Мы и девушка-переводчица тоже пристроились рядом. Все было просто и скромно – душевный, спокойный человек.
– Вероятно в прошлой жизни мы, тибетцы, причинили много зла китайцам. И они теперь столько зла творят нам, – сказал он.
Его история уже успела стать легендой. Тенцинг Коедрак родился в деревне, в трех днях ходьбы от Лхасы. Ребенком он попал в один из больших монастырей в этих краях и в тринадцатилетнем возрасте был направлен на учебу в столичную Медицинскую школу. В тридцать лет Тенцингу, уже прославленному врачу, доверили здоровье тибетского богоравного владыки. Тот был на одиннадцать лет моложе своего лекаря.
В 1959 году, когда Далай-лама, переодевшись простым солдатом, бежал в Индию, многие из его свиты, чтобы не вызвать подозрений у китайцев, остались в Лхасе. Среди них был и Тенцинг Коедрак, который вскоре вместе с тысячами других приверженцев Далай-ламы был арестован, брошен за решетку и подвергнут всевозможным издевательствам.
То, что он владел тайными формулами некоторых особых лекарств, китайцев не интересовало. Они презирали тибетскую культуру и считали веру помехой для прогресса, подлежащей устранению. Китайцы приговорили Тенцинга Коедрака к каторжным работам, а его имущество вышвырнули. Там было и двадцать килограммов загадочного черного порошка, с виду бесполезного, но который тибетцы бережно хранили более трех веков.
С годами китайцы поняли, что Тенцинг Коедрак, долбящий в карьере камень, – человек незаурядный. Он, в отличие от многих других заключенных, не умирал; возможно, он был посвящен в некую тайну, которая могла бы и китайцам пригодиться. Кроме того, китайцам со временем стало ясно, что «черный порошок», который они за ненадобностью выкинули в ближайший ручей, – ценнейшее снадобье из золота и серебра, прошедшее сложнейшую обработку, и что из этого порошка такие врачи, как Тенцинг Коедрак, готовили в прошлом «драгоценные пилюли долголетия».
Китайцы предложили узнику свободу в обмен на рецепт черного порошка и знаменитых пилюль. Сначала он отказался. Последовали долгие переговоры, в которых принимали участие эмиссары Далай-ламы, и наконец в 1980 году пекинские власти позволили Тенцингу Коедраку выехать из Китая в изгнание. Тенцинг Коедрак снова стал личным врачом «Его Святейшества» и осматривал его дважды в неделю. Еще он взял в свои руки управление Медицинско-астрологическим институтом, наладил производство трех видов «драгоценных пилюль» и обучил своему искусству сотню тибетских монахов.
Этот человек и был теперь перед нами. Он расспросил Леопольда о симптомах его болезни, заглянул ему в глаза и рот, взял его запястья и, опустив веки, сосредоточился на пульсе. Консультация длилась недолго. По словам доктора Коедрака, случай Леопольда был простым: у него действительно были проблемы с печенью, но пилюли должны были его вылечить. Он принялся выписывать рецепт, с которым нам следовало пойти в аптеку, но уходить не хотелось, надо было еще расспросить о стольких вещах!
Первым начал я. Как же ему удалось выжить на каторге?
– Поддерживая жар в своем желудке, – ответил он. – Так мне удавалось усваивать негодную пищу, которая убивала остальных.
Это был прием, которому его, еще ребенка, обучил лама, но это – «секрет, который передается только от учителя к ученику».
Мы спросили, какие еще болезни он может лечить. Он не стал ничем похваляться. Сказал, что многие с Запада, особенно американцы, приезжали в поисках лекарства от СПИДа, но этого у него не было. Единственное, что он мог сделать, – это улучшить их самочувствие.
В то время рак меня не интересовал, это была болезнь, которая могла поразить кого угодно, но не меня. Но я попросил его рекомендаций от депрессии, и для случившегося потом я не могу найти объяснения. Коедрак ответил, что депрессия – прежде всего западная болезнь. «А причина, – добавил он, – в том, что вы, люди Запада, слишком привязаны к вещам. Вы ими одержимы. К примеру, теряет человек ручку и с тех пор только и делает, что о ней думает, хоть ей грош цена, а писать можно и карандашом. Вы на Западе слишком заботитесь о материальном».
Я слушал его и автоматически делал заметки своей старой черной ручкой «Монблан». Мы еще поговорили о его жизни в тюрьме, о драгоценных пилюлях, о мантрах, магических заговорах, которые следует произносить во время их приготовления, а я делал заметки своим «Монбланом». Потом мы поблагодарили, попрощались, зашли в аптеку за пилюлями, вернулись к себе и оказалось, что ручки нет!
Я тут же попросил переводчицу снова сходить к врачу, позвонить в институт. Напрасно, ручка исчезла. Тут я призадумался, не столько потому, что я был к ней привязан, сколько потому, что у меня возникли кое-какие подозрения. А что, если старый доктор, чувствуя, что за моими расспросами таился некий скептицизм, решил продемонстрировать мне свои способности и преподать мне урок? Возможно ли это?
В этот же вечер Леопольд начал принимать его пилюли. Они были похожи на овечий помет, и, тем не менее, все мы были убеждены, что в этих шариках было нечто особенное. И были правы. Они были «заряжены» историей, которая привела нас сюда, мантрами, которыми сопровождалось их приготовление, процедурой приема: их следовало сперва раскрошить, затем глотать, запивая маленькими глотками теплой воды. Они были заряжены всем тем могуществом, которое приписывало им сознание пациента.
Сознание, всегда это сознание! Вот где магия. И тот самый «жар в желудке», о котором говорил Коедрак, происходил оттуда же. Упражнение, называемое «туммо», мистический огонь, было частью старой йоговской практики, которую тибетцы приспособили к своим климатическим условиям. Чтобы монахи могли жить в сильном холоде, их учили согреваться, мысленно концентрируясь на воображаемом огне в желудке. Причем этот жар усилием воли и ритмом дыхания разгонялся по всему телу. Во время обучения ученику приходилось сидеть голым на земле, прикрывшись «репа» – куском мокрой хлопчатобумажной ткани. Под воздействием тепла ткань должна была вскоре высохнуть. Великий святой, поэт и отшельник Миларепа, «Человек, одетый в хлопок», получил свое имя именно потому, что ему удалось во время этого испытания высушить, одно за другим, три совершенно мокрых покрывала.
Вечером за ужином мы услышали рассказ, как в 1981 году Далай-лама позволил некоторым своим монахам проделать «туммо» в присутствии группы ученых и врачей из Гарварда, которые искали научное доказательство власти разума над телом. За несколько минут всем монахам удалось повысить свою температуру на несколько градусов.
В конце концов мы вновь вспомнили о ручке, и я спросил брата Далай-ламы, возможно ли, что она могла исчезнуть усилием мысли старого врача.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176
– Вероятно в прошлой жизни мы, тибетцы, причинили много зла китайцам. И они теперь столько зла творят нам, – сказал он.
Его история уже успела стать легендой. Тенцинг Коедрак родился в деревне, в трех днях ходьбы от Лхасы. Ребенком он попал в один из больших монастырей в этих краях и в тринадцатилетнем возрасте был направлен на учебу в столичную Медицинскую школу. В тридцать лет Тенцингу, уже прославленному врачу, доверили здоровье тибетского богоравного владыки. Тот был на одиннадцать лет моложе своего лекаря.
В 1959 году, когда Далай-лама, переодевшись простым солдатом, бежал в Индию, многие из его свиты, чтобы не вызвать подозрений у китайцев, остались в Лхасе. Среди них был и Тенцинг Коедрак, который вскоре вместе с тысячами других приверженцев Далай-ламы был арестован, брошен за решетку и подвергнут всевозможным издевательствам.
То, что он владел тайными формулами некоторых особых лекарств, китайцев не интересовало. Они презирали тибетскую культуру и считали веру помехой для прогресса, подлежащей устранению. Китайцы приговорили Тенцинга Коедрака к каторжным работам, а его имущество вышвырнули. Там было и двадцать килограммов загадочного черного порошка, с виду бесполезного, но который тибетцы бережно хранили более трех веков.
С годами китайцы поняли, что Тенцинг Коедрак, долбящий в карьере камень, – человек незаурядный. Он, в отличие от многих других заключенных, не умирал; возможно, он был посвящен в некую тайну, которая могла бы и китайцам пригодиться. Кроме того, китайцам со временем стало ясно, что «черный порошок», который они за ненадобностью выкинули в ближайший ручей, – ценнейшее снадобье из золота и серебра, прошедшее сложнейшую обработку, и что из этого порошка такие врачи, как Тенцинг Коедрак, готовили в прошлом «драгоценные пилюли долголетия».
Китайцы предложили узнику свободу в обмен на рецепт черного порошка и знаменитых пилюль. Сначала он отказался. Последовали долгие переговоры, в которых принимали участие эмиссары Далай-ламы, и наконец в 1980 году пекинские власти позволили Тенцингу Коедраку выехать из Китая в изгнание. Тенцинг Коедрак снова стал личным врачом «Его Святейшества» и осматривал его дважды в неделю. Еще он взял в свои руки управление Медицинско-астрологическим институтом, наладил производство трех видов «драгоценных пилюль» и обучил своему искусству сотню тибетских монахов.
Этот человек и был теперь перед нами. Он расспросил Леопольда о симптомах его болезни, заглянул ему в глаза и рот, взял его запястья и, опустив веки, сосредоточился на пульсе. Консультация длилась недолго. По словам доктора Коедрака, случай Леопольда был простым: у него действительно были проблемы с печенью, но пилюли должны были его вылечить. Он принялся выписывать рецепт, с которым нам следовало пойти в аптеку, но уходить не хотелось, надо было еще расспросить о стольких вещах!
Первым начал я. Как же ему удалось выжить на каторге?
– Поддерживая жар в своем желудке, – ответил он. – Так мне удавалось усваивать негодную пищу, которая убивала остальных.
Это был прием, которому его, еще ребенка, обучил лама, но это – «секрет, который передается только от учителя к ученику».
Мы спросили, какие еще болезни он может лечить. Он не стал ничем похваляться. Сказал, что многие с Запада, особенно американцы, приезжали в поисках лекарства от СПИДа, но этого у него не было. Единственное, что он мог сделать, – это улучшить их самочувствие.
В то время рак меня не интересовал, это была болезнь, которая могла поразить кого угодно, но не меня. Но я попросил его рекомендаций от депрессии, и для случившегося потом я не могу найти объяснения. Коедрак ответил, что депрессия – прежде всего западная болезнь. «А причина, – добавил он, – в том, что вы, люди Запада, слишком привязаны к вещам. Вы ими одержимы. К примеру, теряет человек ручку и с тех пор только и делает, что о ней думает, хоть ей грош цена, а писать можно и карандашом. Вы на Западе слишком заботитесь о материальном».
Я слушал его и автоматически делал заметки своей старой черной ручкой «Монблан». Мы еще поговорили о его жизни в тюрьме, о драгоценных пилюлях, о мантрах, магических заговорах, которые следует произносить во время их приготовления, а я делал заметки своим «Монбланом». Потом мы поблагодарили, попрощались, зашли в аптеку за пилюлями, вернулись к себе и оказалось, что ручки нет!
Я тут же попросил переводчицу снова сходить к врачу, позвонить в институт. Напрасно, ручка исчезла. Тут я призадумался, не столько потому, что я был к ней привязан, сколько потому, что у меня возникли кое-какие подозрения. А что, если старый доктор, чувствуя, что за моими расспросами таился некий скептицизм, решил продемонстрировать мне свои способности и преподать мне урок? Возможно ли это?
В этот же вечер Леопольд начал принимать его пилюли. Они были похожи на овечий помет, и, тем не менее, все мы были убеждены, что в этих шариках было нечто особенное. И были правы. Они были «заряжены» историей, которая привела нас сюда, мантрами, которыми сопровождалось их приготовление, процедурой приема: их следовало сперва раскрошить, затем глотать, запивая маленькими глотками теплой воды. Они были заряжены всем тем могуществом, которое приписывало им сознание пациента.
Сознание, всегда это сознание! Вот где магия. И тот самый «жар в желудке», о котором говорил Коедрак, происходил оттуда же. Упражнение, называемое «туммо», мистический огонь, было частью старой йоговской практики, которую тибетцы приспособили к своим климатическим условиям. Чтобы монахи могли жить в сильном холоде, их учили согреваться, мысленно концентрируясь на воображаемом огне в желудке. Причем этот жар усилием воли и ритмом дыхания разгонялся по всему телу. Во время обучения ученику приходилось сидеть голым на земле, прикрывшись «репа» – куском мокрой хлопчатобумажной ткани. Под воздействием тепла ткань должна была вскоре высохнуть. Великий святой, поэт и отшельник Миларепа, «Человек, одетый в хлопок», получил свое имя именно потому, что ему удалось во время этого испытания высушить, одно за другим, три совершенно мокрых покрывала.
Вечером за ужином мы услышали рассказ, как в 1981 году Далай-лама позволил некоторым своим монахам проделать «туммо» в присутствии группы ученых и врачей из Гарварда, которые искали научное доказательство власти разума над телом. За несколько минут всем монахам удалось повысить свою температуру на несколько градусов.
В конце концов мы вновь вспомнили о ручке, и я спросил брата Далай-ламы, возможно ли, что она могла исчезнуть усилием мысли старого врача.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176