И он с горечью признал, что желает всем сердцем ухода Кожака из аула и даже его смерти...
7
Однажды Нурлан лежал на берегу Бухтармы и читал книгу. Вдруг что-то заставило его обернуться, и он увидел Луизу. На ней было легкое белое платье с открытыми плечами и воротом, и она походила в нем на белую бабочку Алтая. Когда Луиза подошла к нему, он смущенно вскочил. Она осторожно взяла книгу у него из рук, полистала страницы и, покачав головой, вернула. Книга была на казахском. Голубые глаза ее искрились от смеха
— Пошли купаться,— предложила она. Нурлан хорошо понял ее слова и смутился. По тем временам не в обычаях аула было, чтобы девушки и парни купались вместе. Он промолчал. Луиза посмотрела на него и снова тронула за руку: — Ты что, не хочешь купаться? Пошли.
Он нехотя поплелся за ней. Берега заросли тальником и березняком. То и дело на гладкой поверхности воды расплывались круги — это рыба вылавливала мух и кузнечиков, неосторожно угодивших в реку. В лесу звенели комары, скрываясь в тени от палящего солнца.,
Когда Луиза начала стаскивать с себя платье, Нурлан не выдержал и отвернулся.
— Нурлан, что же ты? — позвала она, готовая уже броситься в воду и поплыть. Нурлан взглянул на нее, и его будто током ударило, в горле пересохло — ни сглотнуть, ни плюнуть. Он даже подумал, что у него поднялась температура, бросило в жар. Только когда раздался плеск воды, он немного пришел в себя. Луиза плыла на тот берег, одна только голова торчала из воды. Когда она взмахивала рукой, прозрачные капельки срывались с кончиков пальцев.
Нурлан стоял весь потерянный и разбитый, будто только что выкосил гектар сена. Хотел было раздеться и тоже бултыхнуться в воду, но у него не было плавок, а своих неказистых трусов, которые мать сама ему сшила, он постеснялся. Он с опаской посмотрел в сторону аула, не заметил ли кто-нибудь их с Луизой, но там никого не было видно.
Девушка переплыла реку и уселась на песок, потом легла на спину, положив руки под голову. Нурлану даже почему-то показалось, уж не пьяна ли Луиза, уж очень странно, на его взгляд, она себя вела, у них в ауле такое не принято. Бог знает откуда взялась такая абсурдная мысль. Мало ли что не принято у них в ауле, свет велик.
Сверкая белым телом, как чайка, девушка все еще лежала на песчаной отмели. Как будто и дела ей нет до всего на свете, забыла про все. О чем она думала в эту минуту — о нем, о Нурлане, или о своем прошлом?
Луиза рассказывала Анне-апай, а та Нурлану, что отец ее погиб в Великую Отечественную войну, он был переводчиком. А мать и два старших брата живут на Волге. После окончания техникума ее направили на Алтай. Она знала этот край только по картинкам Рериха и очень жалела, что не бывала на Телецком озере, на Хатыни и Мараколе.
— Нурлан! — донеслось до него.— Ты почему не купаешься? Плыви сюда! Или боишься? Ну как тебе не стыдно!
Луиза встала и вошла в воду, переплыла реку и вышла на берег. С нее ручьями стекала вода, голубой купальник потемнел и еще больше подчеркивал белизну ее тела. Она распустила волосы и тряхнула головой. Нурлан не мог оторвать от нее взгляда.
— Я знаю, ты меня стесняешься,— сказала Луиза.— Я слыхала, что у вас парни и девушки никогда не купаются вместе. Ладно, я сейчас переоденусь, ты на меня не смотри.— Она подхватила свое платье и нырнула в заросли тальника.
Робкая и непонятная тоска овладела Нурланом. Он подумал, что так и умрет, не решившись признаться Луизе в любви. Ему казалось, что если он сделает это, то навсегда избавится от недуга, словно яд, разлившегося в его теле; что стоит Луизе только услышать от него слово «люблю», как она бросится к нему на шею и скажет: «Нурлан, я ведь тебя тоже люблю». Но почувствует ли эта девушка-весна, что единственное исцеление от его недуга, из-за которого он ворочается по ночам и не спит до самого рассвета,— она сама?
С тех пор как Луиза появилась в ауле, Нурлан переменился. Он и сам иногда не узнавал себя. Все ему представлялось в новом, живительном свете, в нем пробудились пылкость и любознательность. С удивлением, радостью и тоской он понял, что Луиза для него теперь — весь белый свет: ясное небо, и золотое солнце, и щедрое поле, и поющие птицы, и волнующееся море, и прекрасное детство.
Для него Луиза — это трепет бересты на березе в ветреный день и грустное томление, навеваемое песней. Эта песня растекается по телу, расслабляет суставы, пьянит, зовет в неведомое далекое путешествие, шепчет и внушает на ухо какую-то тайну.
А какие глаза у Луизы! Посмотрит она на него — и он, как лодка без весел и парусов, в этом море глубокой синевы, и загадочный шепот доносится к нему из этих глубин.
Нурлан понял, что смысл прекрасного он сможет постичь лишь благодаря Луизе...
Ее вызвали в районный центр. Через несколько дней должна была начаться уборка подсолнухов, пришла пора силосования.
Нурлан знал, что Анна-апай теперь одна, и повернул коня к ее дому. С тех пор как у нее поселилась Луиза, он не часто заглядывал к Анне. Крестная встретила его радушно и выставила не стол все, что могла.
Старушка, некогда сама помогавшая появиться ему на белый свет, а потом растившая и лелеявшая его, как родного сына, не могла не заметить в нем перемен и не раз задумывалась над их причиной. Хотелось поговорить с ним наедине, докопаться до истины.
Нурлан теперь вымахал в настоящего жигита. Не верилось, что пятнадцать лет назад он краснокожим младенцем лежал и гугукал в колыбельке. Теперь вон как вырос, ногами на земле стоит, а головой небеса подпирает. А ведь будто вчера Анна тряслась над этим мальчиком и переживала за него, как за родного сына. Что уж и говорить, Анна любила детей. Не раз она просила свою дочь Марусю, мол, отдай хоть одного из внуков, вон их сколько у тебя, выращу, воспитаю как надо. Но Марусина свекровь и близко не подпускала Анну к внукам. Даже запрещала им ходить в гости. А что в этом плохого? Из-за упрямства свекрови так и осталась Анна одна. Правда, внуки иногда тайком забегали к ней, но свекровь, узнав про это, грозила: «Если хоть раз еще переступите порог ее дома, ноги переломаю».
Анна думала, что для матери все дети как родные. Вон приехала к ней девушка-немка с Волги, Казалось бы, уж какое тут родство, а ведь ходит за ней, как за своей Но она знала, что не сегодня, так завтра эта птичка упорхнет из ее дома, знала и переживала заранее. И зачем она только так привязалась к ней?
Поэтому очень обрадовалась старушка, когда на пороге появился Нурлан, ее крестный сын. Приелось ей одиночество, ох уж как приелось! Да и ком> оно по душе?
— Нурлан,— ласково сказала Анна.— А ты ведь меняешься на глазах.
— Так ведь я расту, апа,— рассмеялся Нурлан.
— Возможно, что и так, сынок, не знаю, но не такой ты, как прежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
7
Однажды Нурлан лежал на берегу Бухтармы и читал книгу. Вдруг что-то заставило его обернуться, и он увидел Луизу. На ней было легкое белое платье с открытыми плечами и воротом, и она походила в нем на белую бабочку Алтая. Когда Луиза подошла к нему, он смущенно вскочил. Она осторожно взяла книгу у него из рук, полистала страницы и, покачав головой, вернула. Книга была на казахском. Голубые глаза ее искрились от смеха
— Пошли купаться,— предложила она. Нурлан хорошо понял ее слова и смутился. По тем временам не в обычаях аула было, чтобы девушки и парни купались вместе. Он промолчал. Луиза посмотрела на него и снова тронула за руку: — Ты что, не хочешь купаться? Пошли.
Он нехотя поплелся за ней. Берега заросли тальником и березняком. То и дело на гладкой поверхности воды расплывались круги — это рыба вылавливала мух и кузнечиков, неосторожно угодивших в реку. В лесу звенели комары, скрываясь в тени от палящего солнца.,
Когда Луиза начала стаскивать с себя платье, Нурлан не выдержал и отвернулся.
— Нурлан, что же ты? — позвала она, готовая уже броситься в воду и поплыть. Нурлан взглянул на нее, и его будто током ударило, в горле пересохло — ни сглотнуть, ни плюнуть. Он даже подумал, что у него поднялась температура, бросило в жар. Только когда раздался плеск воды, он немного пришел в себя. Луиза плыла на тот берег, одна только голова торчала из воды. Когда она взмахивала рукой, прозрачные капельки срывались с кончиков пальцев.
Нурлан стоял весь потерянный и разбитый, будто только что выкосил гектар сена. Хотел было раздеться и тоже бултыхнуться в воду, но у него не было плавок, а своих неказистых трусов, которые мать сама ему сшила, он постеснялся. Он с опаской посмотрел в сторону аула, не заметил ли кто-нибудь их с Луизой, но там никого не было видно.
Девушка переплыла реку и уселась на песок, потом легла на спину, положив руки под голову. Нурлану даже почему-то показалось, уж не пьяна ли Луиза, уж очень странно, на его взгляд, она себя вела, у них в ауле такое не принято. Бог знает откуда взялась такая абсурдная мысль. Мало ли что не принято у них в ауле, свет велик.
Сверкая белым телом, как чайка, девушка все еще лежала на песчаной отмели. Как будто и дела ей нет до всего на свете, забыла про все. О чем она думала в эту минуту — о нем, о Нурлане, или о своем прошлом?
Луиза рассказывала Анне-апай, а та Нурлану, что отец ее погиб в Великую Отечественную войну, он был переводчиком. А мать и два старших брата живут на Волге. После окончания техникума ее направили на Алтай. Она знала этот край только по картинкам Рериха и очень жалела, что не бывала на Телецком озере, на Хатыни и Мараколе.
— Нурлан! — донеслось до него.— Ты почему не купаешься? Плыви сюда! Или боишься? Ну как тебе не стыдно!
Луиза встала и вошла в воду, переплыла реку и вышла на берег. С нее ручьями стекала вода, голубой купальник потемнел и еще больше подчеркивал белизну ее тела. Она распустила волосы и тряхнула головой. Нурлан не мог оторвать от нее взгляда.
— Я знаю, ты меня стесняешься,— сказала Луиза.— Я слыхала, что у вас парни и девушки никогда не купаются вместе. Ладно, я сейчас переоденусь, ты на меня не смотри.— Она подхватила свое платье и нырнула в заросли тальника.
Робкая и непонятная тоска овладела Нурланом. Он подумал, что так и умрет, не решившись признаться Луизе в любви. Ему казалось, что если он сделает это, то навсегда избавится от недуга, словно яд, разлившегося в его теле; что стоит Луизе только услышать от него слово «люблю», как она бросится к нему на шею и скажет: «Нурлан, я ведь тебя тоже люблю». Но почувствует ли эта девушка-весна, что единственное исцеление от его недуга, из-за которого он ворочается по ночам и не спит до самого рассвета,— она сама?
С тех пор как Луиза появилась в ауле, Нурлан переменился. Он и сам иногда не узнавал себя. Все ему представлялось в новом, живительном свете, в нем пробудились пылкость и любознательность. С удивлением, радостью и тоской он понял, что Луиза для него теперь — весь белый свет: ясное небо, и золотое солнце, и щедрое поле, и поющие птицы, и волнующееся море, и прекрасное детство.
Для него Луиза — это трепет бересты на березе в ветреный день и грустное томление, навеваемое песней. Эта песня растекается по телу, расслабляет суставы, пьянит, зовет в неведомое далекое путешествие, шепчет и внушает на ухо какую-то тайну.
А какие глаза у Луизы! Посмотрит она на него — и он, как лодка без весел и парусов, в этом море глубокой синевы, и загадочный шепот доносится к нему из этих глубин.
Нурлан понял, что смысл прекрасного он сможет постичь лишь благодаря Луизе...
Ее вызвали в районный центр. Через несколько дней должна была начаться уборка подсолнухов, пришла пора силосования.
Нурлан знал, что Анна-апай теперь одна, и повернул коня к ее дому. С тех пор как у нее поселилась Луиза, он не часто заглядывал к Анне. Крестная встретила его радушно и выставила не стол все, что могла.
Старушка, некогда сама помогавшая появиться ему на белый свет, а потом растившая и лелеявшая его, как родного сына, не могла не заметить в нем перемен и не раз задумывалась над их причиной. Хотелось поговорить с ним наедине, докопаться до истины.
Нурлан теперь вымахал в настоящего жигита. Не верилось, что пятнадцать лет назад он краснокожим младенцем лежал и гугукал в колыбельке. Теперь вон как вырос, ногами на земле стоит, а головой небеса подпирает. А ведь будто вчера Анна тряслась над этим мальчиком и переживала за него, как за родного сына. Что уж и говорить, Анна любила детей. Не раз она просила свою дочь Марусю, мол, отдай хоть одного из внуков, вон их сколько у тебя, выращу, воспитаю как надо. Но Марусина свекровь и близко не подпускала Анну к внукам. Даже запрещала им ходить в гости. А что в этом плохого? Из-за упрямства свекрови так и осталась Анна одна. Правда, внуки иногда тайком забегали к ней, но свекровь, узнав про это, грозила: «Если хоть раз еще переступите порог ее дома, ноги переломаю».
Анна думала, что для матери все дети как родные. Вон приехала к ней девушка-немка с Волги, Казалось бы, уж какое тут родство, а ведь ходит за ней, как за своей Но она знала, что не сегодня, так завтра эта птичка упорхнет из ее дома, знала и переживала заранее. И зачем она только так привязалась к ней?
Поэтому очень обрадовалась старушка, когда на пороге появился Нурлан, ее крестный сын. Приелось ей одиночество, ох уж как приелось! Да и ком> оно по душе?
— Нурлан,— ласково сказала Анна.— А ты ведь меняешься на глазах.
— Так ведь я расту, апа,— рассмеялся Нурлан.
— Возможно, что и так, сынок, не знаю, но не такой ты, как прежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42