Хотя бы заблудшая сосенка или случайный пень показались бы! Все белым-бело, глазу не за что зацепиться. Глубинный край хранил свою тайну, окутавшись снежным саваном. Мертвое, безлесое, бездушное пространство!
— Поедем дальше,— молвил наконец Нуржан.— Будем двигаться в том же направлении.
— Ну, давай,— сразу же согласился Бакытжан, но тут же поспешно добавил: — Только, чур, ты будешь виноват, если заблудимся.— И затем вновь пристроился подремать. Нуржан сам повел трактор. Взяв рычаги в руки, он погнал взревевший трактор по склону горы — казалось, прямо к небу. Аманжан пересел на железный ящик и, сникший после недавнего исступления, хранил угрюмое молчание. Мощный «ДТ-54» с трудом тащил за собою рубленные из цельных бревен сани-волокуши. Сине-черные клубы дыма с ревом вылетали из выхлопной трубы. Снизу долгий изволок увала смотрелся отлогим, но выше, ближе к вершине, стало очевидно, что склон все же очень крут. Нуржан, упрямо гнавший трактор прямо в лоб перевалу, теперь решил взбираться зигзагами — и позади них потянулся двойной извилистый след на ровном снегу. Но вершина перевала казалось, отодвигалась все дальше. Нуржан поминутно оглядывался, беспокоясь, не оторвались бы сани. Низкие, широкие, они вспахивали сугробы, порою нагребали перед собою целую лавину снега и, словно досадуя на образовавшуюся преграду, вдруг встряхивались и круто взмывали вверх, преодолевая препятствие.
Внизу, в лощине, уже синела густая тень, но ближе к перевалу солнце светило вовсю, слепило глаза, и окружающие горы как бы стали ниже. И среди нагорного безмолвия рокот трактора отдавался эхом, словно надсадный старческий кашель. Как будто кашляла могучая гора —ледяное дыхание ее волнами обдавало путников Это пронизывающий ветер, дующий с севера, набросился на них у вершины перевала.
Наконец оседлали перевал — и трое жигитов с надеждою посмотрели вперед, высунувшись из кабины трактора. Но они не увидели того, чего ждали с нетерпением. Перед ними была еще одна безжизненная гора, такая же высокая и крутая, как та, на которую они только что взобрались. И так же злорадно манила она: ну-ка попробуйте одолеть меня. Парни присвистнули, как по команде, и спрятались обратно в кабину. Теперь убедились они окончательно, что заблудились в горах. И это было страшно. Карабкаясь на тракторе к гребню перевала, они еще надеялись увидеть если не райский сад перед собою, то хотя бы заброшенное зимовье или хоть деревце. А увидели все тот же безжизненный белый мир без единого темного пятнышка. И этот мир распахнул им свои ледяные объятья.
— Ну так где? — нетерпеливо спросил Аманжан.
— А я знаю, где?..— устало отвечал Нуржан.— Летом как-нибудь нашел бы. А сейчас попробуй найди — все горы похожи одна на другую, как яйца.
— Значит, Это яйца от одной несушки,— безрадостно пошутил Аманжан, доставая из кармана измятую пачку «Примы».— Поэтому и не различишь их... А ты ноги подбери, акри, чего расселся как у себя дома! — крикнул он и поддал заледеневшим носком валенка по ноге Бакытжана, и тот послушно, словно испуганный ребенок, подобрал ногу.— Ну, что будем делать?
— Что делать... Надо дальше ехать, не стоять же на месте,— ответил Нуржан, поеживаясь.
— Посмотрим, как ты ехать будешь, когда горючее кончится,— буркнул Аманжан, глубоко затягиваясь сигаретой.
«ДТ-54» дернулся и, наклонившись вперед, пошел с горы, на которую с трудом взобрался с другой сторону. На спуске склон был неровным, в ямах, в расщелинах, торчали в снегу валуны, и стальные гусеницы, налетая на них, злобно грызли камень, поднимая невообразимый лязг и скрежет. И Нуржан повел трактор осторожнее, убавил скорость, внимательно смотрел вперед. Спустившись на полгоры, он, спохватившись, оглянулся — и не увидел прицепных саней сзади. Не в силах поверить своим глазам, он еще какое-то время гнал грактор, затем резко затормозил и сбросил газ. Выскочив на гусеницу, внимательно осмотрел рыхленый след. И далеко, метров за двести позади, увидел торчавшие из сугроба сани. Аманжан, выскочивший на гусеницу с другой стороны трактора, тоже увидел их. Бакытжан не двинулся с места.
— А! Будьте вы прокляты! вскрикнул Нуржан
— Поворачивай назад! —сказал Аманжан.
— Сам знаю. Только сможем ли подняться? Уж больно круто.
— Давай поворачивай! Рискнем! Делать больше нечего, тросом все равно их не зацепишь.
- Будь они прокляты!
Оба уселись на свои места — и трактор, вспахивая гусеницами снег, развернулся на месте. Пополз вверх, но не проехал и десяти шагов, как его снова — уже самопроизвольно — развернуло в обратную сторону. Крутизна была велика. Снова и снова ребятя товорачивали трактор и гнали его вверх по склону, но гусеницы проскальзывали на месте, трактор дрожал, не в силах продвинуться хотя бы на метр, и вдруг его снова резко разворачивало. За рычаги садились попеременно то Аманжан, то Нуржан: трактор ревел, как рассерженный верблюд, долбил гусеницами мерзлую землю, скреб камни, рвался вперед — но все было напрасно.
— А что если спуститься, объехать гору и с той стороны снова по своему следу подняться? - предложил Аманжан.— Сверху спуститься к саням...
— Это дело, акри! — впервые за все время суматохи отозвался Бакытжан, до этого безучастно сидевший на своем месте.— Башка у тебя работает, однако
- Проснулся? Уж лучше бы дрых,— огрызнулся Аманжан.— Не знаю только, нет ли там, под горою, болота,— продолжал он.— Вон смотрите, пар идет Должно быть, там теплые родники бьют, а от них всегда грязь получается. Сверху лежит снег, а под снегом болото...
Но осуществить задуманное они не успели. Солнце давно скрылось за вершинами. В долинах тени сгустились до непроницаемой мглы. Усилился ветер, словно предвестник суровой ночи. В его порывах чудились молодым людям то жалобные стоны, то плач. В небе проклюнула первая робкая звездочка. Восточные склоны гор стали заметнее, выделившись из общей мглы,— всходила яркая луна. Жестокий январский мороз, замораживающий плевок на лету, давал знать о себе. Стоило теперь подумать не о возвращении тракторных саней, а о спасении собственной жизни. Лютая, хищная ночь надвигалась со всех сторон, а согреться было нечем. Ни хво ростинки вокруг, чтобы развести костер,— лишь гладкие, словно обритые, холмы белых увалов. Хоть волком вой, хоть плачь, словно беспомощный ребенок! Впервые в жизни каждый из них увидел, что мир может быть таким холодным, беспощадным и жестоким. Робость охватила их. Молча сидели они, н^ пытаясь больше сделать что-нибудь. И лишь трактор, вздрагивая на месте, продолжал стучать мотором... Долго вслушиваться в звук мотора — и почудится, что это тоже плач, бесконечный плач, и чьи-то слезы будто падают в снег, падают в снег и свертываются ледяными бусинками, и уходит тепло из маленького, встревоженного тела, и выстывает сердце, теряя волю к жизни,— и вот уже неверный, покалывающий зрачки свет наплывает на тебя, и вместе с ним волнами тепла неги наплывает сладостный сон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30