Или это твоя собственная игра?" "Здесь принято, господин "очень приятно", здороваться, представляться, говорить сразу, что надо и сколько это будет стоить". "Послушай, Шура Бочаров, то, о чем я собираюсь тебя просить, - ничего не стоит. Но я заплачу ту цену, которую назовешь. Торговаться не буду". "Да ну, я не о том, - сконфузился Шурка, - вернее, я не то хотел сказать". "Ты испугался..." - появилось на мониторе, и Шурка, прежде чем оправдаться, вежливо ждал вопросительного знака, пока до него не дошло, что никакой вопросительной интонации в этих двух словах не содержится. "Тебя интересует Альберт Белозерский?" Ответ был утвердительно лаконичен, хотя и не слишком решителен. "Зачем?" "Познакомиться". "Не знаешь, как пролезть через охрану?" "Знаю. Хочу, чтоб ты представил меня ему как своего человека". "Ах, вот как... Зачем он тебе понадобился? Вы родственники?" "Что это меняет?" "Пойми, я отвечаю за него головой". "Я отвечаю за него головой не в меньшей степени, именно поэтому прошу твоей помощи. В противном случае мне придется действовать самому..." "Понял, - остановил его Шурка, - это шантаж, поэтому выбора не остается. Теперь послушай мои условия: сейчас я в квартире один. До вечера никого не будет. Звонить в милицию тоже не собираюсь..." "Хорошо", - ответил "полтергейст", и шахматная доска вернулась на полную ширину экрана.
Шурка отпрянул от монитора. "Соображает быстрее, чем я печатаю", - подумал он, но вдруг представил себе, как какая-то нечистая сила уже устремилась к нему по всем проводам и, того гляди, материализуется прямо в комнате. Его заранее продуманный и взвешенный план вошел в фазу сплошного страха перед неизвестным, которого он никак не мог предусмотреть. Точнее, сделал все возможное, чтобы исключить его напрочь. Этот неожиданный провал чуть было не заставил его бежать из квартиры. В последний момент он, совладав с собой, ринулся на кухню, вытащил сигаретную заначку и сделал несколько попыток прикурить от зажигалки для газовой плиты, пока звонок в дверь молнией не прошелся по нервам. От этого разряда поджались внутренности, и Шурка, пытаясь засунуть сигарету обратно, поломал ее в мелкую крошку. - Давай, Шура, давай, - подталкивал он себя и, сделав глубокий вдох-выдох, повернул замок.
На пороге стоял человек выше среднего роста, совершенно не по сезону закутанный в шерстяное пальто и в шляпе, надвинутой на брови. "Полтергейст, воистину, - мелькнуло в голове у Шурки, - рожа загорелая, будто с юга приехал. А вырядился-то... Чего это я, дурак, перетрусил?" "Полтергейст", не вынимая рук из карманов, оглядел хозяина квартиры. - Бочаров Александр, - сказал он, - ты удивительно похож на свою мать. - Ты знаешь маму? - обалдел Шурка. - Мы вместе учились, - ответил гость, проходя в полутемную прихожую и затворяя плечом дверь. Шурка оценил юмор. Даже в таком полумраке гостю на вид никак нельзя было дать больше тридцати. - В институте, - уточнил гость, оглядываясь по сторонам, - и с отцом твоим, и с матерью Альберта. - Пардон, а... - Мне пятьдесят пять лет, - ответил он, и Шурка, вместо того чтобы возмутиться, почтительно попятился. Его фамильярное "ты" отныне отпало само собой, будто в прихожей стоял не вчерашний "полтергейст", а дядя... старый друг семьи, который на редкость хорошо сохранился. Может, от травяных ванн, может, от жестокой диеты - не Шуркино это дело. - Проходите, - произнес он подчеркнуто учтиво, но гостю, похоже, было наплевать на светский этикет. Он вошел в комнату, не снимая пальто и шляпы, поспешно и с удовольствием, будто боялся не получить приглашения дальше прихожей. "Взгляд еще может быть... - думал Шурка, следуя за ним, - даже на шестьдесят... Но все остальное - ни за что не поверю. Какая-то анатомическая дисгармония". - Да-да, именно в этой комнате, - вспомнил гость, - мы отмечали твое рождение. Здесь стоял стол. Вон там, в углу - только что купленная кроватка. Там она и осталась потом стоять. - Он повернулся к Шурке и улыбнулся с некоторой отцовской нежностью, будто перед ним не взрослый человек, а только что выбравшийся из кроватки младенец. Но эта улыбка выдала его с поличным. "Феликс", - стрельнуло в голове у Шурки. - У тебя была большая синяя коляска, по ней мы издалека узнавали маму с папой, если они выгуливали тебя в парке... - Вы Феликс? - робко спросил Шурка. - ...а здесь висела свадебная фотография и вся наша "банда" на пороге загса. Но обои уже не те. Свет не тот, наверно, оттого, что деревья под окнами выросли. Все уже не то. - Феликс, - настаивал Шурка, - это вы? Гость грустно опустил голову. - Приятно, что здесь меня помнят. - Нет! Невероятно. Вы тоже на этой фотографии? Не может быть! Я хорошо ее помню... Но Феликс ничего не ответил, а лишь поглядел на фрагмент обойных узоров так, будто фотография все еще висела на прежнем месте. - Сейчас, - Шурка вылетел из комнаты и кинулся к шкафу, где на самом дне, в нижнем чемодане, были добротно погребены старые семейные архивы. Когда он вернулся, задумчивый гость стоял в том же ностальгическом забытьи, перед той же стеной, в той же позе, не вынимая из карманов рук. - Вот, посмотрите, если не верите. Вас здесь нет. Всех остальных я знаю. Никто никогда не говорил о вас. - Да, - согласился Феликс, - я поверил бы тебе на слово. Но и тебе бы стоило поверить, а не приглашать меня сюда. Меня интересует только Альберт. - Вы его отец? - Нет. - Альба сказал однажды: "Когда-нибудь Феликс ко мне вернется". С ним часто так бывает: нафантазирует что-нибудь - так оно и случится. То есть я хочу сказать, что та услуга, о которой вы просите... я сделаю это бесплатно... Я не мог даже представить себе... - Хорошо, - остановил его Феликс, - скажи, почему вы психбольницу называете дачей? - Это не совсем то, - смутился Шурка, будто почувствовал за собой вину, то есть это очень хорошая больница. Они заплатили большие деньги... тетя Наташа с мужем. Она вышла замуж. Если хотите... - Я знаю их телефон, спасибо. Меня интересует Альберт. - Сейчас, - засуетился Шурка, - я переоденусь и поедем.
Гость присел на край дивана перед выцветшей фотокарточкой, и Шурка уже не рискнул его потревожить. Неважно, сколько пройдет времени. Час, день или несколько лет. Каким-то до сей поры неизвестным чутьем он вдруг понял, что время в этой комнате остановилось, как испорченные часы, мимо которых прошагала вечность, не оставив в памяти ни образов, ни воспоминаний. Он почему-то представил себя проснувшимся от летаргического сна накануне собственной смерти. Среди траурных лиц, приглашенных на грядущую панихиду, попытался узнать своих престарелых друзей, детей, которых только что укладывал в большие синие коляски. Теперь они привели с собой внуков, чтоб те единственный раз в жизни собственными глазами увидели чудо света, мимо которого со свистом проносится вечность, туда и обратно, как маятник часов, от которого не остается темного пятна на обоях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180