попробовать билеты им продать, заработаем, может, немного...
Й они с Нуржаном дружно затянули песню, глядя на зверей; и вдруг Бакытжан прервал пение воплем:
— Гляди, гляди! А они ближе пересаживаются! Ой-бай-ау! Мы пропали!
Аманжан, сначала сердито косившийся на друзей, под конец сам развеселился и, сняв рукавицу, взял ее в руку, словно стакан,— сделал вид, что наливает туда из бутылки,— и затем произнес тост.
— Дорогие граждане волки! Уважаемые гости,— проговорил он с важным видом.— Спасибо, что навести ли нас, не забыли молодых тружеников полей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Нуржан продолжал тормошить их.
— Делай приседания за мной! — командовал он.— Раз! Два! Раз! Два! — И приятели подчинились ему, стали приседать и вставать, замахали руками...— За мной бегом марш! — скомандовал Нуржан и, проваливаясь по колено в снег, побежал вокруг трактора.— А теперь растирайте лицо и руки снегом! — приказал он после.— А теперь посмеемся! Ну! Начинай! Ха-ха-ха,— судорожно закатился он первым.
— Ха-ха-ха! —дружно подхватили друзья.
— Ха-ха-ха! — разнеслось по снегам...
Они хохотали до хрипоты, кидались друг на друга, возились, бросались снежками, носились взад-вперед и вопили, оглашая мертвую тишину ночи хриплыми голосами... И если бы кто посторонний увидел их в эту минуту, то подумал бы, что в парней вселился бес.
— Ойбай-ау! Хорошо как! — орал Бакытжан, хватая то одного, то другого за руки.— Друзья мои! Ребятки! Да вы рехнулись, черти! Давайте попляшем! А давайте и вправду плясать, ребятки! Пока с ног не свалимся!
И они, взявшись за руки, принялись отплясывать — только снег полетел из-под ног.
— Ребята! Милые! — воскликнул взволнованно Нуржан, когда все немного успокоились.— А теперь давайте обнимемся! Поцелуем друг друга, товарищи! Кто его знает, будет ли еще у нас время для этого. Может быть, это наш последний час, когда мы еще живы и помним, как любим друг друга!
И они со смехом накинулись друг на цруга и стали целоваться, будто сто лет не виделись.
Нуржан толкнул Аманжана в снег — и высоченный жигит рухнул в сугроб словно обессилев. Вскочив на
ноги, он захохотал, оскалив зубы, но вдруг замер, вглядываясь куда-то перед собою В ту же минуту он начал стаскивать с себя одежду. Его друзья сначала решили, что Аманжан придумал новую шутку, и не придали этому значения. Но вот полетели на снег полушубок, пиджак, а когда парень стащил с себя рубаху, друзья схватили его за руки:
— Ты что?!
— Огонь! Ребята, пустите меня к костру,— забормотал Аманжан, пытаясь вырваться.— У, пропади все пропадом, пустите, я говорю! — Оттолкнув ребят, Аманжан стал приплясывать кружась на месте.— Жарко! Жарко! Ух, как печет! — вскрикивал он, передергиваясь всем телом, нелепо взмахивая руками.— Горит костерчик, ха-ха-ха! А вы чего стоите? Раздевайтесь скорее!
— Держи его! - крикнул Нуржан.— Он свихнулся от холода! Надо снегом натереть его, может пройдет!
— Аллах!.. В чем мы провинились перед тобой,— захныкал Бакытжан.— Что же это на свете делается?! О-о!
— Огонь! —вопил Аманжан, указывая на друзей.— Сожги этих черных кошек! Их две. . три... сто штук! Миллион! Везде кошки!
— Стой! — заорал Нуржан.—Ты чего это распустился, как баба...
С двух сторон они навалились на Аманжана, кое-как скрутили ополоумевшего парня, связали ему руки за спиной ремнем, которым обычно заводили пускач. Растянув на земле, принялись усердно растирать ему тело.
— Эх, гусиного жиру бы сюда! — пыхтя, бормотал Бакытжан.
— Пустите! — рвался из-под них Аманжан.— Холодно! Взбесился, что ли' Развяжите руки, черти! Я сам..
Но, так и не выпустив его, друзья растерли снегом обнаженное до пояса тело Аманжана, загем развязали, быстро одели его и помогли подняться на ноги. И тут же стали толкать его то в одну то в другую сторону заставляя двигаться
Так, в борьбе за жизнь, незаметно пролетело несколько часов. Аманжан, кровь которого вновь заиграла в жилах, окончательно пришел в себя и вскоре говорил друзьям, пританцовывая на месте:
— Если бы вы знали, до чего ясно видел я здесь, вот на этом месте, костер! А вот как разделся - этого не помню
— Уювор! Если кто-то из нас опять свихнется, акри, го снять с него штаны, отшлепать как следует, а потом натирать его снегом, пока шкура не слезет! — кричал Бакытжан, прыгая рядом с приятелем.
— С тебя, пожалуй, шкура не слезет! — отвечал тот.— Она у тебя как у моржа... Ты сдохнешь последним,— дразнил Аманжан толстяка.
Уже на западном небосклоне сверкало созвездие Плеяд. Ночь, эта холодная сладострастница, еще не пресытилась ласками ярого месяца и все льнула нагим сахарным телом к лунному сиянию — бесстыдно являла миру свою обольстительную красоту. Трое парней бегали, прыгали на снегу, стараясь как-нибудь согреться и не поддаться вновь опасным чарам смертельного холода... И любовь, истинная любовь и ослепительное счастье мерещились им в холодной мгле... любовь, к которой тянулась душа каждого из них, как верблюжонок тянется к матери-верблюдице... Им по двадцати лет с небольшим, еще не пожили на свете... еще не держали в руках оружия, идя на врага... Три жигита, три батыра... трое \ парней прыгающих на снегу, как бесноватые.
А ночь не хотела кончаться, отпускать их; ночь тянулась, как холодная черная кишка, и батыры начали приуставать, хотя согрелись изрядно, до испарины на лбу. Задумав отогреть ноги, скинули валенки, развернули портянки и помогли друг другу натереть задубевшие ступни и бесчувственные пальцы... И вдруг совсем близко завыли волки. Это были они — никаких сомнений уже не оставалось...
— Смотрите! — отчаянно вскрикнул Бакытжан.— Вон собаки!
— Эх, если бы собаки!—отозвался глухо Аманжан.— Это волки. Пришли справить по нас поминки. Так что готовься, читай отходную молитву, парень!
Они сидели чуть повыше оставленных позади саней, навострив уши, большая стая. Выжидали, без всякого страха глядя на людей.
— Спички! — приказал Нуржан, стараясь не выдать своего страха.— Дай спички! — И извлек из кабины трактора замасленную тряпку: хотел облить соляркой, но она, замерзнув, не капала. Ругнувшись, Нуржан попытался зажечь тряпку без солярки, однако масленая грязная ткань чадила, трещала и не загоралась; помахали ею в воздухе — посыпались искры, и только.
Но звери снялись с места и чуть отступили. Опять сели в снег и уставились на людей.
— Ладно, к трактору все равно не подойдут,— стал успокаивать себя и других Бакытжан.— Боятся они запаха железа, акри...
— Черта с два! — перебил его Аманжан.— Они тебе и трактор слопают, когда голодные. Весной в черной степи, когда мы сеяли, волки у нас ведро автола сожрали.
— А что, устроим концерт для уважаемых гостей? — предложил Бакытжан.— Попробовать билеты им продать, заработаем, может, немного...
Й они с Нуржаном дружно затянули песню, глядя на зверей; и вдруг Бакытжан прервал пение воплем:
— Гляди, гляди! А они ближе пересаживаются! Ой-бай-ау! Мы пропали!
Аманжан, сначала сердито косившийся на друзей, под конец сам развеселился и, сняв рукавицу, взял ее в руку, словно стакан,— сделал вид, что наливает туда из бутылки,— и затем произнес тост.
— Дорогие граждане волки! Уважаемые гости,— проговорил он с важным видом.— Спасибо, что навести ли нас, не забыли молодых тружеников полей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30